Судорожно сглатываю. Мне не хотелось бы вызвать в Ханне ненависть. Она не такая девушка.
— О чем ты думаешь?
— Даже не знаю. — Я уставился в потолок. — Все это кажется правильным, что ли.
Она прижимается к моей груди и целует меня в шею.
— Так и есть. — На мгновение воцаряется тишина, Ханна замирает, и я думаю, что она задремала. Но потом она выдыхает: — Впервые за долгое время я не боюсь заснуть.
Я хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду?
— Я всегда боюсь, что если засну, то проснусь и увижу, что её больше нет.
Черт. Мое сердцебиение учащается. Я не знаю, как на это реагировать, но это разбивает мне сердце.
— Глупо, да?
— Нет, ни сколько.
— Я знаю, что это может случиться в любое время. Я держала пациентов за руки, пока они делали свой последний вдох, но... — Ханна судорожно выдыхает, и я крепче прижимаю ее к себе, целуя в макушку. — Думаю, что мысль о том, что она умрет одна во сне, беспокоит меня сильнее всего. Я просто хочу быть рядом с ней, и, может быть, тогда никто из нас не будет так напуган.
Закрываю глаза от нахлынувших эмоций. В ее голосе столько печали, столько муки. Все, что я хочу сделать, это защитить ее, но как защитить кого-то от жизни?
— Ты же знаешь, что здесь ты в безопасности, верно? Плачь, если нужно.
Она качает головой.
— Все хорошо, когда я с тобой.
— Я всегда буду здесь для тебя, Ханна. Обещаю, мы пройдем через это.
— Я тебе верю.
Через несколько минут ее дыхание выравнивается. Я лежу, обнимая ее и глядя в потолок. Я никогда не позволял девушке приблизиться настолько, чтобы заснуть на мне. Я трахал их и уходил. Каждый раз. Только не с Ханной. Есть что-то очень интимное в том, чтобы держать ее в объятиях. Какой-то момент уязвимость в том, что она доверяет мне достаточно, чтобы заснуть на моей груди. Мне нравится то, что она чувствует себя в безопасности рядом со мной. Такие моменты и есть смысл жизни. Я знаю это лучше, чем кто-либо, потому что пропустил так много таких моментов. Иногда просто хочется, чтобы кто-нибудь обнял тебя.
Иногда это все, что тебе нужно.
Она — все, что мне нужно…
26
ХАННА
Прошла неделя с тех пор, как я впервые осталась у Ноя, и с того времени я оставалась там почти каждую ночь. Я чувствовала себя хорошо только тогда, когда была рядом с ним. Это не означает, что я забыла, что мама больна, или что я смирилась с тем, что потеряю ее, но когда я была с ним, мне не нужно было притворяться сильной, и я могла заснуть, потому что была не одна.
Заканчиваю свою смену в больнице, восхищаясь нашей фотографией, которую Ной прислал вместе с текстом:
Я так скучаю по тебе, что написал для тебя песню.
— И что это за улыбка? — спрашивает Мэг, выворачивая из-за угла и ставя на стойку лабораторный набор.
— Ничего. — Закрыв свои сообщения, бросаю телефон в передний карман халата.
— Опять же, я оскорблена тем, что ты думаешь, что можешь вот так просто лгать мне. Ты же дочь проповедника, — Мэг вздыхает. — Давай. Что сделал твой герой-любовник?
— Ничего.
— Послушай, если ты хочешь, чтобы он покорил мое холодное черное сердце, тебе лучше начать болтать. Я имею в виду, что вы двое не трахаетесь, так что я не уверена, что, черт возьми, вы делаете!
— Мы просто... разговариваем.
— Ага, понятия не имею, что это значит.
— О, боже.
— Я просто хочу сказать, что здесь что-то не так. У него плохая репутация, и все же... ты все еще одна со своей девственной плевой.
Я смеюсь.
— Ты так красноречива.
— Знаю. Это дар. — Мэг идет позади меня, играя с моими волосами. — Ну же, расскажи.
— Отлично, он сказал, что написал мне песню.
— Ох, теперь это. — Она кивает на меня с широкой улыбкой. — Это ловкий ход! Слащавый, как дерьмо, но абсолютно достойный обморока.
Я улыбаюсь.
— Точно.
Мэг хлопает ресницами и вздыхает.
