Витязь помог ей подняться с пола, отряхнул набившиеся в волосы соломинки.
— Ты же говорил, что все! Нет больше никого! — накинулась на него девица почти с кулаками.
Витязь сгреб ее запястья одной рукой и выкрутил, заставив скрючиться и пискнуть от боли.
— А что я, по-твоему, должен был заорать — мол, там на конюшне еще двое засели? Тут бы они нас стрелами и нашпиговали. Ну, тебя одну скорее, но разве это было б лучше? А так, пока дурней разыгрывали…
— Поняла, отпусти, витязь, — прошипела Евлампия.
— То-то, — благодушно отозвался Ягайло и пошел к стойлу Буяна.
Конь радостно заржал, приветствуя хозяина. Потянулся к его уху мягкими губами, положил голову на плечо. Ягайло потрепал коня по холке, погладил по лбу, скормил маленькое яблочко, умыкнутое с кухни постоялого двора. Пока они миловались в стойле, Евлампия нашла рыжегривого конька, заседлала и свела с пандуса во двор. Забралась в седло, закрутив повыше подол платья. Ягайло с Буяном вышли следом. Вороной конь с радостью принял уздечку и седло с переметными сумами, которые поляки даже не стали обшаривать. Витязь затянул подпругу и, не касаясь ногой стремени, бросил тело в седло.
Глава шестая
За спиной всадников остались люблинские предместья. С обеих сторон дороги потянулись бесконечные поля с вызревающими хлебами и изредка — яблоневые сады. Людей почти не было, а случайные встречные, завидев всадников, спешили отойти на обочину или нырнуть прямо в поле, под защиту колосьев. Ягайло и Евлампия не то чтоб гнали коней, но и на шаг сбиться не давали. Им хотелось поскорее покинуть границы Польского королевства и оказаться под сенью родных дубрав и березняков. Ехали молча. Все, что произошло с ними в последние несколько дней, путники успели обсудить уже не раз.
Витязь поведал, как накачивал вином разнообразных сановников и простых шляхтичей. Как, взывая к их смелости и гордости, наслушался всяких мерзостей, многие из которых были просто подлы по сути, многие — страшно кровавы. Как узнал пару государственных секретов и подробности заговора против немощного короля — что заговор готовится в спешке, ибо есть подозрения, что существует еще один, заграничный, тянутся руки к краковскому престолу из Венгерских земель.
Евлампия поведала о странных любовных привычках старшей дочери короля и предположила, что такая жена княжичу Глебу нужна, как собаке пятая нога. Говорила она об этом настолько горячо, что Ягайло подумалось: а не влюбилась ли девка в молодого княжича? С удивлением для себя витязь почувствовал сердцем укол ревности.
На горизонте замаячили подернутые сизой дымкой леса приграничья.
— Ну, вот и дома, — возрадовалась девица.
— Ты это… Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. До границы еще часов десять скакать. — Прищуренным глазом он оценил высоту солнца над горизонтом. — Дотемна бы успеть, а то придется опять в лесу ночевать.
— Так, может, и в темноте поедем? Смотри как луна светит, все видно, почитай.
— Это тебе видно, а коням-то не очень. Дорога ухабистая, ну как ноги в колдобине подвернут? Тогда дорогу своими придется мерить, а коня убить, чтоб не мучался, все равно уже не ходок. И уж не знаю, как ты, — витязь покосился на рыжего жеребчика, стреляющего по сторонам озорными лиловыми глазами, — а я Буяну такой судьбы не желаю.
Словно почувствовав, что говорят о нем, жеребчик вскинулся, заржал тихонько и запрыгал по дороге, далеко выбрасывая ноги и делая вид, что хочет вытряхнуть седока из седла. Евлампия дурашливо засмеялась, вцепившись пальцами в рыжую гриву. Улыбнулся и Ягайло. Буян благодушно фыркнул — мол, развлекается молодежь.
Жеребчик встал на дыбы, словно подражая единорогам со старинных гербов, забил копытами в воздухе и заржал басовито. Не сдержал ноты, сорвался на фальцет, пустив петуха. Девица и витязь расхохотались беззаботно. Впервые за последнее время… И в этот самый миг конек оступился, захрипел и, неловко перебирая копытами, стал валиться набок. Евлампия попыталась соскочить с седла, но не успела, запуталась в юбке. Падающий конь подмял ее под себя, придавил ногу. Голова его глухо бухнулась на утоптанную землю, изо рта и ноздрей выплеснулись на жадно глотающую их пыль струйки крови. И только тут Ягайло заметил торчащий из горла жеребца арбалетный болт, ушедший почти по самое оперение.
Скорее чувствуя, чем понимая, что делает, витязь ударил Буяна пятками в бока, посылая прямо в поле, через сточную канаву. Приученный к неожиданностям конь послушно прыгнул, по срамное место провалился в море золотистой пшеницы. Ягайло надавил ему на холку, заставляя лечь, и одновременно соскальзывая с седла. Над головой с противным визгом пронеслись две стрелы.
— Ягайло! Ягайло, помоги! — донесся с дороги крик Евлампии.
— Тихо лежи, девка! — зарычал он, одной рукой отстегивая от седла арбалет, другой придерживая и успокаивающе поглаживая лежащего на боку Буяна. — Мертвой прикинься!
Воин уперся ногой в специальную скобу на ложе арбалета и ухватился за тетиву. Потянул на себя, до скрипа напрягая жилы и корябая ладони. Зацепил-таки ее за зарубку на вертушке и, пошарив в колчане, уложил болт в специальную канавку. Достал второй арбалет и проделал с ним то же самое, благодаря Бога, что надоумил оба оставить себе, а не отдать один Евлампии, как собирался.
Шепотом наказав Буяну не вставать, он перекинул через плечо ремень колчана с гвоздеподобными стрелами, взял в каждую руку по самострелу и побежал к дороге, следя, чтоб макушка не мелькнула среди колосьев. Спрыгнул в канаву и посмотрел на спутницу. Девица была жива и даже не ранена. Во всяком случае, крови заметно не было. Только вот нога застряла под лошадиным телом.
— Эгей? Евлампия?! Ты как? Вылезти можешь? — окликнул он ее вполголоса.
— Нет, не смогу. Зажало намертво. Больно, — так же шепотом пожаловалась девица.
— Понятно, что больно. Но ты потерпи, не стони, главное, чтоб внимания супостатов не привлечь. А хотя… Давай-ка лучше стони. Даже не стони. Кричи, зови меня. Во всю глотку ори. Так ори, будто тебя режут.
— Ты что, витязь, сдурел? Под вражьи стрелы подставить меня хочешь? — В голосе зазвучала обида, мешающаяся с подозрительностью.
— Подставить — нет, а вот выманить их хочу, а то из леса они и меня подстрелят, и тебя потом не помилуют. А так, глядишь… Да хватит уж спорить, ори давай!
Девица кивнула, набрала в грудь побольше воздуха и заголосила с подвыванием:
— Ягайло?! А-а-а-а-а! Витязь?! О-о-о-о-о! Ягайло, куда ты делся?! Мне больно, Ягайло! А-а-а-а-а! Где ты?! Приди и спаси меня! О-о-о-о-о! Ягайло, я умираю, чтоб тебя демоны побрали! А-а-а-а-а! Да где ж ты, пес шелудивый?! О-о-о-о-о! Беги сюда, таракан запечный, да скорее, пока у меня нога не отсохла! А-а-а-а-а! Яга-а-а-йло! Где ты, аспид червеподобный?! Рыба снулая с протухшими потрохами! А-а-а-а-а! О-о-о-о-о!
