Так думала Джессалин, снимая мешок со скалы… Но вот она взяла его в руки… и увидела содержимое. В мешке был ребенок, новорожденный ребенок.
Спускаться по вырубкам с мешком в руках оказалось гораздо сложнее, чем подниматься. Почувствовав наконец под ногами твердую землю, Джессалин облегченно вздохнула. Ребенок – девочка, совсем крохотная, не переставая, плакал.
Джессалин гадала, сколько же времени младенец вот так провисел в шахте. Неудивительно, что плач был едва слышен. Но все же девочка была жива.
Прислонившись к грубой каменной стене, Джессалин полной грудью вдыхала свежий морской воздух.
Откуда-то сверху послышался хриплый крик:
– Мисс Летти! Где вы, черт бы вас побрал? Ответьте мне!
– Э-эээ-й! – радостно крикнула в ответ Джессалин. – Лейтенант!
Сверху градом посыпались мелкие камушки, и в отверстии, закрывая небо, появилась голова лейтенанта Трелони. Джессалин радостно рассмеялась.
– А вот наконец и вы, лейтенант. Где же вы были?
– По-моему, ответ на этот вопрос вам был прекрасно известен с самого начала. А вот где, черт побери, были вы?
Джессалин снова рассмеялась.
– Вы очень дурно воспитаны, лейтенант Трелони. Я давно собиралась вам это сказать. Сколько же в вашей речи шлаков и прочих рудничных отходов!
– В таком случае не стоило вынуждать меня употреблять крепкие выражения.
Джессалин едва не поперхнулась от очередного приступа смеха.
– Послушайте, какого черта вы там делаете? И прекратите хихикать. Терпеть не могу хихикающих женщин.
Джессалин словно бы только сейчас осознала, что совсем недавно чудом избежала смерти. Голова кружилась, а тело стало совсем легкое, как будто вдруг потеряло вес. Она смотрела на плотно сжатые губы Трелони, и ей безумно хотелось поцеловать их.
Решив, что подробное изложение событий потребует слишком много времени и сил, Джессалин рассказала только то, что, как казалось, заслуживает внимания. В точности так преподобный Траутбек обычно поступал с библейскими притчами.
– Вас очень долго не было, и я подумала, вдруг что-то случилось? Тогда я спустилась в шахту и немного заблудилась.
– Нельзя заблудиться немного. Можно или заблудиться, или нет. У вас что, врожденный талант превращать самые обычные вещи в катастрофу мирового масштаба, или вы специально практиковались.
– Не будьте таким гадким. Вам это не идет. Голова Трелони исчезла из отверстия.
– Лейтенант!
– Сидите спокойно и не вздумайте никуда отойти. Я сейчас за вами спущусь.
– Спасибо, но…
– Ну что вы! Не стоит благодарности. Я всю жизнь мечтал провести целый день, ползая по темным скользким подземельям. А уж сорвать голос непрестанными криками всегда казалось мне воплощением веселья.
– Лейтенант! У меня ребенок.
Голова Трелони снова появилась в отверстии штольни.
– Каким это образом у девственницы оказался вдруг ребенок? Только не рассказывайте мне про непорочное зачатие. Дважды такие истории не проходят.
– Не глупите, лейтенант, – рассмеялась Джессалин. – Я же не говорила, что это мой ребенок. Я нашла его. Только что здесь, в штольне.
– Понятно. Этого следовало ожидать. Вполне в вашем духе – отправиться на поиски приключений и найти ребенка.
Джессалин снова рассмеялась и присела к стене, прижимая ребенка к груди. Долго ждать ей не пришлось. Вскоре послышались шаги, и на темных влажных стенах замерцал приближающийся огонек.
Поставив свечу на каменный уступ, Трелони осторожно отвернул мешковину с головки ребенка.
– С ним все в порядке?
– Вообще-то, это она, лейтенант. Разве вы не видите разницы?
Трелони весело улыбнулся.
– Только не с этого конца.
А потом произошло неожиданное. Он нежно провел пальцем вдоль линии ее подбородка, и, несмотря на густой полумрак, Джессалин заметила, что его рука слегка дрожит.
– Ты поцарапала лицо… – сказал он.
Их глаза встретились, но его взгляд тотчас же скользнул ниже и остановился на ее рте. Джессалин нервно облизнула нижнюю губу и судорожно сглотнула.
– Я… Мне кажется, девочка замерзла. Ведь на ней ничего нет, кроме мешка.
Лейтенант промолчал. На его лицо постепенно возвращалось прежнее непроницаемое выражение. Отвернувшись от Джессалин, он снял куртку и укутал младенца в теплую шерстяную ткань. Девочка, не перестававшая жалобно пищать, почти сразу затихла.
– Вы ей понравились, – заметила Джессалин.
– Боюсь, что это чувство не взаимно. Маленькая пискунья только что обмочила мою куртку. – От звуков его голоса, низкого и чуть охрипшего, девочка снова заплакала.
– Бедняжка, она, наверное, голодна!
– А почему ты смотришь на меня? – поинтересовался Трелони. – Уж я-то точно ничем не смогу помочь.
Джессалин и правда смотрела на него. На его узкие, аристократичные, но огрубевшие от тяжелой работы, покрытые шрамами руки, державшие ребенка. Казалось невероятным, что руки мужчины могут быть и такими пугающе сильными, и такими нежными. Таким мягкими и такими грубыми одновременно.
– Ненавижу, когда ты так смотришь, – вдруг сказал он.
– Как?
– Как будто знаешь что-то, чего не знаю я.
– Я просто подумала о том, что большинство мужчин бледнеет от страха, когда у них на руках оказывается ребенок. А ты обращаешься с ней так, словно имеешь богатый опыт по этой части… – Джессалин осеклась. Болтали, что у старого графа было несколько десятков незаконнорожденных детей по всему Корнуоллу. А перед ней стоял Трелони, сын своего отца.
Но сейчас смотрел он не на нее, а на ребенка и говорил, насмешливо растягивая слова.
– Я тоже боюсь. Правда, малышка? Младенцы, а также привлекательные девственницы вызывают у меня замирание сердца и дрожь в коленках.
Джессалин улыбнулась и вдруг почувствовала, как у нее внутри что-то оборвалось. Кусочек ее самой оторвался и упал в черную дыру, гораздо более страшную, чем колодец шахты. Этот чужой человек был для нее полной загадкой, она его совсем не знала и все же чувствовала, что не может без него жить, как не может жить без земли под ногами, без солнца, без воздуха. И ей стало страшно. Страшно, что эта потребность в нем никогда не пройдет, станет неотъемлемой частью ее жизни.
Лейтенант шел впереди с ребенком на руках, а Джессалин брела за ним, как в тумане. Казалось, ее телу вдруг стало слишком тесно в коже. Если он сейчас прикоснется к ней или даже посмотрит ей в глаза, она разлетится на части, как взорвавшийся паровой котел. Грудь болела, глаза щипало, как будто она вот-вот заплачет. Или как будто плакала слишком долго.
Трелони первым поднялся по лестнице. Потом, став на колени и придерживая ребенка одной рукой, вторую протянул ей. Наконец-то оказавшись на поверхности, Джессалин зажмурилась от яркого света, но и с закрытыми глазами она чувствовала на себе его взгляд.
