— Что поделать, — с улыбкой сказала Севинч, — родину, как и мать, не выбирают. Должна заметить, что в оригинальности суждений вам не откажешь, я это поняла еще при первой встрече. Давайте вернемся к интервью, вы готовы его повторить?
— Для вас я готов его повторять хоть каждый день, — галантно сказал Караев.
— Спасибо, — поблагодарила Севинч, — но я имела в виду другое: после того, что с вами случилось, ваши взгляды на эту проблему существования азербайджанца в России не изменились?
— Я понимаю, к чему вы клоните, я очень благодарен вам и тому человеку, который вытащил меня, и я постараюсь оказаться полезным ему и вам. Но я уверен, что здесь работали личные связи, а не политика, поэтому я остаюсь при своем мнении. Извините, иногда бывает так неловко отстаивать свои убеждения. После того, что вы для меня сделали, я, наверное, выгляжу свиньей.
— Вам не за что извиняться: я журналист, я задаю вопросы — вы на них отвечаете, если хотите.
— Вы вытащили меня из тюрьмы только потому, что вы журналистка? — спросил Караев.
— Я приехала к вам в офис, как мы договорились. В приемной сидела перепуганная секретарша, а в вашем кабинете — какой-то вдрызг пьяный тип как раз приканчивал бутылку коньяка…
— Вот скотина, — не удержался Караев.
— Простите?
— Это я не вам, ему, продолжайте.
— Мало того, он еще стал клеиться ко мне.
— Я убью его, — пообещал Караев.
— Из-за меня не надо, — миролюбиво сказала Севинч, — если только из-за коньяка. Б конечном итоге, мне удалось получить от вашей секретарши вразумительный ответ. Ничего личного, обыкновенное человеколюбие, к тому же мы земляки.
— Это называется филантропия, — уныло заметил Караев, — видимо, я уже не произвожу впечатления на женщин, старею. Но все равно спасибо. Я, пожалуй, еще выпью, если вы не возражаете.
— Ну что вы, напротив, — она засмеялась, — если бы меня выпустили из тюрьмы, я бы напилась в стельку.
— Спасибо, — сказал Караев, — я обязательно последую вашему совету, но позже.
Караев позвал официантку и попросил принести еще одну рюмку коньяка.
— А вы замужем? Хотя что я говорю — такая женщина, как вы, не может быть не замужем!
— К нашим отношениям это не имеет отношения, — ответила Севинч.
— Это тавтология, — сказал Караев, — простите, меня несет. Шарикову больше не наливать. Знаете, у меня врожденная грамотность — все время всех поправляю. Когда неправильно, мне режет слух, пора, видимо, к врачу обратиться. Один мой приятель, Валера Симонян, главный редактор газеты, все время злился на меня.
— Простите, вы сказали — Симонян? У вас приятель — армянин?
— Армянин? Как армянин? Да, действительно армянин, как это получилось? А вы что-то имеете против армян?
— Ну, как вам сказать. Один мой знакомый писатель подарил мне книгу, так я ее до сих пор не прочитала, спросите меня — почему.
— Почему? — послушно спросил Караев.
— Фамилия художника-оформителя — Симонян.
— Вопросов больше не имею, — сказал Караев, — но у меня есть смягчающее обстоятельство: я вам скажу, и вы все поймете — он бакинский армянин. Это несколько меняет дело, а как вы считаете?
— Принимается.
Подошла официантка, неся на маленьком подносе рюмку коньяка и блюдечко с ломтиками лимона, посыпанными сахаром.
— Он теперь в Америке.
— Кто?
— Симонян.
— Эмигрировал?
— Не совсем. В пятьдесят три года бросил семью, женился на двадцативосьмилетней армянке из тамошней диаспоры, сделал ребенка, живет там.
— Завидуете?
— Боже упаси! Поменять Родину — все равно что поменять религию, я буду здесь улицы мести, но в Америку не поеду.
— Понятно. Давайте приступим к интервью, у меня не так много времени, — попросила Севинч.
— Давайте, что делать, — вздохнув, сказал Караев, — категория времени — самая безжалостная вещь на свете. Кстати, знаете, что я сделал открытие по поводу времени?
— Интересно.
— Это не время проходит — оно стоит на месте, оно неподвижно. Это мы движемся мимо него, поэтому и стареем.
Караев поднял рюмку и, пожелав женщине здоровья, выпил.
— Я готов, — сказал он.
Мезальянс
— Ты не должна больше убирать в моей квартире, — сказал Маше Караев.
— Почему? — удивилась девушка.
— Это отдает мезальянсом, — ответил Караев.
— Чем отдает? — переспросила Маша.
— Мезальянсом, это дурно пахнет.
