Что-то бухнуло за спиной у Пайка, и еще один мужчина заорал, увидев выскочившего из зарослей Коула. Двое мужчин, которых он прежде не видел, стояли в двери, тот, что находился впереди, выстрелил снова, но тут выпущенная Коулом пуля пробила ему грудь. Второй захлопнул дверь, выбросив ею умирающего друга на крыльцо. Пайк знал: сейчас он побежит в заднюю часть дома.
В самом низу подъездной дорожки появился Бад Флинн. Коул резко повернулся ко второму мужчине, прицелился, держа пистолет двумя руками, однако второй уже стоял на коленях, подняв вверх руки.
— Беги! — крикнул Коул.
Пайк понесся за дом. Ванич мог либо застрелить Ларкин, которая теперь обратилась в заложницу, либо попытаться сбежать вместе с ней. Числа нападавших Ванич не знал, как не знал и того, окружен ли дом и участвует ли в происходящем полиция, однако дом стал для него ловушкой, из которой лучше выбраться. Ни одного хорошего варианта у него не осталось, но бегство было лучшим, а стало быть, он побежит и девушку потащит с собой — через заднюю дверь, потом между домами, молясь, чтобы ему подвернулась машина, которую удастся угнать.
Подлетая к углу дома, Пайк услышал несколько выстрелов. Один означал бы казнь девушки, несколько оставляли Пайку надежду. Выстрелы донеслись от передней двери. Люди, находившиеся в доме, палили в нее, и это означало, что они решили бежать.
Пайк был уверен: Хали Ванич не убьет Ларкин, пока не выберется из дома. Ванич не знал, что ждет его снаружи, и девушка была нужна ему как прикрытие. Расчистив себе путь, он может застрелить ее перед тем, как покинуть двор. Застрелить, чтобы наказать ее отца.
Пайк нырнул за ствол росшего позади дома апельсинового дерева как раз в тот миг, когда открылось окно. Первым из него вылез здоровяк. Следом сквозь окно протолкнули Ларкин, и она упала на землю, болезненно охнув. Потом на нее повалился Ванич, а последним из окна выскочил коротышка с обвязанной банданой головой.
Затем из-за дальнего угла дома появился Коул, и коротышка, увидев его, выстрелил. Коул выстрелил в ответ — коротышка, завизжав пронзительно и тонко, упал и все же выстрелил снова. Коул отпрянул за угол, но тут стеклянная дверь стремительно отъехала в сторону, и из нее выскочил с пистолетом наготове Бад Флинн.
— Полиция! — рявкнул он.
Коротышка повернулся к Баду, однако выстрелить не успел — Пайк всадил ему в голову пулю.
Теперь Ванич и здоровяк увидели Пайка. Ванич рванул на себя девушку, прикрылся ею, как щитом, и все трое начали, пятясь, отступать вверх по склону. Здоровяк выстрелил во Флинна, потом в Коула, однако стрелял он на авось, не целясь.
Бад, укрывшись за большим глиняным горшком, заорал:
— Бросить оружие, быстро!
Из двери дома вылетел Коннер Баркли. Укрытия он не искал — возможно, просто не знал, что это следует делать. Он пронесся мимо Бада и остановился — открытая для всех мишень.
— Отпусти ее! — крикнул он. — Отпусти мою дочь!
Здоровяк, собираясь выстрелить, выскочил из-за девушки с Ваничем, но на курок нажать не успел — Пайк выстрелил первым, и здоровяк рухнул на землю, точно мешок.
Бад все еще вопил:
— Брось к черту оружие! Оружие на землю!
И Баркли вопил тоже:
— Отпусти ее! ОТПУСТИ!
Пайк выступил из-за дерева. Ванич, заметив это движение, глянул на него поверх головы девушки. Дуло пистолета Ванича было прижато к ее шее. Пайк, выйдя на открытое место, прицелился в глаз Ваничу. Он уловил ритм пожиравшего Ванича страха. Глаз двигался, и пистолет вместе с ним: глаз и пистолет обратились в единое целое.
— Ты покойник, — сказал Пайк.
От подножия холма донесся первый, тихий пока звук полицейской сирены. Пайк не смотрел на Ларкин, не хотел, чтобы она поняла, как ему страшно. Он видел лишь глаз Ванича, и глаз этот тоже видел его.
Ванич выпустил пистолет из руки. Тот полетел на землю, и падение его было единственным движением, совершившимся в этот миг во дворе.
— Я бросил оружие. Сдаюсь.
Бад начал выкрикивать инструкции, которые Пайк слышал уже сотни раз:
— Поднять руки над головой! Переплести на затылке пальцы!
Ванич поднял руки. Переплел на затылке пальцы. Девушка продолжала стоять неподвижно, Пайк тоже.
— Подойдите к отцу, Ларкин, — сказал он.
Девушка шагнула к нему.
— К отцу!
Бад вылез из-за горшка. Коул держал на прицеле тех, кого он и Пайк подстрелили. Пайк бочком перемещался по двору, пока не оказался между Ваничем и девушкой. Пистолет его так и оставался нацеленным в глаз Ваничу.
