Не только научная или даже общефилософская проблема стояла перед писателями, выпускавшими в мир все новых и новых человекоподобных существ. В мировой литературе появился образ, которого не было ранее и который читатели сразу же приняли и полюбили. Конечно, создание Франкенштейна было во сто крат сложнее и богаче — не жертва и не агрессор, ни друг и не враг, а нечто двойственное и непрограммируемое, как и сам прогресс, вызвавший это создание к жизни. Роботы выглядели не в пример примитивнее: просто новые заменители няньки, слуги, собаки.
И все-таки можно сколько угодно спорить о роботах, а ясно одно: они были нужны, даже желанны. Видно, в этом мире не так много осталось заботливых нянек, исполнительных помощников и верных псов… Фантасты отразили настроения, владевшие читательской аудиторией, — стоит ли ставить это писателям в вину?
Но как "проблемное поле" научной фантастики, позволяющее заглянуть в человеческую душу извне (ведь эти возможности недоступны традиционным формам литературы), роботы потихоньку прискучили. В последние годы все реже встретишь оригинальные истории, зато растет поток пародий, сатирических выпадов и просто беззлобных юморесок. Все это, увы, свидетельствует об одном: жила вырабатывается…
Сцена опять темнеет, близится конец второго действия.
"Эпилог" — так назвал свой рассказ Клиффорд Саймак, один из самых знаменитых роботехников мировой фантастики. Ему довелось выпустить в жизнь множество механических существ, но на память прежде всего приходят герои его романа "Город" (1953). И вот спустя двадцать лет Саймак вновь вернулся к роботам — для того, чтобы еще раз с ними проститься. На этот раз, видимо, навсегда.
Мы помним "Город" — эту прекрасную, хотя и чуть наивную, по нынешним временам, сагу о Вебстерах, Псах и Роботах. На всем протяжении книги читатель последовательно прощался с героями доброй и грустной фантазии Саймака. В финале Земля почти опустела, на ней остались лишь загадочные муравьи, построившие свою цивилизацию, да старый робот Дженкинс, бессменный хранитель дома Вебстеров. Созданный примерно в те же годы, что и азимовские роботы, Дженкинс превратился в своего рода эталон. С него писали десятки копий, и он казался таким же незыблемым, как и само присутствие роботов в фантастике.
В рассказе "Эпилог" — наверное, самом грустном из всех, написанных Саймаком, — прощается с Землею и Дженкинс. Цивилизация муравьев развалилась, сами они исчезли неведомо куда, и Дженкинс последним уходит из опустевшего дома. Друзья-роботы прилетают за ним, путь их лежит далеко-далеко, к звездам.
Прощается со своими героями Саймак. Расстается с Землей робот, честно послуживший ей и своему создателю. Но почему-то при чтении рассказа не покидает ощущение, что фантастика прощается с роботами, так же верно служившими ей долгие годы…
Они еще не раз появятся на страницах книг и журналов, однако время их уходит. И все-таки эти странные создания сделали свое дело: в них, как в зеркало, посмотрели на себя люди. Мира роботов создано не было, только новый миф, но и мифы зачем-то нужны, верно?
…И опять из-за сцены доносится тема пролога. Из полуторавековой временной дали звучит голос юной Мэри Шелли, которая в своем озарении предусмотрела, казалось, все: "Мы останемся как бы незавершенными, пока некто более мудрый и достойный, чем мы сами… не поможет нам бороться с нашими слабостями и пороками". И в этих словах ее — вся фантастика о роботах.
ИНТЕРЛЮДИЯ
В первых двух действиях было больше переживаний, страстей. А теперь эмоции уступят место холодному анализу. Ну что же, смена настроений задана и героями: поначалу на сцене играли свои человеческие драмы такие же люди, как мы, лишь одетые в новомодные металлические "доспехи". А дальше? Герои, которых представят зрителям в следующих двух действиях, могут вызвать какие угодно ассоциации, но на людей они не будут походить даже отдаленно. А интеллектуальная драма продолжается…
Вот и сейчас, пока меняются декорации, небольшое отступление, реприза перед закрытым занавесом.
