— Хэлло! — обрадованно воскликнул он, направляясь к ним. — Какого черта вы тут делаете? Вот это называется повезло! Я забежал на минуту по делу к Биллу Фезерсу, и Ада сказала мне, что у нее знатные гостьи. Садитесь! Садитесь! Мы должны выпить вместе.
— Но мы уже уходим, — возразила Мари.
— Ерунда, — рассердился Фриско. — Старым друзьям не полагается удирать при встрече.
Он выглядел чрезвычайно бравым и элегантным в своей новой форме.
— К тому же у меня есть для вас интересные новости, — добавил он, бросив взгляд на смущенную Салли, словно желая удостовериться, захочет ли она с ним разговаривать.
— Ну что ж, — сказала она. — Присядем на минутку, но пить я больше не буду.
— Она не хочет пить со мной! — с притворным негодованием воскликнул Фриско, обращаясь к Мари. — Но, может быть, вы поддержите компанию, мадам Робби?
— Нет, благодарю вас, — мягко ответила Мари. — Я уже и так слишком много выпила.
— Я тоже, — заявил Фриско. — Но виски выпью еще. Эй, Ада, Ада! — позвал он.
Ада стремглав прибежала на зов, и Фриско заказал себе виски. Он сел и, перегнувшись через стол, в упор посмотрел на Салли.
— Где же ваши новости? — нетерпеливо спросила она.
— Новости? Ах, да, новости! — расхохотался Фриско. Он упомянул о них только для того, чтобы задержать Салли и Мари, и теперь не знал, что им рассказать.
— Что-нибудь насчет войны? — с опаской спросила Салли. — Война будет?
— Безусловно, дорогая, — с самым серьезным видом ответил Фриско и тут же рассмеялся, вспомнив, о чем он может им сообщить. — Но у меня для вас совсем другие вести. Одна, осмелюсь сказать, старая ваша знакомая вернулась в Калгурли. Хотите знать кто? Лили!
Салли ждала подвоха. Ей были знакомы эти искорки в его глазах и насмешливые нотки в голосе.
— Мадам Малон? — спросила Мари.
— Она уже давно не мадам Малон, — заметил Фриско. — Она просто Лили и опять работает с Бэлл.
— Comment?[6] — в ужасе воскликнула Мари. — Что случилось с pauvre Lili?[7]
— И в самом деле бедняжка, — согласился Фриско. — Ей очень не повезло. Говорят, незадолго до смерти ее Поль окончательно прогорел со своими спекуляциями. Братья пришли к нему на помощь и — прикарманили все его акции. Ну и обобрали Лили до нитки, так что пришлось ей вернуться к прежней жизни. А она, естественно, не так уж молода, и дела у нее шли из рук бон плохо. Вот она, должно быть, и написала Бэлл о своих злоключениях, и Бэлл выслала ей денег на дорогу. Вы ведь знаете, у Бэлл теперь собственное заведение, и Лили говорит, что она «так счастлива, так счастлива быть снова с друзьями!»
Мари и Фриско перешли на французский язык; Салли слушала их, не понимая всех тонкостей разговора, но чувствуя, что Мари не нравится то, как Фриско преподнес им эту историю. Мари, очевидно, считала, что он сделал это умышленно, чтобы смутить их. А Фриско, вероятно, протестовал: ему, мол, это и в голову не приходило. Он налил себе из бутылки, стоявшей перед ним на столе, уже вторую или третью стопку чистого виски.
— Ведь я боготворю Салли! Вы знаете, мадам Робийяр, как я ее люблю. Всю жизнь любил! — сказал он, внезапно переходя на английский язык. — Я не способен огорчить ее.
Пораженная, не в силах выговорить ни слова, Салли молча смотрела на него. Безудержная страсть, которая когда-то вспыхнула в их сердцах, снова налетела на нее, словно ураган сметая все на своем пути. В эту минуту она забыла обо всем, кроме того, что он тут, с нею.
— До чего же она сейчас хороша, бог мой, до чего хороша!
Мари оторопело слушала Фриско. Переведя взгляд на Салли, она с не меньшим ужасом увидела, что та смотрит на него широко раскрытыми глазами, должно быть совсем потеряв голову, как и он.
— Я не могу забыть вас. Салли. Что бы я ни делал, вы всегда со мной! — голос Фриско звучал хрипло и невнятно. — Я был женат, дважды женат… Годы идут, мы оба постарели, но я по-прежнему без ума от вас. Неужели мы никогда не соединимся? Неужели никогда, до самой смерти, не сможем без помех любить друг друга?
— Замолчите, — с яростью прошептала Мари, — вы привлекаете внимание.
Она окинула взглядом женщин, сидевших в комнате: внешне они, казалось, были заняты своими разговорами, на самом же деле — навострив уши, прислушивались к тому, что говорил полковник де Морфэ.
— Плевать мне на них! — чуть ли не закричал Фриско. — Да пусть хоть весь мир об этом узнает — мне-то что?
