— Окстись, Маша! Ты чего?!
— (сдавленно) Я. Не буду. Это. Читать.
— Твою в сердце мать, до эфира пять минут! Ты с ума сошла… стой, стой! Ты куда?! Что это она, а?
— Марат, что там?
— Да вот… заревела и убежала…
— Что?!! Вы что там, охренели все?!!
— А что ты на меня-то орёшь, а?!! Нет, ты что на меня орёшь?! Я что ли, в рот тебе жабу, эту галиматью написал?!
Из материалов уголовного дела "О террористическом захвате телевизионной студии ЗАО ТРК АТР"
(Оксана К., заложница, предварительные показания, запись)
— Оксана, успокойтесь. Всё позади. Вот, воды попейте…
— Мы же все вместе хотели… Слышь, командир, только не стреляйте в них, слышишь?!
— Тихо-тихо! Никто стрелять не собирается…
— Мы поедем… мы поговорим с ними, слышишь? Что вы нас здесь держите?! Мы в Кольцово… мы… мы же все вместе должны быть!
— Ну, все бы вы были Москвичу только помехой…
— (тоскливо) Эх, пацаны… ну не козлы ли?.. Мы же говорили — все вместе…
— Оксана, вы поэтому плакали, да? Там, у подъезда, вы поэтому плакали, что не смогли вместе с ними поехать?
— Да.
Из материалов уголовного дела "О террористическом захвате телевизионной студии ЗАО ТРК АТР"
(Инна М., заложница, предварительные показания, запись)
— Инна, вы, пожалуй, лучше всех держались.
— (устало) Ну, и?
— Москвич ничего не упоминал при вас?
— Он много чего упоминал.
— Извините… Он не говорил, куда хочет направить самолёт?
— Нет, гражданин следователь, не говорил. И не надо смотреть на меня так, будто это я сама там с автоматом разгуливала! Я устала, как собака; родители с ума сходят… а я тут с вами сижу и мечтаю о ванной…
— Ну, может из разговоров… Нет? Угу… вот здесь распишитесь, пожалуйста… Кстати, Аркадий Ильич в "Мемориале" не ваш ли родственник?
— (равнодушно) Евреи все — родственники… тем и живём… (встаёт) Вы мне вот что скажите — они живы? Ребята наши… и солдатики эти… живы?
Трансляция по 101,6 FM
Реквием Моцарта (см. Google)
И всё, что звучало во время главного.
Вне времени. Сейчас. Андрей и Эпоха Башни
Они скользнули на несколько дней назад, когда, набегавшись по морозу, вымотавшаяся на съёмках рекламного ролика для филиала одного банка, Ольга спала, свернувшись калачиком в широком кресле-раскладушке. Андрей сидел за компьютером, стараясь не греметь клавишами старенькой клавиатуры. В отличие от Ольги, до сих пор пользующейся модемом, у Андрея дома уже года два как была проведена выделенка. Вот и просматривал он сегодня почту, отвечал на письма… а потом, собравшись с духом, закончил-таки давно начатый рассказ. Ему казалось, что в беспокойное начало девяностых в Екатеринбурге начали складываться свои, новые городские легенды. Он слушал речи поддавших приятелей, ловил обрывки разговоров бабушек в трамваях, расспрашивал знакомых ментов…
Показывать кому-либо свои рассказики было неловко. Кое-что он разместил в самиздате, в сети, а из совсем готовых — дал почитать только Ольге. Ей не понравилось. "Слишком мрачно, — сказала она. — Андрюша, мне и так хватает кошмаров… в жизни… и читать о них мне не хочется". Нулину показалось, что она боится "накликать беду".
— Самоубийство — грех, — тихо сказала Ольга, глядя на посапывающую себя.
— Не думаю, — осторожно ответил Андрей. — Ты же не специально полезла в воду, да?
Ольга уткнулась ему в плечо. "Поплакать", - мелькнула мысль. Но, видимо, уловив её, Ольга помотала головой.
— Мне просто стыдно… — прошептала она. — Все напились и решили покататься на лодке… это корпоратив был, Андрюшенька…
— Вот видишь, — Андрей осторожно погладил её по волосам. — Вот и солдатик наш, Володя… он тоже был не в себе. Я верю, что уж ему-то всё прощено…
— Если бы мы попытались спасти его…
— Это не кино, Оля. Мы — две тени, зависшие на полпути. Я даже не знаю, как я попал сюда.
— Уже скоро, Андрюшенька… ты всё сам увидишь и поймёшь.
Живой (ещё) Андрей за компьютером печатал заключительные фразы рассказа.
ЭПОХА БАШНИ
Среди всех иных-прочих достопримечательностей Свердловска-Екатеринбурга главная, конечно — недостроенная телевизионная башня, торчащая на берегу Исети, аккурат в самом центре города. "Ну, не достроена и не достроена, — скажет кто-нибудь, — экая важность! Атомные крейсеры и те не достроили в своё время… а тут — башня. Эх, провинция!"