Кибернетика — наука молодая, однако того же не скажешь о вычислительной технике вообще. Во многих музеях мира хранятся под стеклом древнейшие счеты — абаки, которые насчитывают тысячи лет. А первое сочинение, в котором ставился вопрос о целенаправленном поиске логически истинных высказываний, появилось в самом начале XIV столетия. Это был трактат испанского монаха-францисканца Раймунда Луллия "Великое искусство", в котором автор не только выдвинул идею логической машины, но и обсуждал конкретные проекты. В 1642 году Блез Паскаль разработал принципы счетной машины, способной вычитать и складывать, а тридцатью годами позже ее усовершенствовал Лейбниц, обучив двум другим арифметическим операциям.
То были первые робкие шаги науки, которая только к середине XX века осознает самое себя. А англичанин Чарлз Бэббидж в 1823 году спроектировал действующую, достаточно скоростную по тем временам вычислительную машину для составления логарифмических астрономических таблиц. И дошел до идеи (увы, остававшейся практически нереализованной еще век с небольшим) создания гигантской "аналитической машины", в которой уже предусмотрено все: программы на перфокартах, банк памяти, блоки ввода и вывода исходных данных, их арифметической обработки. Осталось только изобрести электронные лампы и транзисторы!
Начиная с конца тридцатых годов развитие вычислительной техники пошло по экспоненте. В 1937 году Хоуард Эйкен в Гарварде разработал принципиальную схему, а чуть позже построил первый "автоматический вычислитель с последовательностью управления", 4,5-тонный гигант МАРК-1. Потом началась война, и как следствие возникла насущная необходимость в скоростной и эффективной вычислительной технике. Первая ламповая ЭВМ (ЭНИАК) была разработана в самом конце войны американцами Д. Макли и Д. Эккертом и через год запатентована[32].
Еще один шаг на пути создания современной практической кибернетики сделал в конце сороковых годов выдающийся математик, выходец из Венгрии, Джон фон Нейман, предложивший вводить в память компьютера не только пакет данных, но и программу выполнения операций. В 1950-е годы был запущен первый серийный компьютер УНИВАК-1, а затем стали сменять друг друга, постепенно усложняясь, все новые и новые поколения ЭВМ.
Но это техника. К началу шестидесятых годов была разработана и теория кибернетических систем, ученые впервые задумались о философских, нравственных, социальных последствиях рождающейся новой науки. К этому же времени достигло своего пика увлечение сверхоптимистичными прогнозами. Пророки кибернетического будущего громогласно обещали, что не пройдет и двадцати лет, как машина станет чемпионом мира по шахматам, полностью заменит в больницах врача-диагноста, а также "отменит" труд переводчика. Это были еще самые осторожные прогнозы — наиболее горячие головы называли точные даты создания искусственного разума!
Два десятилетия пронеслись в полемических бурях, то стихавших, то разгоравшихся с новой силой, а что в результате? Лучшие машинные программы сейчас могут на равных бороться с кандидатом в мастера, с мастером, но не больше. Машины-диагноста так и не создано. Что же касается переводческой сферы, то точную оценку ситуации дал известный американский философ X. Дрейфус в книге "Чего не могут компьютеры?": "То, что машина выдавала до сих пор в качества перевода, можно было бы назвать русским (или, соответственно, английским) текстом, но только в том случае, если вы относитесь к нему так же, как родители относятся к каракулям своего чада, видя в них пробы пера будущего Леонардо"!
Наконец, поставленные на заре кибернетики фундаментальные проблемы не только не были решены, но буквально низвергли на головы и оптимистов и пессимистов массу новых парадоксов.
Впрочем, в наши намерения не входит излагать курс истории кибернетики — она уже написана. Правда, было бы правильнее именовать ее все-таки предысторией.
Ибо за тридцать пять лет существования этой науки происходила своего рода "разминка", проба сил и возможностей, не говоря уже о выявлении тупиков и пределов. Вычислительных машин построили великое множество, а вот что касается вопросов принципиальных… Кибернетика не решила тех грандиозных задач, на которые было замахнулась по молодости лет, но зато у нее хватило времени, чтобы трезво осознать, какая бездна отделяет ее от решения. Разве одно это не свидетельствует о конце детства и наступлении зрелости? Достаточно перечитать отчеты в популярных журналах о последних конференциях кибернетиков, чтобы ощутить общую атмосферу начавшегося отрезвления.
Путь от первых вычислительных устройств до постановки проблемы "искусственный интеллект" был одновременно и коротким и долгим. Не так уж много лет прошло, но сколько тропинок отшагала человеческая мысль и в скольких перебывала тупиках!
