Дежурная медсестра сначала не хотела звать Винни к телефону, та уже получила выговор за пользование телефоном без разрешения. Но ему удалось убедить медсестру в том, что для пациентки очень важно переговорить с ним, и Винни, наконец, взяла трубку. Ей пришлось обернуть трубку полотенцем, чтобы не оставить на ней инфекции.
— Как дела, Винни? — приветливо спросил он. — Я узнал, что ты звонила мне.
— Мне страшно, — жалобно ответила она, и он мысленно представил себе, как дрожит ее нижняя губа.
— Страшно оттого, что можешь заболеть?
— Нет. Меня пугает гибель мира. Это произойдет сегодня. А меня выгнали из убежища. Меня и тетю Камму.
— Что говорит по этому поводу тетя Камма?
— Я не знаю. Она заперлась в своей комнате. Я пробовала поговорить с ней, но она не захотела. Она послала меня в Блоксберг… ко всем чертям!
— Дорогая Винни… Послушай меня! — сурово произнес Рикард. — Я не стану отрицать того, что ты находишься в опасности. Но эта опасность куда более реальная, чем отвратительная, самовлюбленная болтовня пастора! Сейчас десять вечера, Винни. Через два часа, по его словам, осуществятся его глупые пророчества о наступлении конца света. Забудь о них, это все сплошное вранье, от начала до конца!
— Но он же сам верит во все это! — всхлипнула она. — У него было видение!
— Чепуха! Возможно, ему что-то и приснилось, какой-нибудь ангел, возвестивший ему об этом. Но разве у тебя самой не было странных снов, которые потом не сбывались?
— Было.
Ее голос был таким жалким, что у Рикарда появилось желание немедленно поехать туда, прижать ее к себе и держать в своих объятиях до тех пор, пока не минует ночь Судного дня. Но у него не было на это права.
К своему удивлению он произнес это вслух.
— Ты хочешь этого? — спросила она с таким удивлением, словно на нее только что обрушилось небо. — Ты хочешь приехать сюда? И быть со мной? Спасибо тебе, это так мило с твоей стороны! Я даже не предполагала, что в мире существуют такие добрые люди! Ты так мил!
Рикард не знал толком, считать слово «милый» комплиментом или оскорблением. Ему куда больше хотелось бы, чтобы его считали надежным защитником. Но милым?… Это звучало как-то неприлично. И совершенно не мужественно.
— Хотя пастор тоже был добр ко мне, — добавила она, всхлипнув.
— Неужели? — скептически спросил Рикард.
— Да, он… Мне кажется, он был добр ко мне потому, что хотел видеть меня в числе своих прихожан. Он смотрел на меня, разговаривал со мной, в особенности, после того, как узнал, что я…
Ей трудно было говорить. Рикард слышал, как она высморкалась. Он уже рассказывал ей о завещании, и она спросила об этом Камму. Камма же с триумфом возопила, что Прунк интересовался не Винни, а ее деньгами.
— Что ты унаследовала все после смерти бабушки? — подсказал ей Рикард.
— Да. О, мне так трудно об этом говорить!
— Говорить о том, что он так поступил с тобой? Она несколько раз шумно вздохнула, чтобы успокоиться.
— Нет, — ответила она. — Но он был единственным человеком, кто когда-либо обращал на меня внимание.
— Ты была… влюблена в него?
— В пастора Прунка? Н-н-нет, — медленно ответила она. — Не была. Я была… подавлена им!
— Это ты хорошо сказала, Винни.
— В самом деле? — изумленно спросила она. — Тетя Камма постоянно твердит мне, что я не умею выражать свои мысли!
— Разве ты не поняла, что твоя тетя во всем старается унизить тебя?
— Теперь я это поняла, после того, как с ней так дурно поступил этот… этот…
— Ну, скажи, так будет легче!
— Этот зачерствевший сдобный пряник! — убежденно произнесла она.
— Браво! Хорошо сказано!
Голос ее снова стал подавленным, напоминая внезапно увядший цветок.
— Но Господь повернулся ко мне спиной…
— Поверь мне, это вовсе не Бог, — с теплотой в голосе произнес Рикард. — Если кто-то и повернулся к тебе спиной, так это Прунк.
Она снова высморкалась и шмыгнула носом. Ей понадобилось некоторое время, чтобы вытереть слезы. Наконец, она пропищала в трубку:
— Знаешь, мне не с кем было поговорить. И я ни с кем не смогла бы говорить так, как говорю сейчас с тобой.
Она попыталась засмеяться, но у нее это не получилось.
— А ведь я даже не знаю, как тебя зовут, — сказала она.
— Ах, прости, об этом я тоже не подумал! Меня зовут Рикард. Рикард Бринк. А если ты хочешь знать мое полное имя, то пожалуйста: Рикард Бринк из рода Людей Льда.
— Какое красивое имя! — с уважением произнесла она.
Он впервые слышал, чтобы его имя называли красивым. Обычно реагировали так: «Люди Льда? Как это странно звучит! Что это означает?»
Но Винни только сказала: «Какое красивое имя!» Он был тронут.
— Винни, — торопливо произнес он. — Я должен идти, потому что нам стало известно имя той женщины, которую ты встретила на пристани. И если мне попадется ее фотография, я приду в больницу — конечно, если это не будет слишком поздно вечером. Возможно, ты опознаешь ее.
Винни онемела. Рикард понял, что она из себя представляет: это была женщина, не привыкшая разговаривать с людьми и отвечать на вопросы. Одно дело, открыть перед кем-то душу по телефону, но совсем другое дело — оказаться лицом к лицу с человеком, которому только что доверился.
И тут Рикард вспомнил, как в детстве у него возникли подобные доверительные отношения с одним взрослым человеком. «Это останется между нами», — сказал ему тогда тот человек. Эти слова показались ему тогда обнадеживающими.
— Винни, — сказал он, — пусть наш разговор останется между нами. Я никого не стану посвящать в это. Так что тебе ни в коем случае не следует бояться меня! Иначе я бы очень огорчился. И встреча наша будет очень короткой — если я еще смогу найти фотографию. Идет?
— Идет… — прошептала она.
— Но только, если время будет не совсем позднее, — повторил он. — Тогда увидимся завтра. Спокойной ночи, Винни, не унывай!
— Спокойной ночи… — услышал он ее шепот. — Спасибо!
Вздохнув, Рикард некоторое время стоял еще возле телефона, положив трубку. Мысль о «загубленной душе» не давала ему покоя, и у него возникло желание сбить спесь с ее тети Каммы.
Они поехали в дом сестер Йохансен.
Обстановка оказалась именно такой, как он это себе представлял. Традиционная, немного старомодная мебель, лишенная стиля, с множеством пестрых покрывал и вышивок на стенах, на столах, на подушках. В доме ощущалось присутствие двух различных персон: осторожно-корректной и беспечно-жизнерадостной.
Тело Олавы уже унесли, ее смерть не представляла для Рикарда интереса в данный момент. Единственно, чего он желал, это найти след Агнес и собаки.
В комоде, стоящем в гостиной, он обнаружил фотографию обеих сестер вместе с их родителями. Это была, судя по виду, давнишняя фотография, но Рикард взял ее с собой. Поиски продолжались.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