— Представь, если бы он спел ее тебе в баре, по всему полу валялись бы разбитые сердца, а ты, девственница Ханна, гордо стояла бы у ног Ноя Грейсона, бывшего бядуна года.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вау. Не преувеличивай.
Доктор Роббинс заходит за сестринский пост и склоняется над одним из компьютеров. Мэг наклоняет голову, и я вижу, как ее взгляд остановился на его заднице.
— Ладно, все, я ухожу. Я везу маму к Джуди.
Она переводит взгляд на меня.
— Хочешь послушать сплетни Рокфорда?
— А есть выбор? — Подхожу к таймеру на дальней стене и снимаю бейдж.
— Вы ведь завтра едете в Бирмингем на ее прием, да?
— Да.
Она слегка хмурится.
— Позвони мне и дай знать, как идут дела, ладно? Я не хочу тебя беспокоить, если... Я просто не хочу беспокоить тебя, пока ты не вернешься и все такое.
— Ладно.
Заставляю себя улыбнуться, прежде чем направиться по коридору.
Запах жидкости для снятия лака и косметических средств вызывает головную боль. Я пялюсь на ярко раскрашенные флаконы с лаком в течение пяти минут, переходя от одного к другому: «Розовая Маргарита» и «Будь моим Валентином», пытаясь игнорировать взгляды Дейзи Бенсон, которая сидит под феном.
— Ты всегда выбирала «Будь моим Валентином», — кричит мама от стола косметолога.
Предсказуемо. Я всегда была такой предсказуемой. Мой взгляд скользит к флакону цвета морской волны с блестками, и я поднимаю его с улыбкой.
Когда сажусь рядом с мамой, она смотрит на флакон.
— Хм, это что-то новенькое. — Берет его в руки. — «Русалка», — читает она этикетку. — Хммм.
— Просто захотелось чего-то другого.
Джуди берет мои руки в свои, потирая костяшки пальцев.
— Ты слишком часто моешь руки.
— Такое случается, когда работаешь в больнице.
— Тебе нужно начать пользоваться лосьоном... — поучает она. — Итак, я слышала, что Мэг снова общается с Тревором.
— Что? — Я хмурю брови.
— Джорджи сказала, что видела машину Мэг у Тревора несколько раз на прошлой неделе, не то чтобы это ее касалось, но этой леди больше нечем заняться, чем стоять у окна, и, конечно, ей нужно прийти сюда и болтать обо всем этом. — Джуди закатывает глаза.
Меридит, одна из маникюрш, ставит передо мной на маникюрный столик миску с мыльной водой. Смотрит через комнату в сторону фенов, прежде чем наклониться и сказать:
— Ну, я слышала, что он еще встречается с Лори Бенсон.
— На прошлой неделе он был у моей внучки, — вмешивается мисс Смит с одного из кресел в гостиной. — Меридит ахает, прежде чем вернуться на станцию мытья волос. — Я сказала ее матери, что у него дурная репутация, и она должна отвезти Камиллу в клинику на обследование.
— Ну, я никогда... — говорит Джуди. — Хорошо, что у тебя, Ханна, всегда была голова на плечах. Ты всегда знала, что лучше не сходить с ума по мальчикам.
Мама похлопывает меня по ноге.
— Я до сих пор не могу поверить, что вы с Мэг МакКинни не разлей вода, — Джуди отгоняет муху от стола. — С самого детства.
— Она моя лучшая подруга…
— Я знаю, она просто такая… — Глаза Джуди на мгновение расширяются, потом она качает головой. — Своенравная?
Я пристально смотрю на нее.
— О, я знаю, что она милая девушка, я просто болтаю. — Она хватает лопатку для кутикулы и начинает запихивать мои разросшиеся кутикулы обратно в ногтевое ложе.
Звенит колокольчик над дверью, и Джуди смотри на вход позади меня.
— О, господи, помилуй, — шепчет Джуди, опуская кончики моих пальцев в чашу с теплой пенистой водой. — Вы, дамы, говоры к очередному эпизоду «Как вращается мир»? Ох, привет, Бетти. — На ее губах появляется ослепительно фальшивая улыбка. — Как поживают девочки?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— О, все замечательно.
Всепоглощающий запах «White Shoulders» чуть не сбивает меня с ног, когда Бетти усаживается на стул рядом со мной и ставит свой обычный красный лак для ногтей на стол. Одна из новых мастеров маникюра подкатывает кресло на колесиках и принимается вытаскивать пилочки и кусачки.
