class="p">Лиля пометила себе поговорить с девушками-кружевницами.
Претензий не было к слугам — мясо на углях было выше всяких похвал. Обслуживание на уровне, напитки охлаждены как раз в меру — достаточно, чтобы освежить, но простудиться не получится ни у кого. Даже лед есть — в термосах.
Лиля довольно улыбнулась. Ее изобретение, то есть — ее воспоминЗние.
А вот все остальное...
Погода была не лучшей — жара, безветрие. В такую погоду лучше всего сидеть по уши в реке, не вылезая даже на обед. Но искупаться-то и нельзя.
Не принято.
Так бы Лиля сбежала от всей честной компании, да и залезла где подальше в речку. Лидарха оседлать недолго, удрать и искупаться — тоже.
Но барон Лофрейн прилип хуже, чем то самое... неот- липаемое, к подошве сапога.
И ясно было — если Лиля попробует уехать, он наверняка последует за дамой.
Чтоб его крокодил забодал!
Барон был второй претензией к мирозданию.
Окопался, понимаешь, рядом с дамой, и нудил, нудил, нудил...
Сам барон полагал, что делает комплименты, составляет компанию и всячески развлекает даму.
Дама смотрела и мечтала утопить его в болоте. Чтоб точно не выплыл.
Другие дамы тоже все это видели, и на голову Лилиан посыпались шуточки. Оно и понятно — обычно графиня Иртон не давала повода над собой поиздеваться. А тут!
Безответно влюбленный авестерец!
Как такое пропустить? Никак нельзя...
Да еще этот поэт, чтоб ему лишаями покрыться...
Баллады и поэму Лилиан не любила. В принципе. Ни читать, ни слушать...
А пришлось. И удрать не было никакой возможности. И все еще восторгаются.
Ах, как это умно, как тонко...
Твою ж зебру!
Окончательно озверев, Лиля встала и отправилась искать те самые волшебные кустики. И просидеть она в них намеревалась минут тридцать, не меньше. Хоть отдохнет немного...
Дамы отметили, что вскоре после ухода графини Иртон куда-то исчез и барон Лофрейн, но случившегося дальше они уж точно не ожидали.–
Лиля забрела подальше от людей.
Устроилась под кустиком, сделала все свои черные дела, а потом решила прогуляться вдоль берега реки. Подышать свежестью, кстати, еще камыша можно наломать.
Когда камыш цветет...
Ладно, это не камыш, это рогоз. Такие тростинки с толстенькими коричневыми початками на верхушках.
Маленькая Аля их просто обожала.
Сначала их надо было найти, нарвать и принести домой. Потом они долго стояли в вазе, а потом их так здорово можно было растрепать... и мама из этой «растрепуш- ки» подушки делала. Спалось на них просто великолепно!
Лиля подумала — и решительно полезла в камыши. Рвать...
Хорошо, кинжал был при себе, руками дергать не придется. Хотя можно было бы и надергать, тоже молодость вспомнить...
Рогоз же!
Кто не в курсе — великолепная вещь для пропитания. Лиля его в детстве грызли. Не стебель, конечно, а листья у основания стебля. Это, правда, до того, как семенная головка распустится.
Вкусно, кстати говоря, почти как молодые огурчики.
А у старого рогоза в пищу пригодно корневище.
Его можно почистить и запечь на костре, на углях. Получается вкусно, как картошка.
Можно высушить и смолоть в муку, можно обжарить и смолот^ — тогда получится напиток вроде кофейного. И кстати — намного полезнее.
Чего только не узнаешь, когда денег нет, а кушать хочется1.–
И это в России двадцать первого века, где уже не во всех реках рыба водится. А здесь, где вся трава экологически чистая, максимум — на нее птичка нагадит, здесь можно отрываться. Так что Лиля упоенно принялась дергать корни.
Одна охапка, вторая...
Опа!
Ах ты, гад!
Такого эпитета удостоился не рогоз, к нему Лиля относилась вполне нежно. Но борщевик...2
Черти б его побрали...
Лиля помнила, как ругалась ее мать, в свое время. Поиграли дети в пиратов, называется...
У него же стебель длинный, полый... самое то для подзорной трубы.
Приложил ребенок трубу к глазу — и получил. Мало того, что обширный ожог, так еще и ослеп на один глаз. Так- то местные дети знали, с чем играть не надо, но эти были приезжие! Гарнизон же! Служба! Офицеров с места на место переводят, вместе с женами и детьми...
Поиграли детки на мамину голову.
Лиля подошла к борщевику, оглядела его со всех сторон.
Вообще, он похож на борщевик Монтегацци, но тут она не специалист. Так, постольку-поскольку...
Лечить-то ей придется, если что, поэтому проще опознать ядовитое растение заранее и предупредить разных неосторожных умников...
Ядовит?–
Да, кажется, это ядовитая разновидность. И ожоги может вызвать... сорвать его сейчас?
Лиля осмотрела перчатки. Тонкие, из кружева... сок легко попадет на кожу. Не пойдет!
Нет, рисковать неохота. Платком попробовать?
Зачем ей эта пакость?
Как — зачем!
Желчекаменная болезнь, расстройства пищеварения, даже зубная боль! В ложке лекарство, в чашке — яд, Лиля отлично знала несколько десятков рецептов снадобий из борщевика. Главное правильно приготовить...
Здоровущий, гад!
Приказать слугам сюда прийти? Пусть выдерут и принесут со всем почтением?
Да, наверное, так и надо сделать... эх, не феодал она. Приличная графиня и рогоз сама бы дергать не стала... надо место запомнить... так, река чуток поворачивает. А здесь — обрыв, небольшой, но крутой, как раз хватит лечь на живот и достать руками до воды. Если что — она сможет руки сразу же промыть? Если сок попадет?
Надо прикинуть, ожоги с пузырями и шрамами женщину не красят, а у нее вообще, ее руки — ее богатство.
Лиля ругнулась, но разобраться с борщевиком не успела — на берег реки заявилось новой действующее лицо, барон Лофрейн.
— Ваше сиятельство, наконец-то я вас нашел!
— Нашли, — согласилась Лиля, размышляя о борщевике. г
Интересно, здесь есть еще такие же полезные растения? Хорошо бы заготовить... и надо с Тахиром поговорить. Хотя в Ханганате борщевик, наверное, не растет, а вот Джейми знать о нем может.
— Ваше... Лилиан!
Лиля подняла брови и повернулась к барону, который уже подошел почти вплотную.
— Лилиан, умоляю вас!
— О чем?
— Неужели вы не видите, как я страдаю?
Можно подумать, Лиля на барона смотрела. Разве что в медицинском смысле.
— Если болит живот — могу посоветовать клизму. Ведерную, — проинформировала жестокая графиня.
Тони скрипнул зубами и попробовал еще один заход.
— Лилиан, неужели вам совсем безразличны мои чувства?
— Абсолютно, — заверила Лилиан. — Будьте любезны, оставьте их при себе, а меня — в покое.
Тони понял, что графиня непрошибаема — и решил пойти ва-банк.
То есть сгрести