О какой психологии тут может идти речь? Кому дано проникнуть под эмалированные черепные коробки, чтобы разобраться, что же за мысли копошатся в сплетении микроэлектронных схем? Внешний вид компьютеров внушает какие угодно эмоции — от страха до молитвенного экстаза, но понимания, эмоционального приятия у писателей-фантастов "думающие ящики" вряд ли дождутся.
А в том, что каким-то непостижимым, нечеловеческим, но все-таки разумом эти "ящики" обладают, научная фантастика не сомневалась. И пока кибернетики сменяли молодой азарт на трезвый скепсис, фантасты смело приступили к работе с энными поколениями ЭВМ, которые в будущем этот разум обретут наверняка.
Эта уверенность, как и стремление забежать мыслью вперед понятны. Ну, во-первых, фантастика. А кроме того, электронно-вычислительная машина какой угодно сложности сама по себе предметом художественной литературы стать не сможет. Не способна ЭВМ "играть" на сцене — лишенная чувств, мыслей, эмоций, не умеющая попросту вести себя! Иное дело выдуманные фантастами самопрограммирующиеся, способные к эволюции кибернетические устройства, у которых внутренняя сложность и богатство связей с внешним миром достигли такого уровня, что поведение этих "машин" предсказать практически невозможно! Как нелепо и предугадывать результат их интеллектуальных усилий… Эта система уже обладает разумом, и художественной литературе от подобного героя просто так не отмахнуться.
Поэтому авторы драмы все-таки рискнули ввести в четвертое действие образы разумных машин. Хотя художественная разработка "образов", как и следовало ожидать, оказалась делом архисложным.
Проще фантазировать на тему их внешнего облика. Что и говорить, костюмеры и гримеры научной фантастики потрудились на славу, в выдумке им не откажешь! Суперкомпьютеру, оказывается, вовсе не обязательно появляться на сцене в образе набивших оскомину эмалированных шкафов: кибернетическая система может иметь своей основой жидкую субстанцию, как предполагает Станислав Лем в рассказе "Доктор Диагор", или даже… молекулы воздуха, организованные особой комбинацией электрических полей (рассказ Льва Теплова "Всевышний-1"). А размеры! На одном конце спектра рассказ румынского писателя Раду Нора "Живой свет", где описана киберсистема, состоящая из микроорганизмов. На другом — уникальная "машина", предложенная Павлом Амнуэлем в рассказе "Летящий Орел": "В недрах очень плотных звезд — их называют нейтронными — силы ядерного притяжения могут образовывать из элементарных частиц цепочки, нейтронные молекулы. Так чем же плоха мысль: нейтронная молекула способна хранить записанную в ней информацию во всяком случае не хуже, чем ДНК… Нейтронную звезду можно ЗАПРОГРАММИРОВАТЬ как идеальную вычислительную машину с невероятной памятью и скоростью счета…"
В вопросах "гардероба" фантазия и изобретательность буквально били через край, но вот драматурги в выдумке заметно уступали костюмерам. Причина была сокрыта скорее в неподатливости материала, чем в профессиональных возможностях постановщиков. А может быть, над ними довлели реальные, чисто человеческие проблемы, и фантастические компьютеры оказывались под рукой лишь как удобное средство по-новому осветить эти проблемы?
Как бы там ни было, герой последнего действия представлен на сцене в основном в трех амплуа. Это, во-первых, информационная "кладовая", куда заглядывают все кому не лень; затем — военный стратег и, наконец, машина-диктатор.
В первой своей ипостаси герой выглядит совсем бледно. Рассказ, в котором впервые детально описано автоматическое устройство для хранения и переработки информации, появился в 1946 году (Мюррей Лейнстер, "Логик по имени Джо"), и с тех пор мировая фантастика мало продвинулась в этом направлении, несмотря на обилие всяких там Информаториев, Больших Мозгов и прочего.
То ли авторам показалось, что ограничить свою деятельность функциями справочного бюро — небогато для искусственного интеллекта, то ли читатель был подготовлен к тому, что компьютеры писателей-фантастов знают все? Эпизод из рассказа Фрица Лейбера "Бедный супермен" — самая, пожалуй, яркая мизансцена, в которой выражено отношение фантастов к "электронным всезнайкам". В недрах гигантского компьютера, с которым постоянно советуются члены правительства, военные, светила науки, скрыта маленькая комнатка, а там сидит толстяк в одних трусах, потягивает холодное пиво и отстукивает на пишущей машинке ответы…
Этот пассаж, конечно, вызывает в зрительном зале улыбку. Зато предпринятые писателями попытки представить себе, до каких пределов может эволюционировать такая машина, приводили подчас к ответам поистине "сумасшедшим".