За спиной у него Бад произнес:
— Джо, сынок, полиция скоро будет здесь.
И Пайк нажал на курок. Выстрел прозвучал громко и гулко. Ванич упал. Пайк обошел лежавших на земле, собирая их оружие. Все трое оказались мертвы.
Пайк направился к девушке. Коннер взглянул на него, и Пайк увидел, что тот плачет. Слезы миллиардера ничем не отличались от слез обычных людей.
Пайк, положив ладонь на спину девушке, прошептал:
— Я не позволил им причинить тебе боль. И никому не позволю.
И тогда она повернулась к Пайку, обняла, уткнулась лицом ему в грудь, и он опустил подбородок ей на макушку.
— Я все еще не люблю наглецов и бандитов, — сказал Пайк. — Так с этим и живу.
Они так и стояли, обнявшись, пока не появилась полиция.
Пайк бежал по самой середине Океанской авеню, наслаждаясь тишиной и ритмом, в котором двигалось его тело. Времени было три пятьдесят девять утра. Койоты его не сопровождали, сейчас он был единственным в пустом городе зверем.
Она свернула на Океанскую с Сан-Висенте и с ревом полетела сквозь тьму ему навстречу.
Ларкин пронеслась мимо Пайка, развернулась и затормозила рядом с ним. Теперь она водила другой «астон», жемчужно-белый. Верх машины был откинут. Волосы Ларкин снова покрасила в рыжий цвет. На губах у нее играла улыбка. Пайк был рад тому, что к ней вернулась былая уверенность в себе.
— Только сумасшедшие бегают в такую рань.
— Только сумасшедшие, гоняют в такую рань на машине.
— Я расспросила твоего дружка, Коула. Ты же больше не отвечаешь на мои звонки.
Пайк действительно перестал отвечать на них. В первые недели после тех событий они разговаривали часто и много, и теперь Пайк просто не знал, что еще он может ей сказать.
С секунду она собиралась с духом, а затем сказала ему то, что хотела сказать, то, ради чего приехала.
— Я больше не буду тебя донимать. Но это вовсе не означает, что ты не можешь мне позвонить — если вдруг передумаешь.
— Хорошо.
Глаза у нее потемнели от гнева, совсем как раньше:
— Дружок, у тебя все получается как-то уж слишком легко. Мог бы по крайней мере попритворяться немного.
— Только не с тобой.
Машина медленно ехала вровень с ним.
Немного помолчав, Ларкин спросила:
— Ты веришь в ангелов?
— Нет.
— Я верю. Потому и вожу вот так машину по ночам. Ищу ангелов. Они ведь появляются только ночью.
На это Пайку нечего было ответить, и потому он промолчал.
Ларкин взглянула на него:
— Наверное, ты думаешь, что слишком стар для меня. И готова поспорить, ты ненавидишь богатых людей.
— Ты уж выбери что-то одно.
Ларкин снова улыбнулась, и Пайка это порадовало. Он любил ее открытую улыбку. Но тут улыбка увяла, а глаза Ларкин наполнились слезами, и вот это ему уже не понравилось.
— Скорее всего, ты думаешь, что я с этим справлюсь, — ну так нет. Я люблю тебя. Черт знает как сильно. Для тебя я готова на все.
— Я знаю.
— Готова даже звонить перестать.
И «астон-мартин» с ревом понесся прочь — двигатель машины даже вскрикнул, словно от боли. Пайк смотрел на хвостовые огни. Машина свернула на Сан-Висенте, к востоку, и полетела к городу.
— Я люблю тебя, — сказал Пайк.
Он бежал в темноте, один, и жалел, что койотов нет рядом.
Джон Стоун смотрел на лазурный залив, и ему казалось, что он видит море, заполненное парусниками 1700-х, вождение которых требовало умелых рук и обильного пота.
Такое настроение навеял ему этот дом — дворец с видом на Сиамский залив, на прекрасный хаос джунглей, уступающий место безупречному белому пляжу и синейшему простору океана и неба.
Джон Стоун еще думал о кораблях, когда тишину нарушил долетевший с дальней стороны дома одиночный хлопок.
Стоун посмотрел на часы, потом оглянулся на дом.
Обычно в нем работали четверо слуг. Повар, лакей, горничная и живший при доме садовник. Три недели Джон изучал их передвижения, а затем устроил так, что сегодня никого из них в доме не оказалось.
Когда один из ребят Джона взял след Гордона Клайна, тот именовался уже Джорджем Перкинсом. Местным властям он сказал, что ушел на покой, продав права на управление тридцатью двумя ресторанами «Макдоналдс».
Стоун пошел к кабинету Клайна не самым коротким путем — через дом. Полутораметровые пальмы в каждой комнате, бар с помятой медной стойкой метров в шесть длиной, оборудованный терморегуляторами винный кабинет размером со спальню Стоуна, огромный, наполненный соленой водой аквариум с амазонскими неоновыми тетрами. Человек, располагающий ста двадцатью миллионами, может купить почти все — и однако же, не все.
