Надо подойти.
Глянуть.
Я уже почти решилась, когда Этна свистнула, предупреждая о госте.
— Доброго утра, — я повернулась, запахивая цветную шаль, подарок Гедре. Вывязанная из жесткой овечьей шерсти, крашенная в семь оттенков пурпурного, она гляделась необычно, возможно, местами уродливо, но была теплой.
И непродуваемой.
А местным ветрам пусть и далеко было до тех, оставшихся на Ольсе, но и они уже несли на крыльях своих осень. С осенью же не шутят.
— И вам доброго утра, — ответил дядюшка Юргис, переступая через гнилую коряжину. Вросшая в песок, та успела покрыться толстым слоем мха, но растопыренные ветви-пальцы по-прежнему гляделись грозно. — Гуляете?
— Люблю свободу.
— Кто ж ее не любит…
Он сменил мундир на светлый свитер свободной вязки, который, впрочем, не смотрелся чуждо. На Ольсе мужчины носят похожие, правда, отнюдь не кашемировые, да и узоры вывязывают осмысленные. А здесь… пара рун, сплетшихся вместе, но друг друга гасящих.
Все-таки у классического образования есть свои недостатки.
— Мне показалось, вам одиноко, — его голос звучал низко, а я вновь ощутила, как быстро, пожалуй, чересчур уж быстро застучало мое нелепое сердце.
С сердцем всегда так.
Нельзя ему доверять.
— Показалось, — я стиснула хвост шали. — Я привыкла к одиночеству.
— Молодые красивые девушки не должны быть одиноки.
Он сделал шаг ко мне.
Ботинки вот тоже рыбацкие, из плотной шкуры, залитой смолой. Смотрятся довольно массивными, но зато удобны, особенно для таких вот песчаных берегов.
— Почему?
— Это противно их природе.
— Вижу, вы много знаете о природе молодых красивых девушек, — сказала я, разглядывая гостя. Вот интересно, когда он меня заметил?
Еще в доме?
Я вышла через боковую дверь, которой пользовались слуги, и тропинку эту выбрала именно за ее неприметность.
От него пахло… туалетной водой.
Хороший запах. Вполне себе гармоничный, в нем сплелись лемонграсс и еще черный перец, придающий остроты. Капля ветивера, который сам по себе шепчет о близости осени. Мускус. Сандал…
Губы, коснувшиеся моих пальцев.
Когда только успел подойти? Горячие, слегка шершавые…
— Ваши руки… — он уже шепчет, заставляя прислушиваться к словам. И пытается поймать взгляд. — Они такие… настоящие…
— Ага, — я высвободила пальцы и демонстративно вытерла их о юбку. Все равно в стирку отдавать. — Извините. Не люблю, когда слюнявят…
А вот и злость.
Искра в серых глазах вспыхнула и погасла.
— Простите…
И снова этот шепот, от которого по телу разливается непонятная истома. И только коготки Этны, впивающиеся в ногу, заставляют собраться. Интересное у него колечко, однако.
— Прощу, — согласилась я, присаживаясь на ту самую корягу. Бежать не имело смысла, да и выглядело бы это по меньшей мере нелепо. Как же, благородный эйт завел беседу, а бестолковая дикарка неверно истолковала его намерения, приняла обыкновенную вежливость за нечто большее.
Интересно, он и вправду собирался меня соблазнить?
Если и да, то для чего? Или просто силы пробовал?
— Я вас смутил…
— Не дождетесь. Знаете, там, где я жила, многие пользовались рунами. Конечно, сейчас рунная магия считается пережитком прошлого, — я поправила съехавший чулок, и Юргис отвернулся. Какая милая вежливость. — Но мы с вами знаем, что при некоторой толике знаний и… скажем так, воображения, рунная магия способна творить чудеса.
И главное, смотреть на море, а не в глаза.
Менталист?
Если и так, то слабенький, но…
— Удивительно, правда? — Он подошел и положил руку на плечо, хорошо хоть сразу целоваться не полез. Я попыталась представить себе этот поцелуй и содрогнулась: кажется, я совсем отвыкла от мужчин.
Или меня просто этот конкретный раздражал?
