кто-то внутри нее заорал хрипло: «Полундра! Спасайся кто может!»
Бабочкин снова потянулся к чайнику, но она схватила его за руку:
– Не включайте!
– А что такое?
Дуся подняла чайник, перевернула его.
Снизу, на основании чайника, была прикреплена какая-то плоская черная коробочка, явно посторонняя. На ней мигал маленький зеленый огонек.
– Опаньки! – удивленно воскликнул Бабочкин. – А это еще что у нас такое?
– У вас в агентстве есть специалисты по подрывным устройствам?
– Есть один… – В голосе Бабочкина больше не было прежних жизнерадостных интонаций.
– Ну так позовите его! И как можно быстрее!
Повторять Дусе не пришлось. Борис куда-то позвонил, в кабинете тут же появился маленький, худощавый, очень загорелый человек с выцветшими беспокойными глазами. Он взглянул на Бориса, на Дусю и резко скомандовал:
– Быстро вышли отсюда!
Интонация и взгляд у него были такие, что Дусе даже не пришло в голову спорить или задавать вопросы. Их с Бабочкиным словно ветром вынесло в коридор. Если честно, сразу нужно было это сделать.
– Это Гаврюшин. Про него никто толком ничего не знает, может, только Арнольд Васильевич. Откуда взялся, где раньше работал – ничего не рассказывает. Но, видно, отличным специалистом был.
– Такое мастерство не забывается…
Борис прислонился к стене, взглянул на Дусю без улыбки и спросил:
– Конфету хотите?
– Хочу.
Он протянул ей конфету в ярком фантике, сам развернул такую же, сунул за щеку и спросил:
– Как вы догадались?
– Сама не знаю… – протянула Дуся. – Инстинкт, наверное… хотя, пожалуй… когда вы назвали свою фамилию, мне показалось, что раздался негромкий щелчок. Причем не в телефоне, а в чайнике. И то, что они отключились, как только вы представились… а вообще, наверное, все-таки инстинкт.
– Выходит, он хотел убедиться, что это я… а ведь вы мне жизнь спасли, наверное!
– И себе тоже, – усмехнулась Дуся.
Дверь кабинета открылась, оттуда вышел маленький загорелый человек. В одной руке у него был чайник, в другой – маленькая черная коробочка.
– Все в порядке, – проговорил он, обращаясь к ним обоим. – С днем рождения…
– Почему? – переспросила Дуся. Она после шока плохо соображала. – Ах, ну да…
– Самоделка. – Подрывник кивнул на коробочку. – Не отследить. Довольно хитрая. Если бы ты нажал кнопку – все в кабинете взлетело бы на воздух.
– Можно нам туда вернуться? – спросила Дуся.
– Я не возражаю… – И подрывник ушел.
Дуся с Бабочкиным вернулись в кабинет.
– Ну вот, теперь и кофе не выпьешь… – вздохнул Борис. – А сейчас бы очень нужно… придется обо всем шефу доложить – нужно подумать, кто на меня так сильно разозлился… Да, кстати, а вы-то о чем со мной хотели поговорить?
– О телефонном мастере.
– О каком еще мастере?
– У вас в офисе несколько дней назад не работали телефоны, и пришел мастер из телефонной компании. Вы его узнали, а он не признался, сказал, что вы ошиблись. Вот об этом я и хотела поговорить… Где вы встречали раньше этого мастера?
– Ах, вот вы о чем… но я, наверное, и правда ошибся. Наверное, мне показалось…
– Но все-таки, расскажите, в чем там дело?
– Дело было несколько лет назад… я тогда работал охранником в музее…
– В музее? – Дуся удивленно взглянула на Бориса. – В каком музее?
– В этнографическом. В отделе коренных народов доколумбовой Америки. То есть всяких индейцев, инков, ацтеков…
– Понятно, – кивнула Дуся.
– Тогда-то у меня и проснулся интерес к теперешней работе – к расследованиям и всему такому…
– Странно… не вижу связи.
– А тем не менее связь была. Если есть немного времени, расскажу…
Дуся взглянула на часы и вздохнула. Времени у нее было мало, но она знала – если дать человеку разговориться, можно узнать у него много полезного. К тому же этот Бабочкин был ей симпатичен.
– Ладно, рассказывайте!
– У нас в музее вдруг начали пропадать экспонаты. Небольшие, но ценные. Сначала пропал ритуальный обсидиановый нож индейского шамана, потом связка кипу – это такое письмо из веревки с узелками, очень редкое, потом парадный головной убор ребенка из инкской королевской семьи, осколки керамического черепа… еще что-то, я уж все, конечно, не помню, но, по словам хранителя, все очень ценное. Каждую ночь что-то пропадало. Вечером все было на месте – а утром непременно чего-то не хватает. В общем, главный хранитель места себе не находил, так, говорит, у нас скоро всю коллекцию растащат. И все на нас косились, на охранников. Как будто это мы во всем виноваты. Ну, если на то пошло, это же наша задача – следить за тем, чтобы посторонние в музей не могли проникнуть. Хотя мы вроде все делали по инструкции, ночью обходили все залы, следили за мониторами видеонаблюдения… Мы уж и так, и этак следили. В каждом зале, само собой, камеры установлены, так что мы всю обстановку на мониторах отслеживали, ну и обходили залы по несколько раз за ночь. И все впустую… пропадают экспонаты – и все! А потом один охранник, Костя Рябинин, сказал: «Нужно собаку в музей привести. Камеры или сигнализацию можно обойти, а собаку ни один вор не перехитрит!» Мы ему говорим: «Собаку музейное начальство не одобрит, скажут, что она может сама экспонаты попортить». А Костян отвечает, что никто его собаку и не заметит. «Как так?» – «А очень просто!» На следующий день Костя на дежурство пришел с длинной такой сумкой, называлась она «банан». Мы не обратили внимания – думали, у него там одежда сменная, термос и бутерброды. В общем, как у всех. Но как только все музейные работники разошлись, Костя расстегнул свою сумку, а там – собака.
– Собака? В сумке? – недоверчиво спросила Дуся, которая до этого не прерывала рассказ. – Разве собака может поместиться в сумке?
– Это смотря какая!
– Ну, вряд ли будет польза от чихуа-хуа или йорка…
– От них – нет, а вот от таксы… такса, между прочим, не декоративная, а охотничья собака, норная – благодаря коротким лапам она очень ловко может залезать в норы лис, барсуков и прочих зверей, которые прячутся в норах. Вообще, она очень полезная собака, что она нам и доказала той ночью. Мы его тогда еще спросили: «Как это его такса так тихо сидела в сумке, пока он ее не выпустил?» А Костя сказал, что он свою собаку выдрессировал. Ему с ней часто приходится ездить в метро, и, чтобы не было проблем, он приучил таксу тихо сидеть в сумке. Только он выпустил своего Ромуальда – так звали его таксу – как тот залаял и бросился в один из залов. Мы, разумеется, за ним…
