Самыми простыми и праведными считались погромные походы по квартирам, брошенным убегавшими от наступления страшных Иванов жителей города. С весёлой удалью ломали вполне добротную мебель, разбивали посуду, вспарывали подушки, рвали одеяла. Мстили, одним словом.
Однажды наткнулся на такую сцену: малышня где-то раздобыла хрустальные фужеры на высоких ножках. И что? Потащили домой? Начали играть ими? Ничего подобного. Построили фужеры в сверкающий ряд, и устроили прицельное битьё камнями, соревнуясь, кто точнее. Мы, подростки, уже понимающие, что превращать хрусталь в мишень глупо, пробовали объяснить этим воителям, что фужеры лучше отнести домой. А они нам с важностью разъяснили:
– Кто же будет пить из этой посуды, если ею пользовались фашисты?!
Парочку фужеров мне удалось спасти, они несколько лет украшали наше застолье.
Но были и более изощрённые методы мщения немцам, под немеркнущим лозунгом «За Родину! За Сталина!». Помнится, меня зазывали в набег на школу, где учились только немецкие ребята, чтобы «разобраться там с фрицами». Не пошёл. Участники того похода со смехом рассказывали, мол, фрицы так струсили, что не оказывали никакого сопротивления, только плакали. Понятное дело, дети покорённой Германии и не могли дать должный отпор нашим драчунам, они вели себя подобно родителям, покорившимся участи завоёванного народа. Тому свидетельством тот факт, что в Калининграде не было зафиксировано ни одного преступления, совершённого гражданами бывшего Кёнигсберга.
Набеги наших оболтусов на немецкую школу стали регулярными, думаю, подобное происходило повсеместно, по всему городу. Но её учащиеся с разбитыми носами сопротивления не оказывали, не жаловались их родители, не били тревогу преподаватели и руководители немецкой школы. Наверное, все они не напрасно предполагали: ни понимания, ни сочувствия у нынешних властей не встретят. Наоборот, им могут напомнить о преступлениях, совершенных их братьями и отцами – гитлеровскими оккупантами – на территории СССР. Дескать, чего же вы хотите, долг платежом красен!
Искоренение неуловимого, но стойкого прусского духа перекинулось из сферы культуры и образования, с кладбищ и школ, на городское хозяйство и другие сферы. Под эгиду пруссачества подпадали совершенно неожиданные вещи. Ну, чем, скажите, не потрафили калининградской администрации многочисленные пруды, разбросанные по всей городской территории? Пруды эти живописно украшали город, не давали бесчинствовать пылевым бурям, характерным для Прибалтики, смягчали климат. Они были сообщающимися и проточными. Однако кое- где механизмы, перекачивающие при необходимости определённые объёмы воды, разрушили артналёты и бомбардировки, а технической документации обнаружить в захваченных городских архивах, вроде бы, не удалось. Если бы горело желание разобраться в возникшей проблеме, поискали бы документацию в других местах (может быть, её вывезли в Германию) или привлекли к делу опытных специалистов по прудовому хозяйству, мелиорации. Увы, очевидно, не было такого желания. Когда, лишённые проточной свежей воды, пруды стали зарастать ряской и цвести, их попросту принялись, один за другим, засыпать землёй. На их месте появились клумбы, которые сначала засеяли травкой и даже кое-где высадили цветы, но потом забросили, по причине нехватки рук.
По той же причине в Калининграде покончили с зелёными заборами из кустарников, которые тянулись на десятки километров вдоль улиц. Эта прусская традиция требовала содержать целый штат зеленщиков, ведь такие заборы надо было поливать, удобрять, подстригать, бороться с их болезнями и вредителями. Ликвидировали эту красу и гордость Кёнигсберга, и, вместо кустарников, понаставили металлических столбиков с железной сеткой. Не знаю, какой краской их окрашивали, но перед высокой влажностью она спасовала, и заборы перекрашивали ежегодно.