В блестящей новелле Артура Кларка "9 миллиардов имен бога" рассказывается, как по заданию тибетского ламы сверхкомпьютер методично перебирает различные комбинации букв алфавита (лама надеется таким образом узнать действительное имя всевышнего). И стоило машине отыскать искомую комбинацию, как тот дал о себе знать: на вечернем небе гаснут звезды. А в другом рассказе "Ф — значит Франкенштейн" (в русском переводе — "Зазвонил телефон") писатель описал ситуацию более, что ли, реалистичную, но столь же непредсказуемую. Чрезвычайно разветвленная система орбитальной теле- и радиосвязи, соединенная с наземными службами, образует в результате такую сложную систему, что у нее появляются зачатки совершенного "разума"! Подпитываемый электронным "молоком" младенец чисто рефлекторно начинает потягиваться…
Еще дальше пошел в своем знаменитом рассказе-шутке "Ответ" Фредерик Браун. Ученые, спросив только что отстроенный гигантский искусственный мозг, есть ли бог, тотчас же удостоились ответа: "Теперь — есть"… А разросшийся за тысячелетия до невообразимых размеров Вселенский Компьютер из рассказа Айзека Азимова "Последний вопрос" сам решает единственную проблему, поставленную ему природой: как приостановить рост энтропии во Вселенной? Решение найдено, и машина оповещает о нем мир: да будет свет!
Это, разумеется, шутки. Вторая роль — военного стратега — не давала повода для таких метафизических "фривольностей". Уже в наши дни современные поколения ЭВМ участвуют в прогнозировании и планировании военных операций, пока, правда, под наблюдением людей. А что будет завтра, если военно-промышленный комплекс дорвется-таки до заветного Абсолютного Стратега?
На сцене — снова чехарда образов-масок: мозг-гигант из одноименного романа западногерманского писателя Генриха Гаузера (вышел в 1958 году), неоднократно встречавшийся в рассказах Азимова Мультивак, но на этот раз "в военной форме" (рассказ "Машина, выигравшая войну"); а вот и пентагоновский электронный мозг из романа Мартина Кэйдина "Бог-машина" (1968), восставший против своих хозяев и вследствие этого уничтоженный как "неблагонадежный" элемент. Об эволюционирующем кибернетическом оружии, которое зачастую продолжает свое существование в отсутствие погибшего человечества, задумывались американцы Филипп Дик (рассказы "Автофак" и "Вторая разновидность") и Фред Саберхаген, опубликовавший целую серию произведений о жестокой механической "расе" истребителей-Берсеркеров. Наконец, это Станислав Лем. Действительно, чем не идеальное и абсолютно бессмысленное завершение киберэволюции — рои электронных мушек из его романа "Непобедимый" (1966)!
Сама война бессмысленна и противоестественна человеческому существованию, но, кажется, ничего более безумного, чем кибернетическое оружие, которое может жить своей жизнью, человечество не изобрело. Недаром по этому поводу язвительно прошлись крупнейшие ученые — английский математик и философ Бертран Рассел (в фантастическом рассказе "Кошмар д-ра Саутпорта Вульпса") и нобелевский лауреат физик Ханс Альфвен, автор вполне традиционного фантастического романа "История Большого Компьютера" (вышел в 1966 году под псевдонимом Олофа Йоханнесена). В этой книге электронный историк будущего описывает гипотетическое исчезнувшее звено в эволюции разума на планете — человека…
Но вот на сцене появился солист, популярнейший герой научной фантастики — электронный мозг-диктатор.
В 1958 году американский автор Артур Хэдли в романе "Веселая повозка" вполне мог себе позволить поиронизировать над компьютером, который вознамерился стать президентом Соединенных Штатов; но уже позже о властолюбивых амбициях "электронных мозгов" писали без тени улыбки. Тревога росла еще и оттого, что в данном случае антагонизм человека и машины не сводился к лежащей на поверхности борьбе за власть — возникал конфликт совсем иного порядка.
Это уже не война людей и роботов, а столкновение двух непохожих типов мышления. Компьютеры… что-то бесконечно далекое, полярное по отношению к человеку. Враждебны ли они, агрессивны, властолюбивы? Не всегда. Но бесчеловечны — по определению.
