стороночку
Подымаицьсе собака да Кудреванко-царь,
Кудреванко-де царь да Кудревановиць
Он со своим со сыном да он со Курыжа́ном,
Со любимыим зятелком со Коньшицьком;
25. Що под сыном силы — сорок тысицей,
А под зятём-то силы — дватцать тысицей,
Под самим вором-собакою — да цисла-смету нет.
Становилса на луга, луга на зеле́ныя,
Що на те жа на травы на шелковыя,
30. Що на те жа на пашни да княженецькия.
Он от духу, от духу да от тотарьского,
Он от пару-ту, пару да лошадиного
Потеряласе луна* да светлого месеца,
А помёркло тут красноё со́лнышко.
35. Закрыцял тут Курган[95] (так) своим голосом тотарьскиим:
«Уш вы ой еси, пановы-улановы!
Уш мы как будём да стольнё Киёф-город брать?»
А большой-от хороницьсе за сре́днёго,
А средней-от хороницьсе за меньшого,
40. Що от самого от малого ответу нет.
Выходил тут Панишшо плехатоё[96],
Кланицьсе до матушки до сырой земли:
«Уш ты ой еси, Курган-царь да Самородовиць!
Ты позволь-ко мне да слово вымолвить,
45. Слово вымолвить да рець спроговорить, —
Миня за слово не казнить, не ве́шати,
Ишша теменём езык вон не выте́гивать!»
Ишша ети ёму реци прылюбилисе:
«Говори що ты, Панишшо, да що тибе надобно!» —
50. «Ты поди, сеть на ремесьён* стол,
Пиши-тко-се ерлык — да скорописемьця,
Ты пошли ко князю скоры́х посло́в!»
Он пошол же веть да на римесён* стол,
Написал он ерлык — да скорописемьця,
55. Он веть послал ко князю скорых послоф.
Ишша шол скоры́ послы́ да не доро́гою,
Заходил не две́реми и не воро́тами,
Он скакал церес стены да городовыя.
Он зашол-де ко князю да ко Владимеру,
60. Он кладёт ерлык да на золоцён стол.
Он скорешенько Владимер стал роспецятывать,
Поскоре того ерлык да стал росматрывать,
Таковыя реци да выговарывал:
«Уш ты ой еси, да ты скоры послы!
65. Уш ты дай жа нам строку да на три го́дика!» —
Не даваёт он строку да на три годика.
Он веть просит строку да на три месеця, —
Не даваёт он строку да на три месиця.
Он веть просит строку да на три деницька, —
70. Он даваёт строку только на тры цясика
Молодым людям во городи покаицьсе,
Нам, старым людям, да прыцести́тисе.
Да Владимер-от по горёнки да похажыват,
Он веть белыма руками да фсё розмахиват,
75. Он злаченыма перснями да прынашшалкиват,
Таковы реци Владимер да выговарыват:
«Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад!
Мы подумам-ко думу не малую!..»
Отвецат ему Добрынюшка Микитиць млад:
80. «Уш ты ой еси, Владимер да стольнёкиефьской!
Собирай-ко-се да фсё почесьён пир
Що про многих про руських да про богатырей,
Що про тех жа полениц да про удалыих,
Ишша всё про купьцей, людей торговыих,
85. Про всех же про хресьянушок прожытосьных!»
Собирал тут Владимёр-от почесьён пир.
Он про многих про руських да про богатырей,
Да про тех полениц да про удалыих,
А про тех жа хресьянушок прожытосьных,
90. А про ту жа про сиро́ту да про убо́гую.
Все садились круг стола да круг окольнёго
Да за те жа да за есвы за сахарныя,
Да за вси жа за напитки да разнолисьния.
Да Владимёр-от по горёнки похажыват,
95. Он веть с ношки на ношку да переступыват,
Он серебреныма скобоцьками побрякиват,
Таковыя он реци да выговарыват:
«Уш вы сильния могуция богатыри!
Уш вы вси жа поленици да приудалыя!
100. Уш вы ой еси, купьци, люди торговыя!
Уш вы все жа хресьянушка прожытосьны!
А не вы́бйрйцьсе[97] хто из вас в полё съе́здити,
Курженецькая сила да пересметити,
Да на лис<т>, на бумажецьку переписати?»
105. А большой-от хороницьсе за средьнёго,
А средьной-от хороницьсе за меньшого,
А от самого от малого ответу нет.
И-за того жа стола и-за окольнёго
Выходил тут удалой да доброй молодець,
110. А по имени Добрынюшка Микитиць млад:
«Уш ты ой еси, Владимёр да стольнёкиефьской!
Ты позволь-ко-се мне да слово вымолвить,
Слово вымолвить да рець проговорыть!» —
«Говоры-ко-се, Добрынюшка, що те надобно!» —
115. «Ишша ес<т>ь у нас Дунаюшко Ивановиць,
У нас ноньце Дунаюшко в забытье прошо́л:
Он сидит-де Дунаюшко ф тёмных погрёбах
За трёма же за замками за железныма!..» —
«Ты поди-ко-се, Добрынюшка Микити(ць) млад;
120. Ты зови-ко-се Дунаюшка на почесьён пир,
На почесьён пир да хлеба-соли и́сь,
Хлеба-соли ись да вина с мёдом пить!»
Вот пошол тут Добрынюшка Микитиць млад
Ко тому-же ко погрёбу ко глубокому,
125. Що ко трём же замкам да ко жылёзныим;
Отопнул он замки эти железныя:
«Уш ты здрастуёш, Дунаюшко-крыстовой брат!
[А Дунаюшко цитат книгу Евандельску,
А цитаёт книгу да сам он слёзы льёт].
130. «Добро жаловать, Дунаюшко, на почесьён пир
Ко тому же-де ко князю ко Владимеру!»
А сицас тут Дунаюшко срежаицьсе,
Он во цветное платьё да одеваицьсе.
Вот прыходят ко князю да Владимеру.
135. Ишша князь-от Владимёр да выговарыват:
«Добро жаловать, Дунаюшко Ивановиць!
Ты садись-ко ко мне да за окольней стол
Хлеба-соли-де ись да вина с мёдом пить!
Не съездишь ли ты да во цисто полё?
140. Не пересметиш ли силу да Куржынецькую?..» —
«Уш ты ой еси, Владимёр да стольнёкиефьской!
Уш ес<т>ь у нас Васильюшка-горька пьяниця,
Он лёжыт серед кабака церьне́ного[98] (так),
Он кабацькою гунею да приокуталса!..»
145. Как заходит Дунаюшко Ивановиць,
А заходит ему да во церьне́н кабак,
Он веть стал Васильюшка розбужывать,
Он веть стал горьку пьяницю роскликивать:
«Уш ты стань-ко-се, Василей, да стань, Ивановиць:
150. Как зовёт тибя Владимёр да на поцесьён пир,
На поцесьён де пир да хлеба-соли ись,
