напугаешь, а вот то, что ты вчера не приходила в себя и почти не дышала, действительно было страшно. Я собирался вызвать скорую, но твоя бабушка чуть не порвала меня за эту идею, что странно.
— Да, хорошо, что со мной все хорошо. Она наверное перенервничала или типа того… — Варя вдруг встречается с синими глазами, и смущенно вздрагивает, — ладно, я пошла домой.
— Подвезти? Не похоже, что ты здорова, после вчерашнего.
— Нет, я же как-то пришла сюда сама.
Она отвечает спокойно, но тут же в ее глазах застревает образ человеческой тени и поток белых мерзких личинок.
— Ты же не хочешь умереть. Не трать время.
Губы Чернова вновь озаряет ехидная улыбка и он уверенным шагом направляется обратно во двор. Варя оцепенело разворачивается и шагает к дороге. Всего десять шагов, и за спиной раздается железный стрекот старого велосипеда. Чернов обгоняет ее и преграждает путь колесами. Солнце беспощадно бьет ему прямо в глаза, и он жмурится, как только может, сопротивляясь ему. Теперь он похож на маленького ушастого мальчика из детства, каким Варя его и запомнила. Обаятельный хулиган.
— Я же сказала, пойду сама. Если бабушка узнает, убьет нас обоих.
— Определенно, это риск, но ты же не трусиха? — с вызовом спрашивает Чернов.
— Нет.
— Тогда прошу, как в старые добрые!
Он кивает на багажник, не отрывая от нее глаз.
— Ты серьезно? Мы его раздавим, сколько ему уже лет?
— Не смей его оскорблять. Я могу передумать.
— Хорошо, как в старые добрые.
Где-то внутри она чувствует то, как повелась на манипуляцию, как легко выдала себя, как наверняка покраснела. Чтобы поскорее скрыть свое лицо, садится на пассажирское железное сиденье. Чернов удовлетворенно улыбается, слегка обнажая белые зубы.
Под сдавленный скрип старого железа они выдвигаются в путь.
Они едут быстро, но Варя не чувствует холода, ей приходится держаться за спину Чернова, и он не пропускает до нее холодный ветер. Варя чувствует, что даже смущение ее не так задевает, как желание прижаться к нему еще сильнее, не только потому, что об него можно согреться, а потому что ближе, чем сейчас, они были только когда-то в детстве, словно, ей снова пять, а ему семь, и ничего не изменилось.
Меньше чем через пол часа, за улицу до Вариного дома, Паша останавливается, она, погруженная в свои мысли и воспоминания, приходит в себя.
— Ну все, дальше территория всевидящего ока.
— Спасибо, — вставая с железного коня и ощущая всем телом отдающуюся боль в отсиженном месте, говорит Варя, — я тогда пошла…
— Иди, — коротко отвечает Паша и кивает головой в сторону дороги.
Варя ждет, что он первый развернется и поедет домой, но он стоит и ждет того же от Вари. Тогда смущенно и неуверенно Варя идет по тропинке домой. Всю дорогу она старается не оборачиваться, но ее не покидает чувство, что чьи-то внимательные глаза следят за ней.
Варя заходит в дом, и какая-то детская беззаботная радость захватывает ее настроение. Сама она до конца не понимает, откуда в ней эта легкость, откуда тепло где-то внутри? Всего час назад она была напугана до потери сознания, и вот уже, это ее почти не волнует.
Варя заходит на кухню, где заканчивает свой обед Татьяна Родионовна, и кладет синюю папку на стол.
— Ну, неужели? — ворчливо бубнит Татьяна Родионовна, — их уже не примут.
— Могу пойти в управление, постоять на коленях, чтобы приняли.
— Еще раз ты что-то подобное вытворишь, и даю тебе слово, жить будешь в будке на улице! — повышая свой дикторский голос, чеканит Татьяна Родионовна.
— Так точно! — отвечает Варя.
Невольно, даже угрозы строгой бабушки, ее не пугают и не расстраивают, тепло еще расплывается где-то у нее под легкими и задевает улыбку.
Татьяна Родионовна, в одну секунду раздраженная таким жестом, ехидной улыбкой внучки, замахивается рукой над ее головой, целится в затылок. Варя успевает отойти от нее, и морщинистая рука разрезает воздух. Варе вдруг становится тяжело дышать, в ушах раздается звон. Она смотрит на бабушку новыми широко раскрытыми недоумевающими глазами и резко выходит из кухни. Громкими шагами врывается в свою комнату и запирает дверь. Сползает спиной по стене вниз. Ничто не проходит бесследно, и последний разговор с матерью не стал исключением. Он часто вспылает на затворках подсозания, как сейчас. Дать волю эмоциям не преступление, но менять их так часто уже незаконно. Варя злится на себя еще какое-то время, но в конце концов берет себя в руки, встает и раскрывает шторы в своей комнате, чтобы теплый свет лился прямо в ее совсем недавно согретое сердце.
Варя падает на мягкую перину, и смотря в потолок, выпускает из глаз пару соленых слезинок. Могла бы не плакать, но что-то не дает ей успокоиться. Может быть мысли о том, что она впервые за столько лет действительно провела время хорошо, пускай и совсем недолго. Может быть потому, что у нее появилась надежда иметь хоть одного друга и не умереть в полном одиночестве. Может быть потому, что чувствует, как внутри нее что-то сломалось, изменилось и дает о себе знать.
***
Несколько часов проходят тихо. Татьяна Родионовна, судя по всему, собрав все документы, все же направилась в управление.
Варя доедает свой скромный ужин, моет посуду и садится рисовать то, что совсем недавно увидела у вагончика. Каким бы устрашающим оно ни было, важно запечатлевать такие моменты. Варя располагается на кровати, во время творческих проделок все вокруг нее находится в беспорядке: бумага, кисти, краски, стаканы с чаем, карандаши и ластики, все это не только дает черпать вдохновение, но и позволяет среди привычной обстановки иногда находить что-то новое. На этот раз, после трех часов усердной работы, Варя устало потягивается, зевает и решает на сегодня закончить. Встает с кровати и поочередно раскладывает по местам все свои принадлежности. Одна из кистей падает под кровать, и взгляд Вари падает в угол между кроватью и старым комодом. Коробка. Та самая, которую она нашла в зале, когда бабушка искала документы.
«Что она здесь делает? Бабушка сама ее сюда принесла? Не похоже на нее».
За окном становится совсем темно, в комнате светит одна лишь слабая лапочка, свисающая с ободранного провода на потолке. На коробку падает легкая тень, свет на ней преломляется сепией. В сердечке екает, неясно, из-за предчувствия чего-то важного или из-за всепоглощающей пугающей тишины в доме.
Варя аккуратно, почти беззвучно, присаживается на колени перед коробкой. Раскрывает ее и рассматривает старые альбомы, конверты, картины, даже письма. Фотографий много,
