Королева Червей. Рыжеволосая девушка, которая поставит его на колени. Это странная смесь вины и разочарования, которая преследует меня, и ирония тоже не ускользает от меня.
Мои пальцы находят кулон, проводят им по цепочке вверх-вниз, наблюдая, как он сверкает в зеркале. Может быть, я везучая, потому что для других я невезучая? Чем больше я об этом думаю, тем больше это имеет смысла. Я устраиваю пожары, ворую кошельки, часы или что угодно, до чего могут дотянуться мои липкие пальцы. Если я выберу Вас в качестве цели, обязательно ждите удар судьбы, по той простой причине, что я планирую с Вами сделать.
Чувствуя жар, ополаскиваю лицо ледяной водой и пытаюсь прогнать эти мысли. Нахуй других мужчин, они мне безразличны, но я бы солгала, если бы сказала, что мне наплевать на Рафа.
Я умываюсь, чищу зубы и надеваю футболку Рори. Когда возвращаюсь в спальню, Раф переворачивается на бок лицом ко мне, прищуриваясь при виде логотипа.
— Лучше бы ей не принадлежать другому мужчине, — тихо говорит он.
— Вообще-то она принадлежит твоей невестке.
Он морщит нос.
— Еще хуже. Лучше сними ее, пока я тебя не трахнул.
Я бросаю ему в голову подушку, он ловит ее одной рукой.
— Кто сказал, что мы будем трахаться сегодня? — хотя, наблюдая за тем, как напрягается его пресс, когда он подкладывает подушку под голову, я знаю, что это неизбежно.
Он одаривает меня кривой ухмылкой, тон приятен и сладок.
— А какая у нас альтернатива? Хочешь поговорить о наших чувствах?
Наслаждаясь жаром его взгляда, пока я прохожу по комнате, я изображаю беспечность.
— Нет, но мы можем поговорить о чем-нибудь другом. Например, почему Тор Висконти появился ранее и почему ты ударил его.
Он едва слушает, так как слишком занят наблюдением за тем, как я наклоняюсь, чтобы положить сложенную одежду на кресло в углу.
— Из-за семейной драмы, к тому же скучной, — он спрыгивает с кровати, хватая меня за ноги. — Иди сюда.
Может, это водка замедляет его, но в кои-то веки мне удается вовремя уйти из его досягаемости.
— Нико сказал, что ты хорошо его отделал.
— Да, — говорит он небрежно. — А теперь иди сюда.
Остановившись в изножье кровати, я поднимаю взгляд на него. Он мрачный и раздраженный, взгляд короля, не привыкшего к тому, чтобы ему отказывали в том, чего он хочет.
Ухмыляясь, я наклоняюсь, собираю все свои подарки и бросаю их на кровать.
— Давай посмотрим, что все подарили мне на Рождество, хорошо? — ласково говорю я.
Его взгляд обжигает.
— Нет. Кроме того, все продолжали благодарить меня за подарки, о которых я никогда не слышал. Это Лори в этом году разошлась, или это ты написала оба наших имени на всех своих подарочных открытках?
— Оба наших имени, — я одариваю его своей самой ангельской улыбкой. — Это казалось справедливым, учитывая, что я заплатила за них твоей Amex, папик.
Он смеется и качает головой.
— Я купил твоему соседу, который за всю свою жизнь сказал мне всего три слова, путевку в Торонто туда и обратно, чтобы посмотреть на игру «Maple Leaves». Как это мило с моей стороны.
— Кстати, о Мэтте, ты видел приветственный коврик, который он мне подарил? — я вынимаю его и поднимаю вверх. — Каламбурный, как и у него.
Раф зачитывает слоган.
— Привет, я Пенни. И я просто зарабатываю центы20, — он морщится. — Это чертовски ужасно. Он не вернется домой вместе с нами.
Я замираю. Вот опять. Домой. Слово, которое звучит слишком постоянно, чтобы мое сердце могло с ним справиться.
Наши глаза встречаются, Раф изучает мои с легким замешательством.
— Он вернется домой вместе со мной, — тихо говорю я.
Секунду он не понимает. Затем я вижу, как от осознания у него сводит челюсти и так же быстро переходит в безразличие.
— Ах, да. Я и забыл, что ты обычно живешь в притоне наркоманов с выломанной дверью, — сухо говорит он.
Я ничего не отвечаю.
С медленным выдохом он откидывается на подушки, заложив руки за голову.
— Тогда давай, покажи мне остальное.
Я показываю ему ожерелье Van Cleef, которое подарили мне Рори и Анджело. Персонализированный набор для игры в Блэкджек от Нико и косметичку Charlotte Tilbury от Тейси.
