Киллер чуть шевельнул стволом влево, опережая мишень с поправкой на ветер, затаил дыхание. Теперь он слышал только биение собственного сердца, ощутимыми толчками гнавшего теплую кровь по пульсирующим податливо сосудам – бум, бум…
Усилием воли он заставил сердце биться реже. Бум… бум… – с интервалом в полторы секунды застучало оно. Именно в эти полторы секунды между ударами он и выстрелит. Как только президент покинет машину.
ХXVIII
– Стоп! Стоять! – выдохнул яростно Коновалов, и Сорокин, рвавшийся с грохотом по железным ступеням наверх, застыл, подчиняясь, с задранной ногой, словно охотник перед смолкшим внезапно и обретшим слух токующим глухарем. – Ломимся, как спецназ на задержание, – просипел полковник, смахнув со лба заливающий глаза пот. – Ты, майор, киллера в лицо знаешь. А потому давай вперед, но легкой поступью. Увидишь оружие в руках – стреляй сразу на поражение, никаких «руки вверх!». Мы в данной ситуации не контрразведчики, а телохранители. Нам этот снайпер живьем на хрен не нужен. Да, и патронов не жалей. Это не задержание, а нейтрализация. Всаживай в него всю обойму – чтоб наверняка. Потом отпишемся. Все, пошли!
Стараясь шагать бесшумно, они устремились по металлической лестнице, которая бесконечной спиралью уходила вверх, в мироздание, и где-то в невообразимой вышине мрачного бетонного поднебесья одинокой звездой сиял распахнутый люк на крышу.
Коновалов, как говорится, поспешал медленно, понимая, что киллер у них в руках. Через минуту-другую к дому Душновой подкатит джип, имитируя прибытие президента. Еще пару минут снайпер будет старательно выцеливать жертву, и, лишь не дождавшись ее, задергается, заволнуется, поймет, что что-то пошло не так, начнет отступление. При этом маловероятно использование им каких-то экстравагантных приспособлений, вроде спуска на тросах по внешней стене. Скорее всего, он прибегнет к лифту, который для того ж застопорил наверху, или пойдет гуляючи по лестнице, небрежно помахивая сумкой или кейсом. Ведь, если покушение не состоялось, он будет вынужден сохранить оружие – для следующего раза. Но следующего у него уже не будет. В этом полковник был уверен.
Так что спешить, рисковать, задерживая вооруженного убийцу действительно ни к чему. Все равно, даже взятый живым, киллер наверняка не сможет назвать заказчика.
Коновалов не сомневался теперь, что там, наверху – профессионал высочайшего класса, а не психопат-одиночка. А такие не колются. Пусть жгучие тайны, – какие политические силы вознамерились убрать Первого президента, – раскрывает ФСБ, прокуратура. Его, телохранителя, задача – предотвратить покушение, нейтрализовать нападающего. А потому они с Сорокиным просто пристрелят его, как бешеную собаку. Обжаловать их действия в данной ситуации тоже никто не будет. У киллеров, как правило, нет ни адвокатов, ни родственников…
Осторожно, чтобы не лязгнул громко, Коновалов оттянул затвор 9-миллиметрового «Кольта». Мощный пистолет, в отличии от отечественного «Макарова» обладал огромным «останавливающим» эффектом. Это значило, что при попадании в любую точку человеческого тела пуля сбивала с ног, валила жертву, делая ее беспомощной и безопасной, Этот пистолет подарили Коновалову американские коллеги-телохранители во время визита Первого президента в СШA еще в начале девяностых годов, и с тех пор он не расставался с надежным оружием.
Неожиданно в правом ухе полковника ожил малюсенький динамик коротковолнового передатчика, зашептал взволнованно:
– Товарищ первый! Докладывает четвертый…
Коновалов, который был уверен, что услышит сейчас сообщение от «второго» или «третьего» – сотрудников, направленных в здание школы, – о том, что киллер ими не обнаружен, насторожился, почуяв недоброе. «Четвертый» в данный момент охранял самого президента, опекал его на относительно безопасной, закрытой со всех сторон и окруженной милицейскими кордонами даче, и не должен был выходить на связь. «Четвертый», – самый молодой, неопытный сотрудник. Полковник поостерегся брать его на опасную, со стрельбой, операцию. И теперь, задрав манжет рубашки, с нарастающей тревогой, стремясь сбить одышку, прохрипел в закрепленный на запястье микрофон.
– Первый на связи. Прием.
– Я, товарищ первый, не знаю, как это вышло… – забубнил в ухо «четвертый». – Он, Дед, то есть, велел мне сарай проверить… На предмет безопасности.
– Какой сарай? К черту сарай! Короче!
– Короче, товарищ первый, запер он меня в нем. А пока я дверь вышибал, на джипе укатил.
