же пишешь.
– Да, я пишу эссе, которые чаще всего издают мои молодые единомышленники в Лондоне, иногда в соавторстве, но я сознательно отказываюсь от участия в каких-либо политических объединениях.
– А как ты относишься к организационным усилиям ультралевых активистов в наше время, Жюль? – поинтересовался Альберт.
– Отрицательно, – мгновенно ответил Жюль, как отрезал. – На данном этапе такие попытки в лучшем случае бессмысленны.
Чуть помедлив, он спросил Альберта в свою очередь:
– Тебе знакома Международная коммунистическая фракция?
Он кивнул. Конечно, она была ему знакома. Довольно курьезная группа людей из Антверпена с обширной полиграфической базой. Они издавали свой журнал «Коммунизм» приличными тиражами на дюжине языков различных народов мира. Альберту они теперь даже импонировали частыми цитатами, прямыми и скрытыми, из работ Бордиги и Ламарка, хотя они, вслед за Жюлем, безбожно микшировали их с коммунизмом рабочих советов, выдавая в итоге невнятно артикулированный и бесформенный сплав из принципиально противоположных элементов. Поэтому практически все материалы из их единственного номера на русском языке перевел для них Альберт. Надо сказать, что журнал в России остался достоянием одних лишь коллекционеров раритетной печати. Помимо всего прочего, они были известны своей активной пропагандистской, едва ли не миссионерской деятельностью на Ближнем Востоке.
Во время «Бури в пустыне» Буша-старшего участники МКФ открыли для себя в объятом войной Ираке ростки пролетарского восстания и даже тенденции к «централизации мировой классовой борьбы». По их словам, такими симптомами служили, в частности, сотни рабочих советов («шура»), произраставших подобно шампиньонам в иракском Курдистане. Первые рабочие советы региона появились во время революции 1978-го в Иране, где их были сотни, пока их не раздавил «демократизм исламистской буржуазии». Однако их опыт переняли после начала ирано-иракской войны сознательные дезертиры по ту сторону границы, во вражеском государстве. Этот сознательный пролетариат, по словам МКФ, десятками тысяч стекался в Сулейманию, видимо следуя какому-то глубокому внутреннему зову. Сконцентрировавшись на месте, он закономерно разродился различными «авангардными меньшинствами», чтобы придать должное направление своей политической и социальной борьбе. Отличительным признаком этих групп, само собой, было знакомство с передовыми «Программными тезисами» МКФ, которые они не только приняли единодушно, но и начали распространять по всему Ближнему Востоку на арабском и курдском языках. Фактически, члены МКФ утверждали, что стали настолько знаменитыми в том регионе, что главным организациям курдских националистов во время мартовского восстания даже пришлось выдавать себя за их представителей, вести радиопередачи и телевизионные трансляции от имени МКФ ради привлечения масс. Восстание в Сулеймании было подготовлено теми самыми авангардными меньшинствами в пятидесяти трех нервных узлах города, где, после свержения партии Саддама, было сформировано пятьдесят шесть рабочих советов. Единственной их ошибкой стала добровольная передача власти над городом в руки представителей Патриотического союза Курдистана, как только те прибыли на место. В МКФ никак не могли понять причин и до сих пор продолжали призывать иракских курдов к формированию «шур» для выполнения революционной коммунистической программы своей фракции.
Самих себя члены МКФ позиционировали, конечно же, в качестве беспартийных комментаторов исторического процесса, как это принято в ультралевой среде, очередных «депозитариев знания», по определению Пьера Труайена, но, как выяснилось, с весьма конкретным прицелом на формирование ядра Самой Главной Партии Будущего. Жюль рассказал, что не так давно активисты МКФ выходили на него, Шарля, и других участников майских советов с предложением возглавить то ли генеральный секретариат, то ли политбюро некоего будущего Интернационала. Он, разумеется, отказался. Типичным французским жестом он слегка повел головой в сторону, одновременно приподнимая брови, выражая этим как бы одновременно скептицизм, иронию и терпеливое приятие фактов жизни.
– Ты считаешь своим призванием чистую эссеистику, Жюль? – спросил его Альберт.
Критики из активистской среды прозвали его мыслителем в башне из слоновой кости, но эссе Жюля Девьена до сих пор высоко котировались в левокоммунистической и анархистской среде. При более или менее осмысленном обсуждении текущей ситуации в мире между ультралевой молодежью в лондонском пабе, берлинском сквоте или афинском социальном центре кто-нибудь всегда рано или поздно интересуется у собеседника: «А ты не знаешь, что думает Жюль по этому поводу?» или «Ты читал последний текст Жюля на эту тему?»
– Призвание – это, пожалуй, слишком громко сказано, – смутился Жюль. – Но я не могу просто молча наблюдать, как постепенно исчезает и забывается само представление о подлинном коммунизме. Ты завтра идешь на манифестацию альтерглобалистов, но если ты попробуешь поговорить с этими людьми о коммунизме, ты убедишься, что они и понятия не имеют, каким должно быть справедливое общество, которого они добиваются. Они уже в большинстве своем все чаще называют себя антикапиталистами, но, даже если они и знают, против чего протестуют, они совсем не представляют, за что именно они должны бороться. Мы с тобой знаем, например, что кроме коммунизма иной альтернативы капитализму нет и быть не может, а они нет, и их это не заботит, вот в чем вся штука. Лично мне все еще хочется верить в мечты своей молодости о революции пролетариата и о власти рабочих советов в главных городах мира, хотя сейчас мне и кажется, что этот процесс затянется на века, займет сроки жизни многих поколений и логически завершится лишь в очень далеком будущем. Я всегда буду верить в рабочий класс, несмотря на всевозможные изменения в его географическом ареале или процентном соотношении к остальному населению. Вопреки колоссальному спаду социальной борьбы, который мы вынуждены были констатировать на протяжении последних десятилетий, рабочий класс всегда будет хранить в себе революционный потенциал, а классовая борьба во веки вечные пребудет двигателем истории.
– Жюль, а сам ты когда-нибудь работал на промышленном предприятии?
– О, нет, – признался он. – Я всегда был школьным учителем.
Теперь Альберт понял, с какими бумагами он возился за столом бистро. Это были домашние задания учеников пригородной школы, возможно даже Ханифа с Муссом и Жаном-Ба.
– А я вот работал, – зачем-то сообщил ему он. – На конвейере. Рабочим. Не один год.
Жюль снова слегка повел головой в сторону, одновременно приподнимая брови, и вдруг широко улыбнулся вежливой лошадиной улыбкой, сделавшей его похожим на обаятельного комика Фернанделя.
Бордига против Грамши
Антонио Грамши, главный редактор туринской газеты «Новый порядок», жадно впитывал любую доступную информацию о рабочих советах – коллективных органах принятия решений, восходивших, согласно гениальному предвидению Маркса из его так и не отосланного письма Вере Засулич, еще к старорусскому общинному «миру» и вече. И такие сведения, разносимые по миру грозными веяниями времени, доходили до него ежедневно, словно по зову, отражаясь от городских стен эхом из далеких, холодных стран,