Он едва смотрит на подарки, предпочитая вместо этого смотреть на меня с нежным выражением на протяжении всего представления.
— Прелестно, — говорит он, когда я заканчиваю. — А теперь иди сюда, или я перебужу весь дом, таща тебя к себе.
Но я не слушаю. На дне моего пакета лежит еще один подарок, о котором я совсем забыла. Не тот, который я получила, а тот, который я не решалась дарить.
Дискомфорт сжимает мои ребра. Однако я с трудом скрываю это, потому что Раф хмурится еще больше.
— Что не так?
— Ничего...
Но его взгляд уже прикован к пакету. На этот раз он быстрее и выхватывает ее у меня, прежде чем я успеваю его остановить.
Он достает подарок, переворачивает бирку и смотрит на меня.
— Это для меня?
— Да, но...
— От тебя?
Мои щеки краснеют.
— Нет, от самого младенца Иисуса, — огрызаюсь я в ответ. — Но это ничего особенного, просто глупый маленький...
— Почему ты пытаешься его спрятать? Он взорвется, когда я открою?
Я свирепо смотрю на него.
— Нет, но жаль, что я об этом не подумала.
Он срывает бумагу и поднимает подарок к свету. Пара блевотно-зеленых носков с четырехлистными клеверами. Когда его взгляд встречается с моим, я не могу прочитать выражение его лица, и от этого чувствую себя еще более неуютно.
— Это всего лишь носки, — бормочу я, переминаясь с ноги на ногу. — Может быть, счастливые носки. Знаю, что у тебя, вероятно, появляется сыпь от одного взгляда на полиэстер, и знаю, что, вероятно, я заставила тебя возненавидеть четырехлистный клевер, но...
Мое объяснение тает на глазах. По правде говоря, я купила их в магазине все за доллар на центральной улице, когда проживала одну из тех волн опасений. Я подумала, может быть, если у него будут счастливые носки, как у меня есть счастливый кулон, это может помешать мне разрушать его жизнь.
Понимаю, что только что сказала это вслух.
Он пристально смотрит на меня. Снаружи так шумно, дождь барабанит по окнам, как будто мы сделали что-то, чтобы разозлить его, но в спальне можно услышать, как падает иголка.
Раф кладет носки на прикроватную тумбочку.
— Иди сюда.
На этот раз команда не пронизана похотью, и я вынуждена подчиниться. Онемев, я заползаю на кровать и ложусь на сгиб его руки. Он приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз, загораживая собой весь свет.
— Думаешь, эти счастливые носки сработают? — бормочет он, проводя пальцем по кулону.
— Может быть, — задыхаясь, шепчу я. Хотелось бы надеяться.
Он бросает взгляд на мои глаза, исследуя их.
— Когда ты купила кулон?
— Я не покупала, мне его подарили.
— Твоя мама?
Я смеюсь. Да, точно.
— Наверное, чья-то мама. Но не моя.
— Почему она дала его тебе?
Наши глаза встречаются, и он терпеливо смотрит на меня. Я ерзаю под теплом его тела, не желая воскрешать это воспоминание, только не в Рождество. Не сейчас. Но когда я пытаюсь сесть, Раф толкает меня обратно, удерживая на кровати, положив руку мне на бедро.
— Расскажи мне.
Я сосредотачиваюсь на узорчатом потолке и вздыхаю.
— Без обид, но мужчины в казино — мудаки, — он не смеется, но ждет, когда я продолжу. — Когда я росла в Visconti Grand, все завсегдатаи считали меня удачливой.
Теперь он ухмыляется.
— Нико сказал мне, что ты брала с них по доллару за то, что дула на их кости, — его костяшки пальцев скользят по моей щеке. — Почему я тебя не помню?
Вместо того чтобы пошутить о том, какой он чертовски старый, я сглатываю и продолжаю, понимая, что если остановлюсь, то никогда не смогу рассказать об этом.
— Сначала я не брала денег. Я была талисманом на удачу бесплатно, пока однажды вечером один из завсегдатаев не посадил меня к себе на колени за рулеткой. Он был пьян, я чувствовала запах виски в его дыхании, — свой свирепый взгляд, я бросаю на него. — Еще одна причина, по которой я чертовски ненавижу виски. В общем, он вел себя безрассудно. Поставил все, что у него было, на черное, а поскольку раньше ему всегда везло, он думал, что не может проиграть, — я сглатываю. — Моя мама была крупье за столом в тот вечер. Он убедил ее позволить мне подуть на шарик и даже бросить его на колесо, хотя это было совершенно против правил казино. Оно крутилось и крутилось, и по мере того, как замедлялось, я помню, как хватка крепче сжимала мое бедро.
