— Сейчас, — отозвался он.
Чугунки, одолевшие половину моста, двигались рывками, то и дело меняя направление и скорость движения. Один из них дымил, на другом красовалась цепь пробоин, но не похоже было, чтобы это их как-то беспокоило.
— На, получи… — прошипел я, пытаясь выцелить идущую впереди машину.— Вот сука!
Железная «сука» в последний момент вильнула, и очередь моя ушла мимо. Зато Колючему повезло больше — выпущенный из его «мегеры» заряд превратил морду самого шустрого биомеха в железный фарш. Два колеса лопнули, из искорёженного мотора полетели искры, и раптор замер.
— Минус один! — торжествующе воскликнул я, а беглый праведник помянул воинство архангелово.
Синдбад пронёсся мимо нас и занял новый рубеж в пятидесяти метрах позади.
Пока мы отступали, он ухитрился подбить ещё одного чугунка, и против нас осталось только двое. Но зато и мы были почти на Прибрежном проезде, и преследователям осталось преодолеть метров сто.
И тут железные охотники сменили тактику — оба одновременно прыгнули вперёд.
— В сторону! — завопил я начавшему отходить Синдбаду, а сам рванул из подсумка гранату.
Колючий шарахнул из картечницы, но промахнулся, а вот бритоголовый среагировал вовремя. Метнулся к обочине, и целившийся в него раптор с грохотом приземлился на пустое место. Попытался затормозить, и брошенная мной граната брякнулась ему прямиком на крышу.
На шоссе вырос плазменный шар.
Из него вылетел последний уцелевший чугунок, тёмно-вишневый, с рогами на капоте, и помчался на нас. Пришлось выпустить в него целую обойму, да ещё и самому отпрыгнуть, чтобы дымящаяся махина не размазала меня по асфальту.
Перезарядивший «мегеру» Колючий нажал на спусковой сенсор, и всё было кончено.
— Готов, — констатировал я. — Эх, будь мы в другой ситуации, я бы в них поковырялся.
Да, где те славные деньки, когда я мог спокойно разбирать подбитых биомехов в поисках «аккумуляторов»? Когда никто не охотился за мной, а я задействовал «Шторм» лишь против агрессивных чугунков?
Канули в Лету, и сейчас я тороплюсь, да и лишний груз, даже в виде артефактов, мне только помешает.
— Надо посмотреть, что с Синдбадом, — укоризненно произнёс Колючий. — Бог всё видит.
— Конечно. Пошли.
Соратника мы отыскали неподалёку от развороченной взрывом туши раптора, лежащего на земле лицом вниз. Граната сдетонировала слишком близко, и боевой костюм хоть и спас его от смерти, не смог уберечь от ожогов.
— Эй, приятель! — позвал я. — Ты как?
— Хре… хреново… — отозвался Синдбад. — Где там этот би… бионик?
— Ваш выход, маэстро, — я широко улыбнулся и сделал приглашающий жест.
В том, как именно работают бионики, я не разбирался, да никогда и не пробовал разобраться, знал только, что здесь принцип совсем иной, чем у мнемотехников. Но результат они давали, и результат хороший — хоть и не возвращали мёртвых, порой здорово помогали живым.
И ещё после сеанса бионика почти все импланты начинали работать лучше и сбоить реже.
— Всё в руке Господней, — сказал бывший единоверец Иеровоам, присаживаясь на корточки.
Одну руку он положил Синдбаду на затылок, прямо на шлем, а другую на спину, между лопатками. Несколько раз глубоко вздохнул и замер, застыл, точно вовсе прекратил дышать.
Я одним глазом следил за манипуляциями Колючего, а другим поглядывал по сторонам: Пятизонье есть Пятизонье, и неприятная ситуация тут может образоваться в считанные мгновения.
— Уф-ф, е-моё, — сказал Синдбад и сделал попытку подняться. — Спасибо, я прямо как новый.
— Это хорошо, — я облегчённо вздохнул. — Десять минут — перекур, а затем идём дальше.
Глава 9
Зона молчания
9 февраля
Около станции метро «Речной вокзал» нам пришлось некоторое время просидеть в развалинах, ожидая, пока мимо не пройдёт группа ботов. Нас направлявшиеся в сторону Химок железяки, к счастью, не заметили, хотя один из паукообразных монстров пробежал в десятке метров.
— Куда они, интересно? — спросил Колючий, когда арьергард из двух андроидов пропал из виду.
— Барьер штурмовать, — ответил я. — Двигаем, коллеги, нам ещё топать и топать.
— А ты знаешь, где он… где дубль сейчас? — спросил Синдбад.
— Примерно. Где-то в окрестностях Тимирязевского парка. — Вдаваться в подробности я не собирался, а уж о том, откуда у меня эта информация, и вовсе намеревался молчать, как партизан.
Чем дальше мы шли, тем больше разрушений встречали.
Если у «Речного вокзала» осталось много уцелевших зданий, то у «Водного стадиона», находившегося ближе к центру локации, они попадались реже, а большая часть строений лежала в руинах. Само Ленинградское шоссе было в общем проходимо, но двигаться прямо по нему рискнул бы лишь самоубийца, ибо проходимо оно было не только для людей, а и для чугунков.
А попасть под колёса носорога или под гусеницы бронезавра — то ещё удовольствие.
Поэтому мы перемещались по обочине, порой уклоняясь на квартал-другой к востоку. Обходили ловушки и немедленно укрывались, стоило моим имплантам заметить опасность.
У Выборгской улицы мы наткнулись на группу из пяти сталкеров — судя по всему, из лагеря, расположенного в бывшем торговом центре «Метрополис», что у «Войковской». В окрестностях самого лагеря, где шныряют шпионы Ордена, я появляться не хотел, и поэтому планировал выйти на Клары Цеткин, а дальше по Космодемьянских пробраться к парку сельхозакадемии.
Ну а там, как говорят военные, действовать по обстоятельствам.
Первую часть плана мы воплотили в жизнь без проблем — выстрелами отогнали преградившего дорогу одиночного раптора, обошли участок, где сохранившиеся фонарные столбы были облеплены «Виселицами», и вот она, улица, названная в честь немецкой революционерки.
Я собрался прокомментировать этот факт, как вдруг понял, что ничего не слышу. То есть вообще ничего — ни шороха ботинок по асфальту, ни шагов спутников, ни шума ветра.
Через мгновение стало ясно, что отказали и следящие импланты.
Сонар, радары, датчик биологических объектов и всё прочее показывали сплошную засветку.
— Вот лахудра! — возмутился я и не услышал собственного голоса.
Повернулся, увидел вытаращенные глаза Колючего, шевелящиеся губы откинувшего маску Синдбада. Попытался активировать М-фон, но из этого, к моему удивлению и даже ужасу, ничего не вышло!
А ведь эта штучка обеспечивает бесперебойную связь в набитых помехами локациях!
— Эй, назад!! — завопил я, надеясь силой голоса разорвать неестественную тишину, и красноречиво замахал рукой.
Меня не услышали, но поняли, и наш маленький отряд двинулся обратно.
Мы прошли тридцать метров, и звуки вернулись, так что я почти застонал от наслаждения, уловив шелест задёргавшейся «Виселицы».
— Что это такое?! — Глаза Колючего по-прежнему оставались выпученными. — Я такого никогда не встречал!
— Не ты один, — пробурчал я.
Чтобы называться «аномалией» в наших местах, явление должно быть на самом деле необычным, да ещё и заметным. И хотя в Пятизонье чудеса считаются нормой, время от времени всё равно возникают странные, ни на что не похожие феномены. Порой они существуют в единственном экземпляре, иногда проявляют себя на очень недолгое время, быстро исчезают и никогда не появляются снова.
Похоже, нам «повезло» встретить как раз такую штуковину: нечто вроде белого пятна, область, где умирают звуки, и не только они.
— Обойдём? — предложил Синдбад.
— Можно, если бы мы знали её границы, — сказал я. — Вдруг она тянется от метро до Большого Садового пруда?
— Тогда что, рискнём пройти напрямую?
— Рискнём, — я кивнул. — Идти придётся тесной группой, чтобы можно было дотянуться до соседа. И маски надо отстегнуть, чтобы, если чего, увидеть губы друг друга. Надеюсь, что оружие внутри этой зоны молчания работает, хотя это можно проверить…
Проверку мы откладывать не стали, и она показала, что ИПП тут стреляет так же хорошо, как и везде, разве что совершенно бесшумно. Я показал спутникам большой палец, мы нырнули в тишину, словно в воду, и у меня почти сразу начали болеть уши, а в голове засвербело.
Чем плохи импланты — к ним вскоре привыкаешь и без них начинаешь ощущать себя неполноценным. И вот сейчас я всё видел, но невозможность обратиться к радару или датчику движения создавала впечатление, что я ослеп. Это невероятным образом бесило, возникало желание снять невидимое ведро, которое кто-то нахлобучил мне на голову.
Неуютно чувствовали себя и Колючий с Синдбадом, они то и дело оглядывались, вздрагивали.
По Клары Цеткин мы прошли нормально, а вот когда выбрались на Космодемьянских, к глухоте добавилось ощущение, что воздух стал плотным и колючим. На краю зрения замелькали разноцветные вспышки, мне показалось, что через подошвы я уловил идущую по земле вибрацию.
