— Какова ситуация с четыреста пятьдесят четвертым?
— Проведена воспитательная работа и тестирование ошейника, — мгновенно отчеканил Брайсон. — В максимально жесткой форме. Рецидивов быть не должно, сэр.
Полковник лишь кивнул, иного он и не ожидал.
— Что можете сказать о его подготовке?
— Физическая и профессиональная подготовка — высокого уровня, — это Брайсон признал с некой неохотой, как показалось полковнику. — Психологическая подготовка требует серьезной доработки.
— Вот как? — с интересом произнес О'Коннелл. — Изложите подробнее, в чем вы заметили недоработки?
— Четыреста пятьдесят четвертый — очень хитрый раб и умелый притворщик, — охотно начал Брайсон. — Он понимает, каких реакций от него ждут и умеет их изобразить. Он может прикидываться покорным, но на самом деле до конца он не сломлен. Он затаивается, притворяется в надежде, что его оставят в покое. Подлинной покорности в нем нет. Я полагаю, что его недоломали. Если вы дадите согласие, это можно исправить.
Полковник взвесил услышанное. Если бы речь шла о невольнике с другими условиями контракта, то, конечно, рекомендации Брайсона незамедлительно были бы исполнены. В НРЦ находилось несколько сотен рабов, приписанных разным родам войск. Многие из них не имели никакого шанса дожить до окончания срока службы. Кого-то уже никогда не могли передать в частные руки и им была обеспечена долгая "карьера" в стенах режимных учреждений. Силовиков это, впрочем, не касалось. Они как раз приносили хороший доход в казну уже после службы, если только сохраняли товарный вид.
Рабов, выживших после военных контрактов и не получивших грифа секретности, с радостью покупали охранные фирмы, наемники, охотники за головами и состоятельные частные лица. Однако в данном случае в конце контракта раба ждала манумиссия, и ломать человека, которого все равно отпустят, смысла не было. Не из соображений гуманности, а исходя из рационального использования ресурсов. Ломка раба требовала времени и дополнительных усилий от персонала и временно ограничивала использование боевой единицы по прямому назначению. До сих пор жалоб со стороны подразделения, к которому был приписан раб, не поступало, что тоже ставило под вопрос целесообразность подобных действий.
— Я подумаю над этим, — дал пространный ответ полковник. — Пока что придерживайтесь прежней программы.
— Сэр, позвольте напомнить, что я рекомендовал продлить срок службы в качестве штрафных мер, — настойчиво проговорил Брайсон. — С этим рабом опасно оставлять такие выходки без последствий.
— Я думал, вы сказали, что провели с ним необходимую работу, — нахмурился полковник.
— Так точно, сэр, но…
— Если вы знаете свое дело, а вы его знаете, Брайсон, то я уверен, урок он усвоил, — оборвал возражения О'Коннелл.
Полковник раздумывал над тем, чтобы накинуть срок четыреста пятьдесят четвертому, причем ему не лень было бы созвать соответствующую комиссию и запустить бюрократическую волокиту, с этим связанную. Остановило его только имя в провенансе. Продление срока службы считалось изменением условий контракта, а значит, об этом уведомлялась вторая сторона, — в данном случае некто капитан Разведуправления Кора Хименес. Пирс О'Коннелл серьезно сомневался, что эта персона воспримет подобные известия как должное. Ссориться за стоявшим за ней Конгрессменом не хотелось.
Пока что все, что касалось формального назначения штрафных санкций для данного раба, полковник О'Коннелл положил под сукно. Он никогда не построил бы карьеры, если бы ссорился с теми, кто сильнее него. Тот же Брайсон наплевал бы на все и пошел бы напролом, но именно поэтому Брайсон был куратором и старшим сержантом, а О'Коннелл полковником и комендантом НРЦ. И Брайсон, в отличие от своего начальника, имел ограниченный доступ к личным делам, а значит, понятия не имел, кто оказал высокое покровительство рабу. Карьерное чутье подсказало О'Коннеллу не спешить и не мутить воду, где плавают испанские акулы.
— Вы можете быть свободны, Брайсон. Охрана пусть ждет, когда я закончу с четыреста пятьдесят четвертым. Прикажите ему войти.
Четыреста пятьдесят четвертый в жизни не производил впечатление "модельного мальчика". Рослый, мощный, с хорошей, правильно развитой мускулатурой и тигриными движениями, — это явно был опытный боец, а не красивый аксессуар. Просто с мордой повезло, а так — типичный цепной убийца.
Сам полковник всю жизнь обладал скромной внешностью — невысокий, жилистый, теперь уже совсем седой, с простым, ничем не примечательным вытянутым лицом с голубыми, чуть выцветшими от возраста глазами, тонкогубым ртом и острым носом. С возрастом и обретением некой власти он смирился с тем фактом, что он далеко не красавец, но сейчас, в присутствии действительно красивого и привлекательного человека, отголоски прежних комплексов дали о себе знать.
Придраться было не к чему: ботинки были идеально начищены, форма сидела безупречно, стойку он принял с механической четкостью, и даже пустой, чуть расфокусированный взгляд устремил вперед, куда-то вдаль, ни разу не взглянув на полковника или на обстановку в кабинете, как и полагалось. При этом О'Коннелл не сомневался, этот хмырь уже успел каким-то образом осмотреться и подметить массу деталей. Если раб и маскировался, то пока что делал это очень хорошо.
Молчание затянулось. Полковник изучал раба, а тот, понятное дело, не смел заговорить первым. То, что не было повода начать разговор с какого-нибудь обоснованного выговора, полковника несколько раздражало, он с досадой подумал, что раб выслуживается после взбучки. Конечно, реального повода и не требовалось, рабу можно намылить холку просто потому, что начальству так захотелось, но было бы лучше, если б было за что зацепиться.
— Твой куратор настаивает на назначении тебе дополнительного срока службы за твою драку. Ты знаешь это?
— Никак нет, сэр, — отчеканил эмэфэсник нейтральным тоном. Ни один мускул на лице не дрогнул, но что-то в нем изменилось, что-то неуловимое, тревожное, опасное.
Полковник откинулся в кресле и снова пристально посмотрел на стоявшего перед ним мужчину, выбирая линию ведения разговора.
— Окончательное решение еще не принято. Что ты можешь сказать по поводу этой истории?
— Прошу простить, сэр, не понял вопроса, — все тем же механическим ровным голосом уточнил четыреста пятьдесят четвертый.
— Зачем полез в драку?
— Чтобы предотвратить серьезный урон госимуществу, сэр.
— Там была охрана.
— Она стояла слишком далеко, сэр, я был ближе.
— Зачем нанес удар?
— Инстинкт сработал, сэр.
— Инстинкт сработал, а ошейник — нет. Интересно получается. Неисправность с ошейником заметил?
— Никак нет, сэр.