– Куда?! – понимая уже, что случилось непоправимое, выдохнул полковник.
– Так к Душновой, надо полагать. Больше-то ему в этом городе ехать некуда.
– Сорокин! Наверх! Бегом! – рявкнул Коновалов, и сам, не таясь, помчался, гремя каблуками и хватаясь рукой за тронутые налетом ржавчины перила лестницы.
– Что так? – запалено дыша, обернулся майор. – Киллер услышит!
– Хер с ним! – поравнявшись, рванул дальше полковник. – Президент в джипе!
– Вот блин… – застыл на мгновение Сорокин, а потом, обогнав по-молодецки напарника, чаще забухал по ступенькам ногами.
До выстрела снайпера оставалось не больше минуты.
XXIX
Василий, крутя баранку мощного, но легкого в управлении «Ландровера», млел от восторга, искоса поглядывая на пассажира, и восклицал то и дело, не в силах сдержаться:
– Вот, мать честная! Расскажи кому – не поверят. Самого Первого президента везу!
А тот сидел совсем рядышком, запросто, и удивлялся простодушно, вскидывая по-стариковски лохматые брови:
– Ты, Василий, глянь тока! Вон, вишь, изба соломой крыта. Это шта такое в городе-то! Непорядок. При мне, понимаешь, народ побогаче жил.
– Да уж, дело прошлое, хорошо жили, особенно до дефолта, – поддакивал польщенный беседой шофер. – Доллар шесть рублей стоил – красота! Щас, конечно, не то. И начальство другое пошло. При ваших демократах попроще было. И за руку поздоровкаются, и, ежели, к примеру, пикничок какой – завсегда столик для нашего брата-водилы накроют, сто грамм нальют. А сейчас – как при коммунистах. Все важные – спасу нет. Водителя и не замечают, будто автопилот их машину ведет. А ведь от нас, шоферов, жизнь этого начальства напрямую зависит! Я сейчас губернатора вожу. Так, бывает, по двадцать четыре часа за баранкой. Он по области-то любит мотаться. То туда заедет, то сюда. Там позаседает, там пообедает. А мне – вперед, давай да давай! Не спамши, не жрамши. Э-эх… – в отчаянье махнул Василий рукой.
– Смотри-ка, сено в каждом дворе, – опять подмечал президент. – Скотинку-то держат!
– Как не держать, – словоохотливо просвещал Василий. – У меня отцу скоро семьдесят, а две коровы есть, телка, бычок на откорме. Хрюшек десяток. Хлопотно, конечно. То же сено – сперва накоси, потом всю зиму туда-сюда, вороши, перетряхивай. Зато все свое, с подворья. Полный, как говорится, суверенитет!
– А у тебя животинка есть? – интересовался президент.
– Не-е… Я ж в городе живу. Отец на селе остался, мать, братья. Каждый отпуск – туда. Опять же, на майские праздники – картошку садить. Думаю, вот, дети вырастут – назад в деревню подамся. Мне тетка дом отписала со всеми надворными постройками, земельный участок. Живи, хозяйствуй – чего еще надо? Не-е, жить на селе можно. Если, конечно, водку не жрать.
Президент слушая серьезно, кивал, соглашаясь.
– Я те тоже, парень, вот шта скажу. Я много где побывал, всякого повидал. А теперь понял: человеку для счастья много не нужно. Крыша над головой, садик под окнами, речка поблизости, да штоб в ней рыбка водилась. Вот это, понимаешь, жизнь! А у меня все дела, государственные, едри их, заботы… И теперь – вроде, на пенсии уже, так нет. Зовут и зовут. То в Германию, то, понимаешь, в Японию. И не откажешься ведь, черт бы их всех побрал. Болеешь, не болеешь – собирай манатки, свиту – и вперед, с государственным визитом…
– Да-а, у вас, президентов, жизнь тоже не мед, – сочувствовал Василий. – Я б, к примеру, если б мне предложили, на ваше место не пошел. На кой оно мне? Живете небось, как в аквариуме. Смотрели передачу по телику – «За стеклом» называется? Так по мне, у вас, президентов, тоже самое. Ни чихнуть, ни, извините, пукнуть! Все на людях, все нараспашку. Опять же, шпионы, небось, одолевают…
– Бывает, – кивнул растроганный сочувствием. Дед и, смахнув слезу, предложил внезапно. – А хочешь, я тебя с собой в Москву заберу? Мне немцы бронированный «Мерседес» подарили. Будешь его водить.
– Не-е, – конфузясь, мотнул головой шофер. – В Москву не хочу. У вас там движение в восемь рядов, пробки… Вон, видите, – помолчав, указал он на приметный дом впереди. – Там Дарья живет. Целительница. Мне к ней велели ровно в одиннадцать подьезжать. Минута в минуту. Постоять чуток– и назад.
