– Или тот, кому не повезет, – добавил Брейгель.
– Или тот, кто окажется слишком толстым, – продолжил развивать тему в своем любимом ключе англичанин.
– Или тот, кто окажется неосторожен, – не сдавался фламандец.
– Или тот, кому вдруг приспичит чихнуть, – вторил ему Орсон.
– Или тот, кто окажется нерешителен.
– Или тот, кто в неподходящий момент вспомнит смешную шутку.
– Или… – Брейгель на пару секунд задумался. – Одним словом, не повезти может любому.
– В любом случае, – подвел итог Орсон, – все произойдет настолько быстро, что несчастный не то что ничего не почувствует, но даже не поймет, что произошло. Вот – ты был, и вот – тебя уже нет! Сгорел, как птица Феникс! Только без права на воскрешение.
– А я слышал, что отрубленная голова еще несколько минут продолжает думать, а, следовательно, понимает, что с ней произошло.
– Да, но здесь-то и головы не останется.
Хотя все видели, как Осипов протолкнул нож между стеной и полем, а затем без всяких последствий вернул его назад, перспектива попытаться самому тем же путем перебраться на другую сторону казалась не очень-то вдохновляющей. Лезть туда, где тебя могли как следует поджарить, положа руку на сердце, совершенно не хотелось. Даже при условии, что другого пути не было. Конечно, как ни крути, а рискнуть-то все равно придется. Но вот прямо так, сразу… При желании можно было найти множество причин для того, чтобы хотя бы немного отсрочить задуманное. Например, проверить амуницию, перекусить, выпить чаю, вспомнить вдруг анекдот, который давно собирался рассказать да все откладывал… Смысла в этом, само собой, не было никакого. И все же подсознательно хотелось оттянуть момент, когда придется лезть в топку. Хотя, конечно, лезть придется все равно. Другого выхода не было. А ситуация, когда нет выбора, самая противная. Так считал Брейгель. И, по всей видимости, не только он один.
Поэтому и тянулся этот бессмысленный разговор.
Конец которому положил Камохин.
– Я пойду первым, – сказал стрелок.
– Что, прямо сейчас? – несколько удивленно посмотрел на приятеля Брейгель, полагавший, что есть что обсудить.
Должно быть.
Просто не могло не быть!
– А чего ждать? – усмехнулся Камохин.
– Ну, в общем, верно, – не очень охотно согласился фламандец.
– Избавься от всего лишнего, – велел стрелку Осипов.
Камохин кинул на пол сумку, положил сверху автомат.
– Шемаг и ремень.
Камохин стянул с шеи платок и снял ремень с кобурой и ножнами.
– А как быть с вещами? – поинтересовался Брейгель.
– Если Игорю удасться благополучно перебраться на другую сторону, то вещи мы ему протолкнем, – ответил Осипов.
Неприятно резануло слух слово «если», использованное Осиповым явно по неосмотрительности. Но все сделали вид, что не обратили на это внимания.
Камохин подтянул брюки и одернул куртку. Застегнул карман на груди.
– Может быть, ему вообще раздеться догола? – предложил Орсон.
Ученый оценивающе посмотрел на Камохина:
– Думаю, не стоит. – Осипов подошел к стене и снова взялся за нож. – Смотри еще раз, внимательно, Игорь. – Он обращался к стрелку, но на самом деле ему самому нужно было еще раз удостовериться в том, что он не совершает ошибку, посылая человека на верную гибель. – Ты должен как можно плотнее прижаться спиной к стене. – Осипов приложил нож к каменной плите и прижал рукоятку ладонью, так что его предплечье сделалось как будто ее продолжением. – И медленно, не делая резких движений, начинаешь двигаться вперед. – Осипов начал перемещать нож в сторону незримой черты, отделяющей условное «здесь» от такого же условного «там». – Ноги передвигаешь так, чтобы пятки не отрывались от стены, а подошвы скользили по полу. – Он начал плавно перемещать нож вперед. – Понятно?.. Ты должен слиться со стеной, сделаться ее частью…
Лезвие ножа пересекло незримую черту. Без каких либо последствий, как и в прошлый раз. Но на этот раз нож не остановился, а продолжал двигаться вперед.
– Бамалама… – неслышно, одними губами прошептал Брейгель, когда ему стало ясно, что собирается сделать Осипов.
Скажи он это громче, и рука, держащая нож, могла дрогнуть.
А так она беспрепятственно вслед за ножом миновала границу контрольного поля. Сначала – пальцы, затем – вся кисть. И невредимой вернулась назад.
Осипов сжал рукоятку ножа в кулаке. Теория теорией, но на самом-то деле он был вовсе не уверен в том, что пламя не полыхнет.
– В общем, примерно так, – улыбнулся он Камохину. – Как думаешь, получится?
– Ну, если у тебя получилось…
Камохин провел ладонями по одежде, уже почти высохшей, проверяя, не топорщится ли какая-нибудь складка.
– Может быть, чашку чая на дорогу? – предложил Орсон.
Камохин решил было, что биолог над ним потешается. Но нет, англичанин был абсолютно серьезен и собран. И чай он предлагал от чистого сердца, искренне надеясь поддержать.
– Спасибо, Док, – улыбнулся Камохин. – Выпьем вместе, на той стороне.
Стрелок подошел к стене, плотно прижался к ней спиной и припечатал ладони к каменной плите.
– Так, Док-Вик?
– Откинь голову назад.
Вскинув подбородок, Камохин прижал затылок к стене.
– Пятки.
Камохин попытался вдавить каблуки в стену. Он не мог видеть себя со стороны, но при этом сам себе казался куском масла, размазанным по бутерброду. Подтаявшим и вот-вот готовым потечь.
– Начинай медленно двигаться.
Камохин на несколько сантиметров переместил левую ногу.
– Не отрывай ступни от пола! Они должны скользить по плитам!
– Понял.
– И не разговаривай со мной!
Камохин плотно сжал губы и подтащил к левой ноге правую.
– Отлично!.. Следи за коленями!
Камохин медленно двигался вперед, чувствуя, как немеют шея и плечи. А по позвоночнику будто пробегают точечные электрические разряды. Он старался не смотреть на отметку, сделанную Осиповым на полу. Он старательно делал вид, что ему абсолютно все равно, сколько там еще осталось до незримой черты. И все же в тот момент, когда Камохину показалось, что его плечо коснулось линии раздела, он невольно затаил дыхание. Да и кто бы на его месте не затаил?
– Все отлично, Игорь! Все просто замечательно! – продолжал увещевать его Осипов. – Не останавливайся! Продолжай двигаться! В том же темпе! Медленно, плавно!.. У тебя все получается!
У меня бы получилось еще лучше, если бы я не видел, как испарилась десятирублевая монета, подумал Камохин. Наверное, нас пугает не столько то, что действительно может произойти, сколько то, как мы себе это представляем. Значит, если не думать ни о чем, тогда ничего страшного и не случится. А если и случится, то так быстро, что сам ты этого даже и не заметишь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
