плецьми́,
Ишша ясны-ти оци — да тут косицями,
Ишша езык-от тенуть да тут теменём.
290. Тут пошли-де калики да во дорожецьку;
Овернулисе калики да тут в обратный путь,
Да Михайло Михайло(виць) сзади за има идёт.
Остановилисе калики да во единой крук,
Ишша копьиця во землю потыкали,
295. Ишша суноцьки на копьиця исповесили;
Да упеть же Михайла стали во землю́ копать,
Во землю-де копать да тут по поесу;
Тут веть стали Михайла судить своим судом:
Ретиво всё серьцё тенуть промежду плецьми́,
300. Ишша ясны-ти оци — да всё косицями,
Ишша язык-от тенуть да тут веть теменём.
Да тогды-де калики упеть отправились,
Отправились калики да по дорожецьки;
Овернулисе калики да тут в обратный путь,
305. Ишша тут жа Михайлушко наза́де ес<т>ь.
Остановилисе калики да перехожыя,
Остановилисе калики да во единой крук;
Ишша стали у Михайлушка Михайловиця,
Ишша стали у Михайлушка выспрашывать,
310. Ишша у Михайловиця выведывать:
«Ишша как тибе цяроцька ф суноцьку попаласе,
Ишша та жа цяроцька князя Владимера?
Да скажы-тко-се, Михайлушко, ты поведай нам!»
Ишша тут-же Михайлушко стал росказывать:
315. «Прыходила Настасьюшка-королевисьна,
Прыходила ко мне да в шестом цесу ноци,
Да будила миня да со постелюшки,
Да говорила Настасья да таково слово:
“Уш ты ой еси, Михайлушко ты Михайловиць!
320. Сотворы́м же мы́ с тобо́й да ту́т любофь!”
Да на то-де слово да я отве́тил же:
“Уш ты ой еси, Настасья-королевисьна!
Отойди от миня да ты веть дальше проць!”
Во девятом-то цесу да темной н(о)ценьки
325. Прыходила Настасья-королевисьна
Да будила миня да со постелюшки:
“Уш ты ой еси, Михайлушко ты Михайловиць!
Сотворым мы с тобой-де нерозрече́нную[93] любофь!”
На то де я да слово молвил же:
330. “Уш ты ой еси, Настасьюшка-королевисьна!
Отойди от миня да ты веть дальше проць!”
Да в двенатцятом цесу да темной ноценьки
Прыходила ко мне Настасья-королевисьна
Да буди́ла миня да со постелюшки:
335. “Уш ты ой еси, Михайлушко Михайловиць!
Сотворым мы с тобой да мы таку любофь,
Штобы нехто про нас не знал да не ведаёт!”
Тогды я скоцыл да с постелюшки,
Да со тою перынушки пуховую,
340. Да с того же зголовьиця косицятого;
Я скоцыл да на резвы ноги
И стал Настасьюшке росказывать:
“Уш ты ой еси, Настасья да королевисьня!
У нас веть кладёна заповеть великая,
345. Ишша заповеть великая, цежолая:
Ишша хто из нас, братцы, да заворуицьсе,
Ишша хто из нас, братцы, да заплутуицьсе,
Ишша хто из нас, братцы, да за блудом пойдёт; —
Ишша судить у нас тем жа своим судом:
350. Да копать его в матушку сыру́ <землю> по поесу,
Да тенуть тут ретиво серьцё промежду плецьми,
Да ясны-ти оци да всё косицями,
Ишша язык тут тенуть да теменём!..”
Да тогда ж Настасьюшка да королевисьна
355. Отошла она от миня да далече́шенько,
Да тогда же я уснул да во спокое же».
Да тогда жа калики да перехожыя,
Да тогда калики да переброжыя
Ишша вси копьиця потыкали,
360. Ишша суноцьки на копьиця повесили,
Ишша все едногласно слово промолвили:
«Все же сорок калик да виноватыя,
Да прости нашы думы да топерь грешныя!»
Ишша тогды калики да перехожыя
365. Ишша стали прошшацьсе да тут Михайлу:
«Ты прости же нас веть да тут, Михайло,
Да прости же нас, да мы виноваты перет тобой!»
Ишша тут же Михайло Михайловиць:
«Тут не я прошшаю, — простит Всевышной Бог!»
370. Тут собиралисе калики да во дорожецьку
Да пошли-де калики да по дорожецьки.
Доходили калики да до палынь-травы,
Доходили калики до Ёрда́н-реки;
Тут копьяця все да все потыкали,
375. Ишша суноцьки на копьиця исповесили,
Ишша платьицё с плець да скиновали всё,
Да на копьиця платьё да оповесили;
Тогды пошли в полынь-траву да окататисе,
379. Да во Ердане-реки да во купатисе.
Старопопова Степанида Петровна
Степанида Петровна Старопо́пова — крестьянка д. Карьеполя Совпольской вол., сухая, больная старуха около 60 лет. Она пропела мне три старины: 1) «Васька-пьяница и Кудреванко-Ку́рган царь», 2) «Сорок калик со каликою» и 3) «Первая поездка Ильи Муровича». Старинам она научилась у своего покойного отца Петра Ве́руського, который ходил на Кеды и был мастером петь их. Ея больной муж Максим Ив. Старопопов также знает старины, но петь по болезни не может. Желая заработать на пении старин, Степанида была готова петь их, но так как она подзабыла их, то предварительно припоминала их сама в течении дня-двух. При пении она пропустила в нескольких местах по несколько стихов, но вставила их после того, как я указал ей на то, что здесь чего-то недостаёт. Поёт она явственно. Она употребляет для заполнения места в стихе частицу «се».
222. Васька-пьяница и Кудреванко-Курган-царь
(См. напев № 6)
«Уш вы туры, вы туры да златорогия,
Златорогия туры да едношорсныя!»
Що настрецю — туриця да златорогая,
Ишша ту туриця — да родна матушка:
5. «Ишша где вы, туры, были да где, церны, были?» —
«Уш мы ноцью-де шли да красён Киёв-град,
Во полноць-де прошли да церькви Бо́жьия;
Що на тех жа церьквах Божьих да золоты кресты;
Що ис церькви выходила да красна девиця,
10. Она возростам[94] не мала да наубел-бела,
Наубел она бела да науру́с-руса,
На буйной главы выносила книгу да фсё Евангельску,
Да не книгу она цтёт, сама слезно плацёт!..» —
«Уш вы глупыя туры да неразумныя!
15. Ишша то-де девиця да Присвята́ Мати,
Присвята Мати Божья да Богородиця;
Ишша знат она нат городом незгодушку,
Да на тем-же стольнё Киёвым великую,
Да великую незгоду да кроволитиё!..»
20. Що со ту жа со востосьнюю
