— Но даже я не думал, что Святослав проделает все так споро и ловко, — продолжил мужчина.
— Люди его еще не то могут, — самодовольно ответил витязь и спохватился. — Значит, Глеба у вас нет, говорите? И не было?
— Так, — подтвердил вислоусый пан.
— А где же он? — спросил Ягайло, сам понимая глупость своего вопроса.
— То мне неведомо, — ответил поляк. — А что там Збышек? Жив, здоров?
— Целехонек ваш Збышек, хотя и не по заслугам. Гаденыш порядочный, — подала голос Евлампия. — Шалит в приграничье, людей добрых пугает.
— Это есть, — легко согласился мужчина, хотя на лезущую поперек мужского разговора девку воззрился неодобрительно. — Но он единственный сын нашего короля… — Браницкий обреченно развел руками.
— Оно понятно, — кивнул Ягайло. — Не хочу тебе обиду чинить, но проверить надобно, что и правда Глеба у вас нет. Если в том уверюсь, отпущу вашего Збышка просто так. Ни коней, ни откупа не возьму.
— Как же тебя в том убедить? — удивился вельможа. — По всем узилищам да комнатам тайным провести? Все норы лисьи показать?
— Полноте, — успокоил его Ягайло. — Достаточно на пиру побывать, разговоры послушать. Языков во дворцах больше, чем ушей, я-то знаю. Если Глеб тут, наверняка кто-то об том говорить будет. А если нет, так и не будет. Вот и проведи нас на пир, да чтоб народу там побольше было знатного. Часто тут у вас такие бывают?
— Да почитай и не прекращаются, — ответил пан Браницкий. — Хвор король, знает, недолго ему осталось, потому вином думы грустные заливает.
— Хорошо, вернее, плохо. Но все равно хорошо, — невпопад ответил Ягайло. — Пойдем тогда. А ты помни и людям своим передай, что, если с нами случится что, потравите или ножичком решите пырнуть, примет ваш Збышек смерть лютую. Истощится без еды и пития.
Мужчина кивнул головой, поднялся. Повернулся к Ягайле:
— Только милости прошу, сами не говорите никому, что наш принц в русском полоне. Мои люди всем рассказывают, что он еще с охоты не вернулся. И медальон отдайте или спрячьте хотя бы под одеяние. И так из-за его появления в городе разговоры пошли.
— Забирай, теперь он мне без надобности. — Ягайло стянул через голову тяжелую цепь и брякнул серебряным овалом о стол.
Мужчина сгреб его ладонью и сунул куда-то под безрукавку, открыл низкую дверь. Нырнул в темный коридор. Ягайло и Евлампия последовали за ним. Справа по ходу открылась небольшая ниша с узкими горизонтальными бойницами, в которой замерли двое одетых в черные накидки поверх кольчуг и черные же шапочки пирожком воинов со взведенными арбалетами. Вот, значит, почему стражников при разговоре не было. Попытайся витязь или девица причинить вельможе вред, вмиг бы получили по толстенному болту[23] меж лопаток.
Двери перед ними распахнулись. В ноздри путников ударили сотни аппетитных запахов. Жаренная на вертеле оленина, запеченная в глине утка, рыба на углях, паштеты, разнообразные фрукты, овощи. Проморгавшись от выступивших на глазах голодных слез, они увидели большой зал с высокими сводчатыми потолками, под которыми светили сотнями свечных огней кованые люстры. Составленный из многих большой стол буквой «П», ломящийся от разнообразных яств. Во главе стола возвышался трон, на котором восседал высокий худой мужчина, зябко кутающийся в горностаевую мантию. Пергаментная кожа, синие круги под глазами, тонкие волосинки, прилипшие к выпуклому черепу. «И впрямь не жилец», — с одного взгляда определил Ягайло. Зато остальные, его окружающие, — просто кровь с молоком.
За столом пировала шляхта. Все круглолицые, с сыто выпирающими животами, разодетые, как заморская птица павлин, — и столь же крикливые. Один за другим они вскакивали на ноги, провозглашали здравицу королю или его родственникам и опрокидывали в себя полные кубки вина, накачиваясь хмельным, как пауки мушиными соками. Как раз то, что нужно.
— Я вас оставлю, дела, — подал голос вельможа. — Пришлю своего человека, чтоб он вам помогал и приглядывал.
Не дожидаясь ответа, он коротко поклонился и собрался уходить. Ягайло значительно посмотрел в глаза вислоусому пану, мол, не вздумай чего недоброе сотворить, и принялся оглядывать стол на предмет присесть поближе к самым разговорчивым. Евлампия же глазами пожирала снедь, торопясь набить брюхо.
К путникам подлетел распорядитель с посохом, взяв их под локоток, повел к свободному месту между спящим лицом в блюдо худым пановичем и дородным сонным паном, сложившим второй подбородок на третий и все это на живот, минуя шею и грудь. Своей резной палкой он бесцеремонно растолкал подвыпивших гостей, освобождая место. Евлампия, подобрав подол, с трудом перелезла через высокую скамью, не дожидаясь слуги с чашей для омовения рук, ухватила истекающую жиром индюшачью ногу и впилась в нее зубами. Ягайло недовольно сморщил нос, принюхиваясь к духу, идущему от сонного пана, который подвинулся как-то не весь, и тоже влез в свободную щель.
Повел молодецкими плечами, раздвигая себе место, омыл руки в серебряной кадушке, отгребая в стороны смятые лепестки роз, обтер их о предложенный мальчиком рушник и подцепил на нож паштета. Подложил под него срез белого хлеба, откусил и блаженно прикрыл глаза. Покатал во рту кусочки, раздавливая их о нёбо. И вспомнилось ему…
— Что это ты за гадость ешь? — толкнула его в бок Евлампия.
— Паштет из печени гусиной, — ответил витязь. — Пища богов. У нас такого не сыскать.
— И правильно, что не сыскать. Знаешь, на что твой паштет похож? Какой приличный человек…
— Уймись, постылая, — оборвал он девицу. — Я ж тебе не зужу над ухом советами, что надо руки перед едой омывать и кушать прибором, а не пятерней в общее блюдо лезть? Нет? Вот и ты ко мне не цепляйся.
Ягайло снова закрыл глаза, но теплые воспоминания о детстве не вернулись. Тьфу пропасть, подумал он и хотел пересесть к другим собутыльникам, послушать, что говорят там, но какое-то движение привлекло его внимание.
Через незаметную заднюю дверь вошла худая простоволосая девица, от горла до пят затянутая в черное платье со множеством застежек спереди и с черным же узким пояском. Пожалуй, ее можно было назвать красивой, если б не надменно-брезгливое выражение лица, коверкающее правильные черты.
— О, смотри. Никак невеста княжича нашего пропащего. — Ягайло в отместку ткнул Евлампию локтем под ребра так, что она поперхнулась обсасываемым перепелиным крылышком.
Но девица, казалось, даже не заметила подначки, во все глаза уставившись на полячку.
— Цо не старшая дочщь, Кунигунда, то младшая дочщь короля, Эльжбета, — раздалось над ухом Ягайлы шипение человека с посохом. — И милоштиво прошу, не упоминаште про ищешновения детей королевшкой крови!
