преобразилось: пистолет, наставленный на ее грудь, начал плыть, дрожащий голос Маши усилился стократно, в сердце его сделалось невыносимо больно. Это новое, неизведанное и тщательно не проанализированное им ранее не позволяло Егору контролировать свои действия.
– Ты не серчай, – начал Лёша, высверливая ее холодным взглядом, – но мне нужно убедиться, что ты чиста.
– Господи, что ты…
– Нет, мать твою! – завопил он, оборвав фразу девушки. – Ты ответишь лишь на один вопрос, который я тебе задам, и только я увижу на твоем лице оттенки лжи – я убью тебя.
– Лёха, ты идиот!? О чем ты говоришь, сумасшедший! – взмолился Егор в последний раз, чувствуя, что здравый и трезвый рассудок наполняет какая-то гуща. Осознавая, что брат невменяем, он уже бессознательно достал Далет и вставил ему в затылок, точно зная, что все равно не сможет выстрелить, но одновременно убежденный, что выстрелит непременно. Он протянул сбоку руку для Заина, но Лёша и бровью не повел, видимо, понимая, что это блеф.
– Итак, – продолжил брат, – кто ты? Нет, не надо мне рассказывать свое прошлое! Кто ты – новая или старая модель человека?!
Тут Маша впала в замешательство, сама не зная, что можно ответить в такой ситуации. По ее лицу было видно, что она была загнана в угол, но тем не менее она еще питала надежду на то, что все образуется, с надеждой смотря на младшего, что вселял в нее только больше уверенности. Но, завидев его холодные, а в тоже время и испуганные глаза, которыми словно управляли два разных человека, она испугалась, что могла стать свидетелем, а в первую очередь и самой причиной жестокого убийства.
– Давай ты послушаешь спокойно? – начала она. – Пистолет в этой ситуации лишний раз заставит меня нервничать. Мой голос дрогнет, а ты примешь его за ложь.
– Давай я буду решать, что нужно делать? – закричал он и почти в упор пододвинулся к ее лицу. Егор начал сильнее давить в бритый затылок брата, но тот все еще не дергался.
– Да, да – новая, – задыхаясь от страха и дрожа всем телом, начала она. – Сама не знаю, когда стала такой, но этот процесс был мне неподвластен. Когда я пошла в школу, то уже проникала в учительские за закрытые двери, сама не понимая того, как это делала. Я могла попасть в любую точку на определенном расстоянии, если того захочу. Я, черт тебя дери, правда не знаю, когда такое произошло, но это факт, и навредить я вам не имею морального права; в худшем случае – давно бы вас прикончила, спрятавшись за спину и исподтишка перерезав глотку.
В ее глазах читалась храбрость, которая удивила обоих братьев, а Егора снова взяла гордость, но при этом Маша все еще дрожала, точно видя по глазам старшего, что тот не шутил. Егор был уверен, что брат образумится, но что-то пошло не так.
– Исподтишка значит? Гадюка!
– Стой, ублюдок! – завопил Егор и, собрав все силы, что могли поместится в его тощем теле, прыгнул на него, скинув старшего, почти двухметрового, на землю. – Ты невменяем! – Егор со всей силы ударил брата в живот, от чего тот выпучил глаза и возвел их к небу. – Не перегибай палку, чертов придурок!
Егор сидел на старшем брате, приводя его в чувство и отчаянно ударяя слабым кулаком по шершавому лицу Лёши, но тот и бровью не вел. Он всеми силами старался встать, не покалечив младшего, но Егор надавил ему на живот, от чего каждое движение вызывало жуткую тошноту. Старший брат бессильно развел руки и отпустил заряженный пистолет. Он протер рукой льющуюся из носа кровь и повернул голову в сторону пустой дороги, смотря на нее своим безумным, пустым взглядом.
Эта сцена со стороны казалась смешной, но никто не смелся. В старшем проснулась невиданная доселе жестокость и недоверие почти ко всему, что было на их пути. Младший брат поднялся с ослабевшего Лёши и подошел к Маше, потерявшей любой намек на силы, которые еще были у нее минуту назад.
– Я… – шептала она, пока Егор, не зная, куда деть руки от смущения, гладил ее по плечу и спине и успокаивал, – я гадюка… Значит, такого он мнения был обо мне?
– Господи, нет конечно, – ответил Егор. – У него, видимо, что-то случилось. Такие перепады – норма для него, но это – что-то новое. Все будет хорошо, не переживай. Я поговорю с ним.
Егор подошел к брату, пластом разлегшемуся на холодном бетоне, и поднял его резким движением руки. Лёша отряхнулся и почесал затылок. В его глазах было совершенно невозможно что-либо прочитать – он был пуст и как-то совсем не по-человечески растерян.
– Долбаный пригород, – прошептал он и, взяв в руки Заин, молча ушел вперед.
VIII
Егор вынудил Лёшу остановится, чтобы дать Маше прийти в чувство. Они уже были за километр от «золотой ветки», так что пришлось залезть в развалины магазина электроники, где Егор налил подруге горячего кофе из термоса и принялся ей рассказывать про старшего брата. Он много наговорил о нем хорошего, нигде не приукрасив. Его даже удивило то, насколько много он знал о нем хорошего и насколько это был мудрый человек, но все же он не мог без злобы смотреть на бродящего в безмолвии Лёшу, словно пес, рыскающего по разваленному магазину и его периметру. Старший дрожащей рукой обводил сколы кирпичей на стенах, ковырял носком мох между плиткой и, ошарашенный, отодвигался от этих простых вещей, будто бы движимый невидимой рукой.
Что-то эфемерное и точно тяжелое лежало на его шее; от чего-то ему хотелось кричать. Егор видел, как он хватается за рот, больно щипая себя за запястье. Старший брат начал походить на помешанного, отчего сильно перепугал даже Егора, в то время как Маша чуть не впала в отчаяние, теперь боясь старшего и стараясь даже не смотреть на него.
Поначалу Егору казалось, что брат шарахается от серой и гнетущей атмосферы послевоенных руин, построенных на костях и на них же и разрушенных. Однако даже не столь смелую Машу эти руины сильно не пугали, чего не сказать о живых тварях и боевых действиях в округе, а закаленного жизнью Лёшу они, наверное, даже затрагивать не должны были, но оттого он не выглядел менее обеспокоенным. Пригород будто бы действовал на него совсем иначе, нежели «золотая ветка», и этот трепет медленно передавался спутникам Лёши.
И вроде бы вот – он окончательно был готов сорваться и закричать, но старший брат оперся на
