в карцер, так это вон того придурка, Лихова.
– А за деревенщину ещё ответишь, падла, – сплюнув окровавленной слюной, процедил сквозь зубы Семёнов.
– Посмотрим, деревенщина, – злобно усмехнулся Лихов. – Колхоз, бля!
Новиков подошёл к Лихову, уже избавившемуся от цепкой хватки пилота.
– Скажи, парень, у тебя что, проблемы с психикой? Или тебя в своё время так часто били в школе, что теперь ты решил всех доставать? Если ты мне сейчас всё адекватно объяснишь, то наказания не последует.
Юноша промолчал, с ненавистью уставившись куда-то в сторону.
– В таком случае три наряда, думаю, тебе пока хватит.
Капитан подошёл к окну, выглянув в просвет между досками – снаружи всё ещё лил промозглый дождь, и ветер как будто всеми силами старался прижать к холодной каменистой земле и без того низкорослый кедровый стланик. В этой обстановке меньше всего ему хотелось разрешать какие-то конфликты. Необитаемый остров в открытом море, несколько человек, толком не соображающих, что они играются с ящиком Пандоры, сам ящик Пандоры, то есть распылитель с лошадиной дозой неизвестного штамма бактерий, метеорит, пролетевший слишком близко, и, наконец, буйство стихий, не позволявшее покинуть этот заброшенный и немного пугающий дом.
Слишком много серьёзных вопросов, чтобы быть предельно спокойным, и слишком много, чтобы быть предельно взвинченным. Наконец он сказал про себя: «Главное, хладнокровие, Алексей! Только так, и никак иначе».
Профессор Ливанский прошёл между двумя враждующими сторонами, разошедшимися по разным углам комнаты и вроде бы понемногу приходившими в себя, задумчиво посмотрел сначала на одного рядового, потом на другого. Заглянул в тетрадь, перелистал, затем перевёл взгляд на Михеева и Галкина, присевшего на кушетке. На последнем он ненадолго задержал своё внимание. Илья заметил этот взгляд, и ему стало немного не по себе. Он хотел было что-то сказать в ответ на этот упёртый неприятный взгляд, но, вспомнив о присутствии капитана, счёл за лучшее промолчать.
Ливанский невозмутимо присел рядом с ним. Галкин встретился с ним взглядом, и ему показалось, что мутноватые светлые глаза старика, будто под гипнозом сковывают его по рукам и ногам, как бывало в далёком детстве на приёме у врача, особенно у зубного или хотя бы отолоринголога, что тоже было малоприятно.
Ливанский, не сводя с него глаз, сухо улыбнулся юноше, затем, довольно неуклюже задев его рукой, поднялся и медленно направился к выходу. Галкин в изумлении проводил его взглядом и очнулся от полузабытья, лишь когда за исчезнувшим стариком хлопнула входная дверь. Он всё ещё не мог понять, что произошло, но в его душу уже закралось какое-то чувство омерзения, злобы и, как ни странно, пугающего бессилия. Он был в трансе – несколько секунд близости с этим сухопарым долговязым человеком показались ему долгими минутами и ввергли его в какой-то почти суеверный инстинктивный ужас, сковавший все члены. Постепенно к юноше вернулось осязание и чувство контроля над собой. Вместе с этим он почувствовал и резкую боль в боку.
Посмотрев вниз, он вскрикнул в изумлении:
– Твою мать! Кровь!
Из свежей раны где-то слева под нижним ребром действительно хлестала кровь. Профессор не услышал этого крика, он был уже далеко.
Всё складывалось как нельзя лучше. Пока он дошёл до пустоши, дождь почти перестал литься. Новые сюрпризы природы, причём нельзя сказать, чтобы совсем неприятные. Он машинально сжимал в кармане пальто скальпель, которым нанёс тонкий порез на теле рядового – не настолько глубокий, чтобы кишки вылезли наружу, или он скончался на месте от потери крови, но вполне добротный, хирургический надрез. Лезвие настолько тонкое, что юноша вначале даже не почувствовал боли. Итак, у него всего трое раненых. Трое против троих абсолютно здоровых, чтобы проверить избирательность штамма. Кролики – это, конечно же, ерунда. Он никогда не был сторонником опытов над животными, ведь они довольно малопродуктивны. Зеков сейчас поставляют слишком мало или вообще не поставляют. И что же теперь делать? На банальный вопрос можно дать такой же простой ответ. Работать, чёрт возьми!
Ливанский подошёл к распылителю и, поднапрягшись, развернул тяжёлый металлический контейнер соплом в сторону заброшенной базы. Он решил подождать пять минут, пока дождь совсем не закончится, и ливень действительно вскоре прекратился. Небо прояснилось, однако ветер не стихал. Что ж, база как раз находилась примерно на юго-востоке. Возможно, отряд Новикова уже покинул своё временное убежище и, разгадав его не самые благовидные (с точки зрения простых смертных) намерения, направился сюда. Значит, надо действовать!
Профессор повернул механический рычаг на задней стенке контейнера, разгерметизировав и разрядив распылитель. Он решил выпустить всё, что было в баллоне, укрытом за стенками контейнера, поэтому рычаг оставил в прежнем положении и быстрым шагом направился к берегу, борясь со встречными порывами ветра, словно норовившего вернуть его обратно. Внезапно, он почувствовал какой-то укол сбоку в области шеи. Ветер неистово свистел, поднимая с земли хвою и даже мелкие останки веток дикого местного кустарника, и Ливанскому вначале показалось, что его ударило в шею одним из острых обломков этих веток, однако удар был нанесён против ветра. Он нащупал рукой что-то, напоминающее длинный и довольно толстый, шириной с палец, шип. Он с силой выдернул его из шеи и поднёс к слезящимся от ветра глазам, чтобы лучше рассмотреть. То, что он увидел не было веткой кустарника, да и вообще ничем похожим на растительность. Скорее на членистый хвост какого-нибудь гигантского скорпиона с острым и тонким жалом на конце, или какое-либо ещё средство защиты или нападения из тех, которыми столь щедро одарила природа некоторых членистоногих.
Спустя секунду Ливанский почувствовал, как будто земля уходит у него из-под ног, и в глазах всё начало расплываться, как у пьяного. Он потерял равновесие и упал. Профессор лежал, глядя в светлеющее небо и чувствуя, как все его суставы охватывает оцепенение. Однако мысли его всё ещё были на удивление трезвы.
«Что со мной? – спросил он себя. – Жало! Это ведь не инсульт, не инфаркт, а… ЖАЛО!»
Этот странный предмет лежал рядом с ним на земле, но профессор не мог ещё раз изучить его, так как был не в состоянии даже немного повернуть шеей. Сквозь свист ветра Ливанский не слышал, как что-то быстро и неумолимо приближалось к нему, минуя пустошь, а приблизившись, ощупало всё его тело и пронзительно, утробно и зловеще застрекотало, словно неистово и жадно запел целый хор саранчи. Под это странное пение неизвестных природе скрипок или попросту некий чудовищный стрекот, нечто цепко ухватило профессора за ногу и поволокло в сторону дремлющего вулкана.
***
Капитан Новиков не поверил своим глазам, когда увидел