Затем взялись выправлять ошибки и недочёты прежних архитекторов и градостроителей. Немецкая штукатурка, коей было покрыто большинство зданий Кёнигсберга, выглядела внушительно и надёжно, хотя придавала городу в пасмурный день мрачноватый серый вид. Зато под солнечными лучами эта штукатурка, замешенная на основе морского крупнозернистого песка, сверкала, будто усыпанная драгоценными камушками, пускала весёлые зайчики. Однако ясно было, что на такую штукатурку, почти в два пальца толщиной, уходит слишком много материала. Поправили немцев, строители и ремонтники получили команду штукатурить реставрированные и вновь возводимые здания нашенской обычной штукатуркой под покраску. В результате дома с прежним песочным покрытием не требовали никакого ремонта, даже разрушенные войной празднично блистали под солнцем кварцевыми вкраплениями. А наша привычная отечественная штукатурка, всё под тем же воздействием атмосферных осадков, к весне безбожно облезала, крошилась и нуждалась в починке и покраске.
Те же проблемы возникли после «штопальных» действий дорожных рабочих. Они латали выбоины, образованные на полотне минами и снарядами. Разумеется, лёгким асфальтом. Так каждый год приходилось обновлять упорно трескающиеся заплатки. Основное же полотно в реставрации не нуждалось, оно было положено немцами на века.
В администрации Калининграда обратили внимания на один дорожный парадокс. В середине главной магистрали города – тогда он звался Сталинградским проспектом, ныне проспект Мира – дорога вдруг извивается объездным полукольцом. Чего тут понадобилось объезжать немецким устроителям дорог – Бог его знает! Этот странный отрезок расположен между Центральным парком, зелёным языком дотянувшимся сюда, и Зоопарком. До этого заколдованного места широкая и прямая, как стрела, автострада, позволяет с обеих сторон держать хорошую скорость, и вдруг – игривая загогулина. Стоп, машина! Вернее, тормози шофёр!
В истории нам знаком такой дорожный нонсенс: царь-батюшка, гласит легенда, положил на карту линейку, соединив ею Санкт-Петербург и Москву, и прочертил линию будущей железной дороги между ними. Один царский палец чуть выступил за линейку, карандаш зафиксировал этот изгиб. Так и построили ж.д. по высочайшему чертежу с некоторой округлостью возле Бологого.
Власть калининградская не стала думать и гадать, что заставило немцев сделать подобный кругляш, а решила побольшевистки круто: спрямить магистраль, чтобы транспорту впредь не приходилось притормаживать на подъезде к Зоосаду. В Главном архитектурно-строительном управлении облисполкома задумались заодно и над исправлением и другой нелепости. Всё там же, над злополучной загогулиной высился дом, похожий на утюг, портящий своей архитектурой общий вид. Надо бы и его перестроить.
В это время Калининград посетила делегация немцев из ГДР. В ходе знакомства гостям рассказали и о градостроительных планах, в том числе и о ликвидации «загогулины». Один из них разволновался, даже схватился за голову:
– Бог мой, это ни в коем случае нельзя делать!
Он объяснил: Центральная магистраль существовала давно, а так как в Кёнигсберге постоянно дуют мощные ветры, то в прошлом случалось, что конные экипажи вихрем забрасывало на крыши домов. Вот и придумали мудрые предки построить извив дороги, чтобы этот островок с деревьями противостоял ветрам. Для того же был возведен тупорылый дом, который стал служить своеобразным ветрорезом. Если советские товарищи спрямят проспект, то получат готовую аэродинамическую трубу, со всеми вытекающими последствиями, вплоть до взлётов автомобилей на крыши домов, стоящих по обочинам.
Не удержались наши специалисты по возведению дамб от изложения планов починки разрушенных бомбежками при штурме Кёнигсберга дамб, оберегающих город от морской стихии. Мол, мы изучили критическую высоту приливов за долгое время, и пришли к выводу, что прежние дамбостроители возводили эти защитные сооружения неоправданно высокими, и тратили слишком много материала.
Немцы вновь заволновались, ибо среди них были специалисты и по этой проблеме. Они пояснили, что в старинных летописях имеется указание на прилив моря необычайной высоты. Ориентируясь на этот источник и строилась дамбовая стена.
– Рисковать в таком деле опасно. Экономия может обернуться большой бедой, – заключили гости.
Принимающая сторона не стала хорохориться и защищать честь мундира. Рекомендации немецких друзей были приняты к исполнению, словно указания поступили из нашего центра. А через пару лет волнение Балтийского моря привело к гибели десятков наших судов. Ветры были шквальные. Дамба, на восстановление которой по совету гостей из ГДР не пожалели средств, удержала напор волн, приблизившихся к высоте, взятой ими несколько веков назад. Автомашины на крыши не взлетели.