Дело и впрямь не шибко великое. Да только хотели эту башню возвести уральским жителям на радость, дотянув её чуть ли не до Останкинской. Нет, конечно, поперёк Москвы никто лезть не обучен… ищи дурака! Поэтому отгрохать её хотели метров на четыреста с гаком и заслуженно получить звание "Башня Номер Два СССР".
Шуму, помнится, много по этому поводу было. И то сказать — экая махина вознесётся! Ну, и начали её, эту самую башню, строить. Попёрла вверх красавица: стройная бетонная труба в изящных круглых оконцах. И выросла она на двести с лишним метров, как раз до того уровня, где вращающийся ресторан должны были соорудить. А тут — хлоп — привалила Великая Августовская буржуазная революция 1991 года. А как пелось в своё время на стихи то ли Евтушенко, то ли Вознесенского: "Есть у Революции начало — нет у Революции конца!"
Это точно. Конца у этой революции нет. А начало было бурным, как и подобает государственному российскому перевороту. Вымело из магазинов всё подчистую… даже то, что каким-то чудом при коммунистах ещё лежало на полках. Защёлкали по дворам выстрелы братанов, заохали беззарплатные работяги по многочисленным уральским оборонным заводам. Забегали инженеры… "Инженеры — мысли пионеры, а где же ваши схе-е-емы? Наши схемы — там же, где и все мы, вот где наши схемы! Фьють-фьють!"… забегали, говорю, инженеры — в галстучках и костюмах, побрякивая пластмассовыми дипломатами-мыльницами, ибо страсть как хотелось всем и каждому стать "брокером". А проще говоря, тиснуть где-нибудь на заводских путях пару вагонов с металлом, — желательно цветным, — продать… кэш в зубы и… ищи ветра в поле!
Помнится, завлаб наш, Игорь Наумович, влетает как-то вечерком в лабораторию, где научные сотрудники с горя спирт казённый попивают. Так, мол, и так, мужики, за углом бесхозный сварочный аппарат приключился. Тяжёлый, гад, одному не уволочь! А ну-ка, впряжёмся, спиздим, и будем подрабатывать, — это помимо всего прочего, — ещё и заказами на сварку! Побежала пьяненькая научная интеллигенция, потащила аппарат. А из окна третьего этажа хозяин аппарата ка-а-ак высунется! Да ка-а-к начнёт поливать нас сверху донизу, вдоль и поперёк, включая всю родню нашу и ныне, и присно, и вовеки веков….
Так и не состоялось обогащение Игорева Малого Предприятия "Now & Tech" посредством приобретения средств производства.
С тем же принципом и строительство башни встало. Что могли — спёрли, остальное — так оставили. Нехай стоит. Авось как-нибудь в стране устаканится, оботрётся, переможется… а там, глядишь, и продолжим. Со временем сорвало с самого верха конус из жести, закрывающий механизм лифта; растащили всё, что можно было открутить-оторвать-отрезать; выломали дверь, ведущую в самое основание башни… и стала Башня (теперь уже — с большой буквы) многие лета жить самостоятельной жизнью.
NB. Из граффити на наружной и внутренней стене основания Башни:
"Толкиен говорил, что гномы боятся высоты. И он был прав!"
"Я люблю свободу!"
"Я хочу быть с тобой! NAUTILUS"
И жутковатые надписи, рядом с которыми стоят даты жизни:
"Саня, ты смог сделать это. 12.06.199…г."
"Он любил Башню и Она забрала его к себе"
"Лена. 7 августа 199…г."
Как видите, Башня действительно зажила собственной жизнью. Окружённая диким бурьяном, ржавыми расхряпанными механизмами, бетонными блоками, сваленными вкривь и вкось, молодыми подрастающими кустами и топольками, — выстрелом в небо рвалась она прямо в серые уральские тучи… и стоя у подножия, восхищённые пацаны теряли шапки, вглядываясь вверх.
Вначале в Башню только самые оторвы и лазили. По наружной стене можно было подняться — ещё крепка была лестница. Внутри же лифт давно раскурочили и подниматься можно было только по стальным конструкциям внутренних лесов и прочих технических балок и поперечин. Потом это, — уж как водится, — в моду вошло. Телевизионщики с камерами не раз, пыхтя, наверх забирались; пацаны с девчонками романтические свидания устраивали. Несколько раз бэйсеры вниз успешно сигали… да мужик-альпинист с палаткой, крючьями и верёвками три дня на самую верхотуру самоходом пёрся. Словом, жизнь кипит!
Перчатки за пару подъёмов-спусков — как решето. Ржавое всё там, внутри башни.
На самом верху, кстати, жутковато. Перила чисто технологические — два брусочка и поперечинки. Стоишь, облокотившись на них, и полное ощущение того, что ты голенький на 220-метровой высоте за прутик от веника держишься. Сама площадка напоминает снизу шляпку гвоздя, то есть диаметр её раза в полтора больше, чем сама Башня в верхней её части. Так эта площадка, мать её, ещё и в технологических отверстиях вся, как сыр голландский. Самое большое напоминает незакрытый проём люка в подпол. Сделаешь, сдуру, шаг в сторону не поглядев… и полетел!