Словно стряхнув с себя дурман, Салли быстро собрала свертки с покупками и поднялась.
— Полковник де Морфэ пьян, — спокойно сказала она. — Пойдемте, Мари.
Она направилась было к двери, но Фриско сорвался с места и загородил ей путь.
— Я не пущу вас, Салли, вы не можете так уйти, — воскликнул он. — Ответьте на мой вопрос.
— Не троньте меня! — глаза Салли сверкнули. — Мой ответ тот же, что и всегда.
И, зашуршав юбками, Салли поспешно вышла из комнаты. Фриско с жестом отчаяния повернулся к Мари.
— Ради бога, объясните вы ей, что я вовсе не хотел ее обидеть. — Он тяжело опустился на стул. — Просто я так обрадовался этой встрече и не мог удержаться, чтобы еще раз не объясниться с ней.
Мари была близка к истерике, когда догнала Салли по дороге к Маритане. Несколько собранных палаток да кучи мусора еще указывали на то, что здесь когда-то был лагерь старателей. День клонился к вечеру, и солнце заливало ярким светом развороченные красноватые склоны кряжа. Небо и над головой и вдали — до самого горизонта — было нежного, бледно-голубого цвета, как яйцо дикой птицы.
Гнев у Салли прошел. Когда Мари поравнялась с ней, она стояла, охваченная воспоминаниями, которые вызвали в ней эти места. Мари не знала, плакать или смеяться над этой идиотской сценой в баре. Но то, что она услышала от Салли, удивило ее куда больше, чем все сказанное Фриско.
— Он дьявол! Я ненавижу его, — в смятении чувств воскликнула Салли. — Но как я жалею, Мари, что не послушалась своего сердца много лет назад.
Глава XIV
Когда Салли к вечеру пришла домой, комната Пэдди Кевана была уже пуста. Динни сообщил ей, что Пэдди вернулся из Кэмбэлли, собрал свои пожитки, сложил их на тележку и уехал. В доме никого не было, и потому, заслышав какой-то грохот и стук молотка, Динни отправился поглядеть, что происходит. Оказалось, это Пэдди заколачивал ящик; он ужасно торопился.
— Я еле удержался, чтобы не крикнуть ему вслед, как мальчишка: «Дурная трава с поля вон», — рассказывал Динни, посмеиваясь своим милым булькающим смешком. — Но все-таки не крикнул, миссис. Только сказал ему: «До свиданья, Пэдди!» А он говорит: «До свиданья, Динни». Тут старик Шэк тронул свою лошадку, Пэдди вскочил на передок с ним рядом, и они уехали.
— Ну, плакать по нем я не буду, — заявила Салли и принялась готовить чай.
Динни развел огонь, и вскоре чайник закипел. По субботам, прежде чем уйти из дому, Салли заранее приготавливала все к обеду. Суп стоял в печке, овощи уже были нарезаны, оставалось только бросить их в кастрюлю, а бифштекс побить и надеть на рашпер.
— Говорят, что про наш город идет дурная слава, — пустился в рассуждения Динни. — А вот скажите-ка, много ли на свете таких мест, где можно уйти на весь вечер из дому и оставить окна и двери открытыми?
— Думаю, что немного, — сказала Салли.
— Я тут как-то зашел на почту в Фимистоне и разговорился с мистером Тумбси, — продолжал Динни. — Он уверяет, что таких честных ребят, как рудокопы и рабочие Боулдера, на всем свете не сыщешь — никто лучше их не относится друг к другу, а особенно к тем, у кого жена и куча ребят. Это они только с важными господами так обходятся — нет-нет да избавят их от кусочка золота.
— Кому это и знать, как не ему, — рассеянно проронила Салли. Она все еще не могла опомниться после встречи с Фриско, и сейчас раздумывала о том, что скоро их разговор станет достоянием молвы.
— Еще бы, особенно после того, как этим летом он сам чуть не пострадал. — Динни явно не желал умолкать. — После получки сотни рабочих приходят к нему отправлять переводы своим женам и матерям, и вечером он отвозит в банк уйму денег.
Салли изо всех сил старалась слушать, но в голове у нее неотвязно вертелось: «Что скажут мальчики, если узнают? Как отнесется к этому Моррис, если до него дойдут слухи?»
— Так вот, значит, как-то под вечер, когда Тумбси отправился в банк с тремястами пятьюдесятью фунтами в своей маленькой кожаной сумке, поднялся сильный ветер с пылью — настоящий ураган, — продолжал Динни. — Когда Тумбси садился в трамвай, вагон, как на грех, дернул, сумка выскользнула у него из рук и раскрылась. Пока удалось остановить трамвай да пока он спрыгнул, все бумажки разлетелись в разные стороны. А тут еще перед самым его носом проехал какой-то велосипедист, соскочил со своей машины, сгреб несколько кредиток — и поминай как звали.