— Ну, не знаю, я вроде чисто убираю, — при этом она оглянулась по сторонам, — я ничего не чувствую.
— Послушай, мы в некотором роде стали любовниками, ты не должна убирать за деньги.
— Но я нуждаюсь в деньгах, — сказала Маша, — я из малообеспеченной семьи, мне они необходимы, поймите! Мне не жалко убирать у вас бесплатно, но стипендия у меня маленькая.
Несмотря на то, что они пили на брудершафт, она продолжала обращаться к нему на вы.
— Ты не поняла, я буду давать тебе деньги просто так, не за работу.
— Нет-нет, я не хочу быть обязана.
— Пойми ты, — настаивал Караев, — я не могу спать с женщиной, которой плачу зарплату.
— Что в этом такого? Сплошь и рядом все спят со своими секретаршами и подчиненными.
Некоторое время она молча протирала пыль, затем вновь заговорила:
— Как все-таки вы мудрено выражаетесь: «в некотором роде стали любовниками»! А что в этом плохого, мне это очень нравится! Я давно мечтала стать любовницей, еще в школе это слово меня возбуждало.
Поскольку Караев молчал, Маша спросила:
— Можно я включу телевизор? Караев пожал плечами:
— Включай, чего ты спрашиваешь.
Пошел в кухню, достал бутылку текилы, нарезал лимон, пододвинул солонку. Маша последовала за ним, остановилась в дверях и наблюдала за его действиями.
— Тебе налить? — спросил Караев.
— Я сначала приму душ, — ответила Маша.
— Я смотрю, у тебя к выпивке серьезный подход, — заметил Караев.
— Просто я потная после уборки, — чистосердечно призналась девушка.
Караев протянул к ней растопыренную ладонь:
— Физиологии не надо, очень прошу, у меня тонкие организмы. Твое здоровье.
ВЫПИЛ.
— А вы что пьете, коньяк? — спросила девушка.
— Текилу.
— Опять текилу! Вы пьете только текилу?
— Нет, я пью все, предпочитаю разнообразие. Просто сейчас у меня период текилы.
— Что, к женщинам это тоже относится? Я имею в виду разнообразие?
— К женщинам даже в большей степени. Маша с легким вздохом сказала:
— Все с вами ясно. И исчезла в ванной.
Пока она принимала душ, Караев выпил, налил еще одну рюмку, медленно выпил, долго и задумчиво смотрел в окно, поднеся ко рту дольку лимона. Из этого состояния его вывела Маша, появившаяся из ванной в одном полотенце и с распущенными волосами. Она подошла к Караеву, обняла его сзади, а когда он повернулся к ней, поцеловала. Затем, отстраняясь, ошарашила его вопросом:
— Почему вы выпили? Не можете переспать со мной трезвым?
— Что за самоуничижение? — спросил Караев.
— Ответьте, почему?
— Это просто совпадение.
— Вы уверены?
— Можно без американизмов? Я же просил.
— Это потому, что я некрасивая? — настаивала девушка.
— Можно подумать, что до встречи с тобой я был членом общества трезвости! Не передергивай.
Маша повернулась и пошла в комнату, при этом полотенце развернулось и соскользнуло с нее. Караев, помедлив, поставил рюмку и пошел за ней — сделав несколько шагов, он нагнулся и поднял полотенце.
В спальне по обеим сторонам кровати, на прикроватных тумбочках, стояли два зажженных подсвечника. В слабом свете Маша, лежащая в кровати, с распущенными волосами, казалась даже привлекательной. Одеяло едва закрывало ее маленькую грудь. Караев не спешил к ней присоединиться — он присел на спинку кровати и смотрел на девушку.
— Что? — с вызовом спросила Маша.
— А ты похорошела, я смотрю, — сказал Караев.
— А вы бы еще выпили — я бы красавицей стала, — дерзко ответила Маша. — Правда, в вашем случае может работать еще и другой фактор.
— Интересно?
— Говорят, если все без исключения девушки, проходящие мимо мужчины, кажутся ему красавицами — значит, он постарел. Ведь вы намного старше меня!
— Семнадцать лет между нами, добрая девочка.
— А что касается моей внешности, я вам вот что расскажу. Когда я училась в шестом классе, один мальчик пригласил меня домой. Я пошла, хотя понимала, что я ему нравлюсь и не надо идти к нему домой. Хотя нет — я была уверена, что со мной ничего не случится. Я сильная, а он был слабаком, но не в этом дело. Его отец оказался дома. Оказался неожиданно — я поняла это по лицу мальчика.
— Видимо, рассказ долгий, — раздражаясь, сказал Караев, — я пойду принесу выпить.