Трелони первым поднялся по лестнице. Потом, став на колени и придерживая ребенка одной рукой, вторую протянул ей. Наконец-то оказавшись на поверхности, Джессалин зажмурилась от яркого света, но и с закрытыми глазами она чувствовала на себе его взгляд.
Как же ужасно она, должно быть, выглядит! Лицо перепачкано, слезы промыли в грязи полоски, волосы спутались и слиплись от пота, костюм для верховой езды превратился в лохмотья, на локтях и коленях зияли огромные дыры, не хватало нескольких пуговиц, а сквозь разодранные перчатки виднелись стертые в кровь ладони.
– Я провалилась, – жалко улыбаясь, объяснила она, не в силах дольше переносить тишину. – Но сейчас я уже хорошо себя чувствую, честно. Так – небольшая слабость, и все.
– Провалилась? – прервал он ее сбивчивый рассказ. – Куда, ради всего святого? В шахту?
– Да. – Джессалин избегала встречаться с ним взглядом. Почему-то ей было очень стыдно. Мало того, что при нем с ней всегда происходят всякие дурацкие происшествия, так еще и после она чувствует себя круглой дурой. Вот и сейчас он смотрит на нее, не произнося ни слова. Наверное, считает ее безмозглой девчонкой.
Стреноженная Пруденс спокойно паслась на вересковой пустоши. Джессалин вдела ногу в стремя и уже собиралась вскочить в седло, но вдруг соскользнула на землю и побежала назад, к башне.
Шляпка с примулами лежала там, где она ее оставила – бледно-желтые цветы ярко выделялись на фоне серого камня. Их вид опять повернул что-то в ее груди. Как будто от нее отломился кусочек, и уже никогда больше Джессалин не будет прежней. «Как же так получается, – думала она, – кто-то тебе очень нужен, а ты этому человеку не нужна совсем?» Схватив шляпку, Джессалин со всех ног помчалась прочь от башни, как будто стремилась убежать от самой себя.
Она тщетно пыталась на бегу нацепить шляпку на голову и завязать ленты, но шляпка упорно съезжала на глаза. Осознав, как комично все это выглядит со стороны, Джессалин не могла удержаться от смеха. Но смех ее быстро оборвался, стоило ей увидеть его плотно сжатые губы.
– Что случилось?
– Ничего. Скорее залезай на эту чертову лошадь и поехали отсюда.
Джессалин послушно взобралась на лошадь. Протянув ей ребенка, Трелони вскочил в седло позади нее и взял вожжи. При каждом ее вздохе грудь касалась его руки. Она старалась дышать как можно реже. Но вот Трелони пустил лошадь рысью, и она опять всей грудью навалилась на его руку. Джессалин напряглась так, что собственное тело казалось ей деревянным.
– Что же нам делать с этим ребенком? – Его теплое влажное дыхание щекотало ей ухо.
Для того чтобы ответить, Джессалин пришлось сделать вдох. Прикосновение к его руке обожгло ей грудь, несмотря на двойной слой одежды.
– Отвезем ее в Маусхоул к ее матери.
– А мамаша не избавится от нее снова тем же путем? Джессалин сделала еще один вдох. Грудь напряглась и набухла. Каждое прикосновение грубой ткани рубашки причиняло боль. Никогда она не испытывала ничего подобного – прошлым летом, с тем цыганским мальчиком, это была не более чем игра. Еще немного, и она не выдержит. Джессалин заерзала в седле, стараясь отодвинуться от рук Трелони. Впоследствии она много раз об этом жалела.
– Это наверняка дочка Сэлоум Стаут, потому что она одна в наших краях в последнее время была бер… в интересном положении. Говорили, что ребенок у нее от какого-то моряка из Фэлмауса. Он не может на ней жениться, потому что у него уже есть жена. Я думаю, что ребенка выбросила не сама Сэлоум, а ее отец. Джеки Стаут не хотел кормить лишний рот. А вовсе не за тем, чтобы спасти честь дочери. О чести он и понятия не имеет. И о стыде тоже.
Джессалин терпеть не могла этого рыбака – однажды она видела, как он привязал оловянную тарелку к хвосту какой-то несчастной собаки. И при мысли, что этот человек способен сбросить в заброшенную штольню свою собственную внучку, она буквально клокотала от ярости.
– Ну дайте мне только добраться до этого Джеки Стаута! – вслух размышляла она. – Я покажу ему, как бросать детей в шахты. И нечего хмыкать, лейтенант. Я вовсе не шучу.
– Уверяю вас, мисс Летти, я никогда в своей жизни не издавал подобных непристойных звуков.
– Гм!
– Так кто из нас хмыкает, мисс Летти?
Когда они добрались до Маусхоула, солнце уже садилось. Издали деревня выглядела живописно. Крытые шифером домики тут и там разбросаны по высокому берегу небольшой, подковообразной бухты, будто кубики какого-то великанского ребенка. Вблизи же очарование развеивалось. На каменном причале в беспорядке валялись корзины с гниющими омарами, спутанные клубки веревки н обломки снастей. В воздухе стоял устойчивый запах тухлой рыбы, а уши закладывало от непрекращающегося шума – где-то дробили руду.
Во всей деревне они не встретили ни единой живой души, кроме древнего старика, чинившего парус на своем крыльце. Увидев чужих, он от удивления разинул беззубый рот и так и сидел, пока они не прошли мимо. Джессалин показала лейтенанту на полуразвалившийся домик, в котором обитал Джеки Стаут с двумя взрослыми дочерьми, Батшебой и Сэлоум. Раньше была еще третья – Магдалена, но она два года назад умерла от сыпного тифа.
Дом Стаута походил на большинство других домишек Маусхоула – к жилому помещению вели крутые каменные ступени. А внизу располагался рыбный погреб – здесь каждый год после путины рядами складывали свежую рыбу и оставляли на месяц, чтобы стекли кровь и жир. Последняя путина кончилась всего две недели назад, но вонь была настолько сильной, что Джессалин едва не стошнило.
Раскидав кучи мешков и рыболовные снасти, загромождавшие вход, лейтенант Трелони пропустил Джессалин вперед, и она постучала в дверь.
Им открыл толстый, коренастый мужчина с изъеденным оспой лицом. Его огромный, напоминавший пивную бочку живот, обтянутый перепачканным рыбьей чешуей холщовым халатом, свисал почти до колен. Он был небрит и слегка пьян.
– Чего вам надо… – начал было Джеки Стаут, но, заметив лейтенанта, попытался изобразить на своей толстой физиономии подобострастную улыбку. – Сэр?
– Мы хотим видеть Сэлоум, – сказала Джессалин.
– А вот этого нельзя, мисс Летти. Болеет она. Не встает.
Он попытался закрыть дверь, но Джессалин успела просунуть в щель ногу.
– Не пытайся обмануть меня, Джеки Стаут. Сэлоум не больна. Она недавно родила ребенка. Вот этого.
Бегающие глазки Джеки остановились на свертке в руках Джессалин.
– Нет, этого не может быть. – Толстяк явно нервничал. – Ребенок Сэлоум умер. Вчера ночью. Она родилась мертвой. Точнее, он. Да, это был мальчик. Мертвым родился.
Джессалин насмешливо приподняла брови.