— А то… берем металл… полагаю, платина, на ней контуры формируются хорошо, да и энергоемкость по сравнению с тем же серебром на порядок выше, впрочем, рунам достаточно и малости. Их задача — преобразовывать собственный поток носителя. Лунное железо… алюминий. Количества небольшие, чтобы усилить исходные свойства платины, но не допустить смешения. На внутреннем кольце… что за руна? Позволите взглянуть?
Руки убрались.
Это он правильно, это он благоразумие проявил, что весьма даже похвально.
— К слову, новодел или родовое?
— От прабабушки досталось…
— Редкостной, полагаю, красавицей была?
— Слыла, — Юргис отступил и скрестил руки на груди. — В свое время едва не стала королевой, но вынуждена была покинуть двор. Поспешное замужество. Ссылка… родные от нее поспешили откреститься.
— Несправедливо.
— Жизнь в принципе несправедлива, — Юргис поднял плоский камушек и, примерившись, запустил его по морю. Я тоже так в детстве любила, правда, моих сил хватало на два подскока от силы, потом камни уходили в воду. А у него ловко получилось. — Она меня вырастила. К сожалению, ее единственный сын погиб в весьма юном возрасте, а мой отец… полагал, что жизнь дана для удовольствия.
Второй камешек заскакал вслед за первым.
— А вы…
— А мне достался остров, на котором две чайки с трудом разминутся, полуразвалившийся замок и отцовские долги.
— Сочувствую, — почти искренне сказала я.
— Не стоит. Я почти уже расплатился… мои подруги проявляют неслыханную щедрость.
Он покосился, но я лишь пожала плечами: каждый живет как умеет, и не мне его осуждать.
— А еще порой… от них поступают странные просьбы.
— К примеру, соблазнить одну провинциалку?
— Вроде того…
— Зачем?
Кстати, и вправду интересный вопрос. Если бы я думала, что роман с кем-то поможет получить развод, давно бы обзавелась любовником, может, и не одним даже.
— Не знаю, — он подал руку, и я приняла ее. — Но Ирма очень зла. Я бы не советовал вам испытывать ее терпение. Рунная магия — не самая лучшая защита…
Просто пользоваться уметь надо.
Возвращались мы вместе. Юргис, оставив — или отложив на время? — идею меня соблазнить, просто рассказывал. Об острове, что этом, что родном. О море. И чайках.
О столице, в которой бывал частенько. Он оказался на редкость интересным собеседником, и я даже получила от этой прогулки удовольствие, которое, впрочем, испарилось, стоило увидеть Мара.
Мой законный супруг ждал нас на пороге дома.
Стоял, ноги расставив.
Руки скрестил.
Вид мрачный, ничего хорошего не предвещающий. И главное, почти поверила, что он ревнует. Юргис вот поверил точно, фыркнул, ручку мою поцеловал на прощанье и взглядом одарил многообещающим. Была бы дровами, вспыхнула бы.
А так…
— Где ты бродишь? — процедил Мар сквозь зубы.
— Гуляю.
— С ним?
— Почему бы и нет? — Я склонила голову, разглядывая взъерошенного супруга.
А ведь ночь не спал, вон, глаза запали, морщины проявились. И злится он не столько на меня, сколько просто… бессонница, усталость, а тут еще и я с Юргисом.
— Мне не нравится, что ты…
— Мар, — я взяла почти бывшего мужа под руку. — Успокойся. И вспомни, сколько нам до развода осталось?
Он лишь зубами заскрипел. И зря. Зубы, между прочим, беречь надо.
— Он… редкостное ничтожество. Живет за счет женщин.
— Знаю.
— Откуда?
— Он сам сказал, — я поправила мятый воротничок Маровой рубашки. — И еще пользуется родовым перстнем, который усиливает очарование. Предупреждая, скажу, это не приворот.
Где-то рядом, близко и почти на грани, но ведь не приворот? Жертву не лишают силы воли. Просто кто виноват, что этой силы оказывается недостаточно, чтобы устоять перед искушением? А прабабку жаль… не стоило замахиваться на добычу, которая не по силам.
— Это мерзко.
— А лгать о любви, чтобы получить патенты, не мерзко?
На щеках Мара проступили красные пятна.
— Ты…
— Успокойся уже. И что там с мостом?
— Ничего, — как ни странно, но он действительно успокоился, разом взяв себя в руки. — Следов воздействия не обнаружено…
