не по камням ступает, а по неровной болотистой почве.
Йон натянуто улыбнулся и опустился на скамью.
Облегченно выдохнул:
— Как же я рад видеть вас. — Он внимательно оглядел присутствующих, нахмурился. — А где Никадо?
— Нет его теперь, — ответил за всех Валари. — Я расскажу…
Йон слушал, молчал, иногда кивал, опуская тяжелые веки с густыми ресницами. Он все понимал, потому что там, в подвале, успел увидеть и осознать то, чего другие еще не осознали.
Когда Валари завершил рассказ, Йон произнес:
— Я буду следующим.
— Нет! С чего бы? — мотнул головой Дарэ. — Ты свое испытание выдержал. Потрепанный, но живой вернулся…
— Тебе Скайскиф чего-то наговорил? — настороженно предположил Валари.
— Ну, его! Не верь! — выпалил Дарэ. — Тебя почти месяц держали в катакомбах. Думаю, ты искупил свою… вину…
— Дело не в вине, — тихо ответил Йон. Его голос прозвучал так безжизненно и жутко, что все товарищи разом притихли. — Дело в непокорности. Йоремуне ждет, что мы будем послушными. Это главное условие. Я раньше думал, что важна лишь наша кровь, но это не так. Хати-Йоремуне нужны не просто полукровки. Ему нужны смиренные и покладистые слуги. Верные псы…
— Да уж, — выдохнул Валари, прокручивая услышанное в голове и не понимая, что делать теперь с этим Йоновым откровением.
Ответ вертелся на языке, но никак не давался.
Йон тяжело поднялся из-за стола. Подволакивая правую ногу, добрел до окна, лег отощавшей грудью на подоконник и задумчиво уставился вниз. Валари, ничего не говоря, встал рядом.
Внизу, на отороченной валунами и можжевельником поляне, в одиночестве развлекался Алкир.
Он подкидывал в воздух зеленое яблоко и дурашливо ловил его клыкастым ртом. Заметив, что полукровки наблюдают за ним, хенке смутился, обронил яблоко себе под ноги и, сделав вид, что ничего особенного не произошло, гордо направился вглубь можжевеловой аллеи.
Валари подумал в тот момент, что Алкир, должно быть, довольно юн — их ровесник, скорее всего. Самый молодой хенке в своре Хати-Йоремуне. Видимо поэтому он и относится к полукровкам почти как к равным.
Жаль, что не он самый главный.
С ним бы было проще, чем со Скайскифом, Клайфом или Офу.
Гораздо проще.
***
Йон все верно предположил — расправы не отменить.
Это случилось утром, сразу после завтрака, когда Пустошь за окнами цитадели утонула в песнях стрижей и жаворонков.
Скайскиф собрал полукровок во дворе, построил кругом. В центре был Йон. Он стоял, преклонив одно колено, как воин, что готовится к посвящению в рыцари.
Пахло вереском. За краем живого кольца высилась куча увесистых камней, натасканная ночью слугами.
— Ну? Доброе утро, что ли? — Клыки хенке тускло сверкнули в лучах бледного солнца. — Чего стоите, как истуканы, такие безрадостные? — Он резко толкнул в грудь Уилтера. Тот еще не оправился от ран, поэтому зашипел болезненно. — Не скулить, щенки! Провинились, так извольте отвечать за проступки. — Скайскиф высокомерно плюнул в сторону затравленного Йона, после чего выхватил из притихшей толпы Валари и за загривок втащил в круг оцепеневших товарищей. — Ты их вожак. Значит, и приказ своим верным ублюдкам будешь отдавать ты. — Палец хенке, облитый глянцевой кожей перчатки, уткнулся в каменную кучу. — Возьми камень и брось его первым. Давай!
Валари стоял неподвижно, казалось, даже не дышал. Его глаза, ставшие вмиг пустыми и мутными, прятали в дымке отрешенности яростную суматоху мыслей. Что делать? Как поступить?
Губы сами собой двинулись, прежде чем скривиться в оскале.
— Не буду.
Упрямство ученика взбесило Скайскфа. Он медленно снял перчатку, пошевелил пальцами, демонстрируя присутствующим острые когти, после чего замахнулся и ударил наотмашь. Валари не успел отследить — почувствовал, как ожгло спину, и с загривка потекло в рукава…
— Брось. Свой. Камень! — громом грянуло над головой.
— Не буду…
Хенке в бешенстве взвыл, снова схватил полукровку за шкирку и тряхнул изо всей силы. Приблизив к лицу Валари оскаленную пасть, прорычал:
— Не смей перечить мне, своему учителю!
— Ты учитель мне, но не хозяин, — донеслось в ответ. — Я не стану бросать камни в своего друга.
— Станешь, — шипел Скайскиф. — Еще как станешь. Все вы станете, если я вам прикажу. А будете упрямиться, начну наказывать по одному. Будет очень больно, обещаю. Может, вы думаете, что господину Йоремуне вы особенно дороги? Ошибаетесь! Незаменимых среди вас нет. Поэтому вам еще придется побороться за честь находиться здесь. Уверен, что у вас ничего не выйдет с таким-то настроем. Вас всех заменят на новых — получше!
Глаза хенке светились алыми огнями, белки выкатились, изошли сетью кровавых прожилок. Полукровки и прежде видели Скайскифа раздраженным, но таким свирепым — еще ни разу.
— Валари, не зли его… — робко донеслось из толпы. — Иначе все пострадаем…
— Не пострадаем. Я обещаю, — тихо, но отчетливо произнес вожак стаи.
— Что ты там вякнул, щенок? — взревел разъяренный до безумия Скайскиф.
— Я согласен бросить свой камень первым, — прозвучал неожиданный ответ. — Я сделаю, как ты просишь.
— Я не прошу, я приказываю! — Хенке довольно потер руки, но поймав взгляд ученика, морозный и бесстрастный, невольно отступил к краю круга. — Ну, кидай же! Давай, глупый пес!
И первый камень полетел.
Йон сжался в центре кольца товарищей по несчастью, зажмурился, готовясь принять всю боль, что ему отмеряна, но рокового удара не последовало. Вместо этого капли чего-то теплого — чужой крови, по всей видимости, — брызнули ему на щеку, после чего раздался оглушительный вой Скайскифа.
Йон приоткрыл один глаз.
Перед ним, мрачный и жуткий, стоял Валари. Его глаза пылали холодным светом, кулаки были сжаты, а на губах блуждала пугающая и в то же время обнадеживающая улыбка.
— Что не так, Скайскиф? Ты велел бросить камень, и я бросил.
— Ты… ты… — только и смог просипеть в ответ пораженный хенке. Из его рассеченного надбровья текла, капая под ноги, темная кровь. — Как ты…
— Я же доходчиво сказал, что не стану закидывать камнями своего друга, что тебе было не ясно? Ты хорошо меня знаешь, давно ведь бок о бок живем. Мог предугадать, чем все закончится, и вовремя остановить все это.
Вожак полукровок поднял руку, потом, не дав хенке опомниться, резко опустил ее вниз.
И остальные камни полетели.
Глава 21. Двуликий
«Моя прапрабабушка была волшебницей, но занималась белой магией…
Но я никогда не буду заниматься грёбаной белой магией!»
(С) Дэд
Каждый день Лили встречала с надеждой под любым предлогом улизнуть от лишнего внимания, но учитель Мун чуял неблагие намерения, как сторожевой пес.
Мать тоже взялась блюсти свое чадо пуще прежнего. Ни одного неверного шага, ни одного лишнего взгляда
