Локтем она задела за лежавший на краю стола мешок и отчетливо услышала мяуканье и царапанье когтей. Оба пытались не обращать на это внимания, но таинственное существо в мешке пришло в исступление. Они подняли головы и взглянули на мешок. От раздражения Элисон чуть было не сорвалась на крик:
– Что там такое?
Он положил руку на мешок и этим, казалось, успокоил пленника. Со вздохом облегчения Дэвид спросил:
– Ты хочешь сейчас об этом узнать?
– Нет, но я… нет, – Элисон снова жадно обняла его за плечи. – Потом.
Но, несмотря на ее явный призыв, Дэвид не поцеловал ее. Он поднял голову:
– Послушай.
В зале раздались шаги, и она вдруг вспомнила, что просила сэра Уолтера прийти для разговора с Дэвидом. Она считала необходимым объединить их для пользы дела и по женскому легкомыслию обо всем забыла.
– Пресвятая дева! – Элисон сделала попытку соскользнуть со стола; Дэвид не мешал ей. Схватив платок, она старалась заправить под него волосы. Дэвид попытался ей помочь, но не успел. Когда сэр Уолтер показался в дверях, они оставались на столе, как застигнутые врасплох любовники.
Они бы ими и стали, если бы сэр Уолтер не помешал.
Глубоко вздохнув, Элисон решила, что сумеет справиться с создавшейся ситуацией. Она бывала и в худших положениях. Она села, приняла свое обычное спокойное выражение и снова стала госпожой Джордж Кросса, недоступной осуждению.
И тут вдруг Дэвид громко сказал:
– Блоха вас уже больше не беспокоит?
Элисон застыла от ужаса. Он с ума сошел!
Дэвид встал на колени на столе и, ловко заправив под платок рассыпавшиеся пряди, удовлетворенно кивнул:
– Теперь все в порядке.
Повернувшись к сэру Уолтеру, он серьезно сказал:
– Я помог ей поймать блоху. – Он слез со стола на скамью с выражением ангельской невинности на лице.
Из мешка снова раздалось мяуканье, но на сей раз Элисон не обратила на это никакого внимания. Блоха? На ней в жизни не было ни одного насекомого, а сейчас она, стало быть, набралась их у себя в замке? Она не могла этому поверить.
Сэр Уолтер тоже не поверил. Он наблюдал за ними с каменным лицом. Без сомнения, он подумал, что она насмехается над ним или, что еще хуже, дала волю своим грешным страстям.
А разве не так?
Она взглянула на Дэвида и поняла, что можно злиться на человека и одновременно питать к нему вожделение. Что бы он ни сказал, Элисон жалела, что не приказала заковать сэра Уолтера в темницу, пока она не вкусила полностью это непонятное пылкое наслаждение, которое испытала в объятиях Дэвида.
Сэр Уолтер откашлялся. Элисон по-прежнему сидела на столе в своей рабочей комнате, в сбившемся платье, с воспаленными от поцелуев губами, и оба мужчины смотрели на нее, чтобы не смотреть друг на друга.
Еще в ранней юности она поняла, что румянец вредит властному выражению лица, и приучилась игнорировать ощущения, вызывавшие у нее краску на лице. Но на этот раз они ей не повиновались, и она покраснела так, что ей показалось, будто комната залилась ярким светом.
Элисон неуклюже слезла со стола. Ключи зазвенели, и этот веселый жизнерадостный звук еще более усилил в ней чувство унижения.
Сев на скамью, она наклонилась, чтобы поднять счетную книгу, и обнаружила, что у нее дрожат руки. Поспешно положив книгу на стол, она скрестила их, чтобы скрыть волнение.
– Сэр Уолтер, объясните, пожалуйста, сэру Дэвиду, что вы от него хотели.
Сэр Уолтер отвесил небрежный поклон.
– Вам и сэру Дэвиду лучше обсудить это между собой. Вы явно превосходно понимаете друг друга.
Он вышел, стуча сапогами, и каждый шаг его раздавался все громче по мере того, как он удалялся, пока не пересек зал и за ним не захлопнулась дверь.
Тогда Элисон повернулась в Дэвиду:
– Зачем вы это сказали?
– Что?
– «Блоха вас больше не беспокоит?» – передразнила она. – Вы думаете, он глуп? У меня нет блох. Вы нас этим выдали.
– Простите, миледи. Я полагал, что вы желали, чтобы он оставался в неведении о…
Он не договорил, и Элисон спросила ледяным тоном:
– О чем?
– О нашем более близком знакомстве.
Его тактичный ответ взбесил ее, и впервые за многие годы она выпалила, не подумав:
– Я здесь госпожа. Что бы я ни сделала, мне все можно.
– Вот как? – удивленно произнес он.
Ей хотелось спрятаться от стыда. Какое высокомерие! Когда еще ей случалось проявлять такую надменность? Но увидев, как Дэвид подавил улыбку, извинение застыло у нее на устах:
– Никогда больше не пытайтесь меня выгораживать. Вам этого не суметь, – резко сказала Элисон.
Следы улыбки исчезли, и Дэвид в свою очередь огрызнулся:
– Мужчине тоже нужно время, чтобы прийти в себя, миледи. Однажды я уже показал сэру Уолтеру свои возможности. Сомневаюсь, чтобы у него возникло желание увидеть их снова.
Когда она поняла его, краска вновь выступила у нее на лице. Она хотела спросить, удалось ли ему быстро прийти в себя и если нет, то что бы это значило. Но, не желая обнаруживать свою неопытность, она только спросила:
– Так как же? Вы этим займетесь?
– Чем?
– Тем, чего желает сэр Уолтер.
Прислонившись к стене, Дэвид скрестил руки на груди и пристально посмотрел на нее.
– Откуда у вас это?
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Но она все прекрасно понимала.
Он тем не менее счел нужным объяснить:
– Это искусство делать вид, как будто ничего не произошло, когда произошло почти все, что только могло произойти между мужчиной и женщиной.
– На этом столе, вы хотите сказать?
– Самое сладостное блюдо, каким я когда-либо наслаждался.
– Мы были одеты. – Ей хотелось, чтобы все было по-другому, чтобы это было всего лишь минутное помрачение рассудка.
– Я бы мог обладать вами, одетой или раздетой, – перебил он. – У меня не было заранее намеченного плана, у меня вообще никаких планов не было. Не забудьте об этом, когда станете вспоминать, как нам было хорошо вместе, бессердечная владычица моего сердца!
Что она могла ему ответить? Ей были знакомы только учтивые формы обращения. Элисон не умела спорить, потому что никто ни разу не спорил с ней. Она никогда не владела искусством словесного поединка. В особенности ей была чужда откровенность влюбленной женщины, потому что никто никогда не добивался ее любви. Ей хотелось верить, что Дэвид искренне желал ее, ей было необходимо понять себя и то, что породило в ней эту неистовую страсть.
Дэвид подождал, пока Элисон в какой-то степени овладела собой, и потом с усмешкой спросил:
– Что было угодно от меня достопочтенному сэру Уолтеру?
Чтобы не встретиться с ним взглядом, она стала вертеть в руках счетную книгу:
