как это произошло, – попросил он.
Церера так и сделала. Рассказала ему про дупло в дереве и про старую усадьбу на территории «Фонарного дома», про говорящую библиотеку и разумный плющ. Рассказала ему про лицо, которое видела на чердаке, и про голос, который там слышала. Рассказала о «Книге потерянных вещей» и историях, которые, к своему собственному изумлению, сочиняла и записывала, – историях, которые могли быть связаны с этой самой книгой. Рассказала ему про Фебу и про то, как та затерялась неизвестно где. И наконец рассказала о Духе Данного Ручья, ведьмах и Калио – коварной и хищной Калио. Объяснения явно затянулись, да еще и не самые простые для восприятия, и ей было неловко взваливать все это на Лесника, но он ведь и сам об этом попросил.
– Я придерживаюсь мнения, – закончила Церера, – что у меня наверняка какое-то нервное расстройство, а вы – просто часть его. Простите великодушно, но, поскольку вы почти наверняка ненастоящий, для вас все это явно не так утомительно, как могло бы быть в противном случае. По каким-то причинам, которые я не могу сейчас себе даже отдаленно представить, этот роман, «Книга потерянных вещей», стал основой для фантастического мира, в котором я сейчас нахожусь. Но если я сумею найти выход отсюда – то есть ключ к этому своему нервному срыву, – то проснусь на удобной и чистой больничной койке, медсестра предложит мне чашечку чая и кусочек тоста, и все будет хорошо – или, по крайней мере, вернется в норму.
– Но почему ты пришла к выводу, что этот мир не настолько реален, как твой, – спросил Лесник, – если даже и не в большей степени?
– Этого не может быть. Этого просто не может быть.
Но, произнося эти слова, Церера вновь поймала себя на том, что хочет, чтобы что-то из сказанного ею соответствовало истине, в то же время втайне признавая, что, увы, дело совсем не в этом. Все здесь было слишком уж реальным: тошнота и ломота от яда, острая боль в руке от жала Калио, вкус супа, жар очага, запах звериных шкур и лампового масла и даже звук дыхания Лесника. Ни один ночной кошмар, ни один бред в результате психологического или эмоционального срыва не может быть настолько детальным. Или может?
Лесник смотрел на огонь, погрузившись в какие-то собственные мысли – или, как оказалось, в воспоминания.
– Итак, он написал книгу… – сказал Лесник огню. – Ну естественно, написал!
И Церера увидела у него на лице такую нежность…
– Дэвид, – произнесла она. – Вы говорите про Дэвида.
– Да.
– Потому что он был здесь. Вы – тот, кого он тут повстречал, – тот самый Лесник.
Церера почти сразу обо всем догадалась, но предпочла не высказывать это вслух, пока не узнает больше.
– Да, я повстречал его, – подтвердил Лесник. – И путешествовал с ним, но только не здесь – или, вернее, не совсем здесь.
– Вы говорите загадками, – сказала Церера. – Насколько я уже поняла, этот недостаток присущ многим созданиям из этого мира.
Лесник опять вернул все свое внимание к ней.
– Это не те земли, в которые попал Дэвид, – объяснил он, – равно как и этот дом – не тот же самый, в котором я улегся спать. Этот мир в чем-то схож, и, хотя кое-что, оставшееся от пребывания здесь Дэвида, – все, что происходило, пока он путешествовал по этим краям, – сохранится в нем, многое станет другим. Кое-что из того, что было известно, сменится теперь неизвестным, а некогда обыденное окажется чуждым и неизведанным.
– Почему? – спросила Церера.
– Из-за тебя. Если ты оказалась здесь, то лишь потому, что тебе это было суждено. Никто не попадает сюда случайно или по ошибке. Все здесь изменится в ожидании твоего появления и теперь, когда ты уже здесь, будет развиваться и дальше. Все, что ты собой представляешь, – твои страхи, твои надежды, то, что ты любишь, и то, что ненавидишь, – возымеет свое действие. Теперь это твоя история, и этот мир уже создает обстановку, в которой должен разворачиваться ее сюжет, – точно так же, как это некогда произошло и с Дэвидом.
Церере не понравилось, как все это выглядело. Она не была настолько уверена в своей психической стабильности – даже в лучшие времена, – чтобы надолго застрять в мире, обусловленном чем-то подобным.
– Он бесследно исчез, – сказала Церера. – Вы в курсе?
– Дэвид никуда не исчезал, – ответил Лесник. – Он вернулся – в это царство и ко всему, что он любил.
– Так написано в концовке, – сказала она. – В его книге.
– Это был исход, о котором он мечтал, и для него это стало реальностью. Это была его награда.
– За что?
– За то, что никогда не терял надежды.
– Значит, он здесь?
– Где-то, – ответил Лесник. – Но имей в виду, что это не единственная версия этого мира, поскольку есть и другие: миры над мирами, некоторые из которых отличаются друг от друга вплоть до последней детали, а некоторые – всего лишь одной. И все они соединяются между собой связующими пространствами – наподобие дверей.
– А может ли дерево быть таким связующим пространством?
– Когда оно захочет им быть, или когда ему ничего другого не остается. Не исключено, что старый дом Дэвида в вашем мире – тоже из таких.
Церера жадно впитывала в себя все услышанное – или же лишь пыталась, поскольку слова Лесника не особо-то укладывались в голове.
– Но я попала сюда не по своей воле, – заметила она. – Я пыталась спастись от плюща и лица в нем, и, убегая, вдруг перенеслась сюда.
– А я и не говорил, что это был твой собственный выбор, – возразил Лесник, – Только то, что тебе было суждено здесь оказаться – или же тебя сюда заманили.
– Заманили? Но чем?
Лесник подбросил в огонь еще одно полено. Откуда-то снаружи донесся вой, поразивший Цереру своей близостью.
– Всего лишь волки, – бросил Лесник.
– Всего лишь?
– Когда-то давным-давно встречались здесь твари и похуже волков.
– Ликантропы, – сказала Церера, имея в виду существ из книги Дэвида – полуволков-полулюдей, стремящихся править миром вместо человеческого рода.
– Их больше нет, но волки всё еще мечтают о них.
– А не может ли быть так, чтобы в каком-то из этих миров, о которых вы говорили, ликантропы добились своего? – спросила она.
– Если такой мир и существует, – ответил Лесник, – то у меня нет никакого желания посещать его.
«Или мир, в котором победил Скрюченный Человек, – подумала Церера. – Такого тоже лучше всего избегать».
– Вы говорили о том, как я здесь оказалась, – напомнила Церера, – и о приманках.
– Я могу лишь догадываться, но
