Но он просто стоял рядом и не мог найти слов, — не простых, а хороших, нужных слов, которые бы услышали Вовка и Света. Чтобы они встали с дивана, улыбнулись друг другу, и спокойно вышли из студии навстречу испуганным и напряжённым людям, нервно сжимающим оружие.
Тяжесть, гул ревущих двигателей, наливающиеся тяжестью веки, ускорение, грубо втискивающее тебя в кресло… и — беспомощная тишина в студии, где негромко жужжит измученный кондиционер, неровно дышат двое… и устало бредёт музыка.
10 лет назад. Смерть, Володя, Светка
Телезрителям был виден только диван весёленького зелёного цвета. Рядом с ним грудой лежали зайцы и медведи, высовывал морду оранжевый крокодил. Еле слышно пела Глюкоза: "Серый вокзал… зализал холодными ветрами… секретами…"
На диване сидела хмурая Светка, обнимавшая за плечи Володьку. Видимо, кто-то зашёл в дверь, потому что она подняла голову, и чёрные глаза её полыхнули яростью.
— Пошли вон! — крикнула она, ещё крепче прижимая Вовку к себе. — Дайте ему хоть немного времени, сволочи!
В кадр вдвинулось плечо в камуфляже. Чей-то голос спокойно произнёс:
— Ладно, Светик, мы подождём… спокойно… не кричи…
Светка что-то шептала Володе, косясь прямо в камеру. Лица солдатика не было видно, он прятал его на груди у Светки… и вот бесшабашная, грубая Светка тоже заревела, размазывая тушь по щекам и обнимая ходящие ходуном мальчишеские плечи. Володька что-то сказал сквозь всхлипывания, и Светка затрясла лохматой головой:
— Нет-нет-нет! Не вздумай, дай сюда! Господи, да что же это такое!..
Вовка поднял голову и показал прямо в камеру, тому, невидимому, стоявшему у двери, обе руки с побелевшими пальцами. Неслышно упала на ковролан чека гранаты.
— Эй-эй, парень, ты чего!.. — послышались торопливые голоса.
Камеру слегка задели, она дёрнулась.
— Уходи, Света… — прошептал Володя. — Тебе не надо тут.
Нестерпимый ужас плавал в его глазах. На щеках блестели грязные разводы слёз. Он прижал гранату к груди, осторожно освободил левую руку и попытался оттолкнуть Светку.
— Вовка… — севшим голосом сказала Светка, — Вовка, гадёныш, что же ты делаешь?!.
— Один… я один хочу… — глядя вбок, бормотал Володя, — а ты иди… иди… не надо тебе здесь…
Он повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. Светка замерла. Потом осторожно взяла его лицо в ладони, поцеловала в губы — быстро, едва касаясь. Вовка тихо прошептал что-то… не слыша сам себя…
— Хорошо, — медленно сказала она.
Светка поднялась и несколько секунд стояла, глядя зрителям в глаза. Безумно красивая какой-то сумасшедшей, дикой красотой…
"Тай… тай… тай на руках моих снег… тай, превращайся в слёзы…
ответы мои…
Серый вокзал наказал
твоими обманами…
ранами…
ждать и курить…
не забыть — зрачок сокращается -
не считается…"
— Смотрите, да? — сорванным голосом крикнула Светка. — Шоу, сволочи, смотрите?!
Она шагнула к камере и изо всех сил толкнула её обеими руками. Изображение косо ушло куда-то вверх, потом дёрнулось… на секунду покрылось рябью…
Камера лежала на боку. Звук исчез.
Видна было часть пола, какие-то кабели, смятая бумажка от шоколада, несколько сиротливо приткнувшихся к дивану пустых бутылок… сапоги. Обычные пыльные армейские кирзачи, каких в армии и не должно быть уже… и над ними колени Володьки и часть руки, прижатой к груди…
Несколько секунд всё было неподвижно.
Потом изображение исчезло…
…
На всех экранах в городе шёл снег.
"… тай на руках моих снег… тай, превращайся в слёзы…"
Горбом выперли сквозь алюминиевые рамы серые клочья стекловаты и чёрные пузыри звукоизоляционных матов. Сквозь щели и трещины просачивался желтоватый дымок. Бьющуюся в истерике Светку спецназовцы тащили вниз по лестнице. Она вырывалась из рук, запрокинув голову, и ребята с трудом удерживали её…
…
Прямой эфир закончился.
Прямой эфир закончился.
…
(городская больница, телефонный разговор)
— Алло! Это ма-а-а-ама?
— (устало) Я, зайка Лера, я!..
— А ты когда придё-о-о-ошь? Пока!
(в трубке шуршание, стук, приглушенный женский голос)
— … куда же ты? Вот, стрекоза!.. Светочка? Она за кошкой бегает, еле-еле к трубке её дозвалась! А сейчас трубку мне сунула и снова побежала.
— Ладно…
— Светочка, я сейчас приеду! Как ты? (всхлипывание)
— Нормально.
— Светочка…
— Ой, ладно, мам… хватит… Слушай, Данила звонил?
— Звонил, летит уже, наверное… у них там буран… или, я не знаю, в аэропорту сидит…
— Хорошо. Поняла. Слушай, мам…
— Что, Светик? (всхлипывания)
— Я скоро приеду… тут мне машину дают… обещали… В общем, там у меня в столе… слышишь?
— Слышу, Светочка, слышу…
— Там это… презервативы… пачка. И таблетки противозачаточные. Выкинь их на хрен. (усталая, давящая пауза) Я детей хочу.
— Господи, что ты говоришь… у тебя нервный срыв…
— Выкинь, слышишь?!
— Выкину-выкину!
— Детей хочу… сестрёнку Лерке… и братика…
(в трубке чей-то мужской голос: "Ну, куда же ты, дамочка, ты же после укола?.. Ты же языком еле ворочаешь! Вот поспишь немного — тогда… ну, давай-давай, приляг…")
— (вяло) Мам… я посплю немного и приеду…
— Хорошо-хорошо… (плачет)
— (еле слышно, медленно, уже засыпая) Не реви, мам… у тебя что, дождик в голове?.. А я решила, что Ленка будет… дочка… и… Вовка.
(та же больница)
— Да отвалите вы все от неё!..
— Я следователь, мне нужно…
— Мне похрен, кто ты, понял? Я здесь врач и командую здесь — я!
— Предупреждаю… я…
— Слушай, ты… когда ты подыхать начнёшь, знаешь, кто между тобой и смертью будет? Я! За смешные штуки рублей буду тебя откачивать. Иди отсюда… пациент хренов…
— Кх-м… почему "пациент"?
— Все мы потенциальные пациенты, понял? А так же предмет будущего интереса патологоанатома, понял?.. И не дави на меня! Охота поорать — вон, на площадь иди!
— Да ладно тебе… что ты так окрысился…
— Ну и ладненько… До утра — никаких разговоров. Она тоже домой рвалась, но… Слушай, погоди, ты что куришь, служивый?.. О-о-о… неплохо милиция живёт… "Ротманс"!
— Да это для понта… так-то я "Балканские" курю… подешевле. А где здесь можно?
— Пошли, покажу. Покурим. Учти, на халяву я курю не по-детски… А Светку не трожь, понял? Пусть спит девчонка… я ей лошадиную дозу вколол. Мы здесь всем отделением смотрели… слушай, а парнишка этот, Володя… как?
— Как-как…
— Понятно… У нас тут все, кто ходит, выползли, когда Светлану привезли… бабы ревут, мужики матерятся, менты орут… кошмар!
— Да… парнишку жалко…
— Не то слово… слава Богу, моему ещё пять только…
— Моему — два с половиной… слышь, у тебя стаканчика где-нибудь нет? У меня тут… во фляжке… и запить бы чем…
— Ерунда у тебя во фляжке! Пошли, спиртиком помянем парнишку…
…
— Маринка, не реви… все под Богом ходим… О-хо-хо… ну, за упокой…
— Чёрт… крепкий…
— А то!.. Это тебе не МВД, у нас в ординаторской — всё на пользу…
— Марина… вас ведь, Мариной зовут? Вы не плачьте…
— Не реви Маринка… а? И так тошно… и всю ночь ещё дежурить…
— У меня племянник… в а… в а… в ар-мии… Машка — дура… а родила… а я… а я…
— Ну-ну… вернётся он, что вы, ей-богу… я сам служил…
— Ребята… Маринка, подожди реветь, у тебя три послеоперационных сегодня!.. Давай, выпей, умойся… Так, подождите… Где тут этот сидюк… ага! Вот, давай, поставим — и как следует… по христианскому обычаю…
— Ты чего?
— Подожди… где она?.. ага, вот! А теперь тихо. Стаканы берите и молчите.
"…тай… тай… тай на руках моих снег…
тай, превращайся в слёзы… ответы мои…
серый вокзал наказал
твоими обманами…
ранами…"
— Та самая песня, да?
— Да.
— За упокой души…
— За упокой не чокаются!
"… ждать и курить… не забыть — зрачок сокращается — не считается…"
— Ты ничего?
— Нормально…
— Командир тебя не оттрахает? За выпивку?
— Да пошли они все нахрен… ребят жаль… молодые совсем, глупые.
— Всех жаль…
"… прямо под облака залетела луна, пока
я попробую зажигать
звёзды…"
— Ребята… а она… Светочка… мне сказала, что ей Володя шептал… ну, там… вы же видели…
— Что, Мариночка? Господи, да не ревите вы…
- "Я тебя люблю"…
Из книги Яны Полозовой (5) "Прямой эфир: хроника захвата в диалогах горожан и документах"
(Москва, телецентр Останкино, ОРТ, студия новостей Первого канала)
- "… по только что полученным данным, один бандит покончил с собой". Марат! Я не буду. Это читать.
