«Хорошо, что часы не пахнут», — подумала про себя Соня. И уже не была больше так обходительна с красивой серой собакой и ее хозяином. Безопасности ради она сняла свои красивые золотые часики, подаренные ей несколько дней назад, и сунула их в кармашек передника. Осторожность никогда не помешает!
Пообедав, Юннесдал и Кари снова ринулись в лес — работа продолжалась.
«Странная девица! — думал Юннесдал. — Мясную запеканку она подавала с часами на руке, а кофе — уже без них. Но это ее право поступать, как ей заблагорассудится. Но может, стоит взять это на заметку?»
Кари принесла старую консервную банку, наполовину забитую песком, — она с трудом вытащила ее из земли и снова побежала на поиски.
Стемнело. Похоже, будет дождь. Хватит, что ли, на сегодня?
Но Кари опять что-то нашла. Она стояла у корней сосны и, задрав хвост и принюхиваясь, усердно рыла землю у корней, сопровождая работу коротким тявканьем. Когда показался уголок пакета, она залилась лаем, и поскольку пакет был слишком велик, чтобы ей с ним справиться, потребовалась помощь человека.
— Молодец, Кари! Спасибо, Кари! Прекрасные находки, Кари!
Фамилия и адрес владельца были написаны на посылке. Теперь
Юннесдал стал тщательно изучать местность. Земля вокруг сосны на холме была твердой и сухой, и разглядеть какие-либо следы было невозможно. Но несколькими метрами ниже на холме виднелась полоска мха и болотистой почвы, и там сохранились следы ног, чуть размытые дождем, но в них нельзя было ошибиться — это были следы мужских ног. Юннесдал тщательно снял отпечатки.
С этим уже можно было идти в контору ленсмана, — оставалось только окликнуть Кари.
Нильс сидел возле дома с куском дерева в руке и раздумывал: стоит ему вырезать лодку или нет, ведь он уже вырос для таких несерьезных дел.
— Эй, Нильс! — произнес прямо за его спиной Улав.
— Да! — не оборачиваясь, ответил Нильс.
— Подвинься, ты сидишь на самой середине скамейки.
Нильс не ответил ни слова, только чуточку подвинулся. Улав сел, но его тут же позвали:
— Улав! — крикнули снизу, оттуда, где начинался холм Иди домой!
— Что случилось?
— Иди домой, слышишь?!
Улав встал и помчался вниз, засунув руки в карманы. Иногда он пинал камень так, что тот скатывался в ущелье между высокими сорняками, серыми от пыли, которую не смывает даже дождь.
Недобрые предположения закрались в душу Нильса, но немного погодя он увидел, что Улав снова поднимается на вершину холма. Стало быть, он, Нильс, еще не совсем отвергнут, раз Улаву все-таки разрешили посидеть рядом с ним. Ну что ж. Он пока только подозреваемый, и вина его еще не доказана!
Мама вышла из дома с бутербродами и двумя стаканами молока. Она хотела что-то сказать, но так и не смогла, а ставя тарелку с едой между мальчиками, лишь погладила Улава по колену.
На вершину холма поднялась мама Улава и прошла к фру Хауге. Мимоходом она сказала мальчикам, чтобы не засиживались слишком поздно.
— Вы ведь помните, завтра в школу!
Каникулы кончились.
Нильс сидел за партой и оглядывал новую классную комнату. Он и прежде не любил приниматься за учебу после каникул, а сегодня это было сущее наказание. Нильс без всякого интереса слушал девочку по имени Лиса, которая побывала в Копенгагене и рассказывала о львах и мартышках в зоопарке. Ей это казалось грандиозным. Ей, но только не Нильсу. Его больше беспокоила новенькая девочка с рыжими волосами и веснушчатым лицом. Он слышал, как она шепотом расспрашивает девочек о том, как кого зовут в классе, и думал, что сейчас она обо всем узнает.
И в этот момент к Нильсу подошел учитель.
— Пойдем со мной, Нильс. Можешь сразу взять с собой книги, потом пойдешь прямо домой.
Нильс быстро собрал свои вещи. Что бы это значило? Его охватило такое отчаяние, что ему казалось, будто он теряет сознание. В классе вдруг стало тихо-претихо, так, что можно было расслышать голоса людей внизу на станции. Поэтому неожиданный смех одного из мальчиков за последней партой показался особенно ужасным и мерзким — что-то должно было случиться, что-то неминуемое.
— Ты должен явиться к ленсману, — сказал учитель, когда они вышли в коридор. Он похлопал Нильса по плечу. — Удачи тебе, все наладится, вот увидишь!
— Этих слов я никогда не забуду! — громко пообещал Нильс, спускаясь по школьной лестнице. — Когда я вырасту, а ты состаришься, я тебе помогу!
Он быстро нашел контору и постучался в дверь.
— Войдите! — услышал он.
В конторе сидели Йоханнессен, старик ленсман и еще один человек, которого он не знал.
— Садись! — сказал старик ленсман, глядя на него поверх очков.
Нильс сел.
— Мы нашли часы, — сказал ленсман. — Можешь что-нибудь добавить?
— Нет, — ответил Нильс.
«Ну, теперь будет!..»— подумал он. Но ничего такого не последовало. Никто на него не набросился. Никто не разозлился. Никто его не допрашивал. Нильс-то думал, что теперь будет все, как в детективных фильмах, когда полицейский ведет допрос. Яркий свет прямо в лицо, не дают спать сутками, внезапный удар резиновой дубинкой!
Ничего подобного, они сидели спокойно.
— Сними-ка ботинок, — сказал незнакомец. — Правый.
Они долго рассматривали ботинок, измеряли его и покачивали головой. Невозможно было определить — хорошо это или плохо.
— Выше голову, парень! — сказал старик ленсман. — Мы тоже этому не верим. А теперь можешь идти.
От радости у Нильса закружилась голова. Ему казалось, что с плеч упала тяжелая ноша. Не чуя под собой ног, он вышел из конторы.
Но это длилось недолго, и шаги его вновь стали тяжелы и медлительны, и снова обуяли его грустные мысли. Они все-таки не нашли того, кто украл часы. А пока не найдут вора, подозревать им, кроме него, некого.
Когда Нильс проходил мимо школы, девочки и мальчики стояли на площадке и смотрели на него. Некоторые стыдливо опускали глаза, другие по-доброму улыбались.
«Вам-то что, вам легко быть жестокими или добрыми», — подумал Нильс, сдерживая заряд таившейся в нем злобы.
И, превозмогая себя, постарался запрятать копившиеся чувства в укромные тайники своей души, чтобы быть уверенным: он в любом случае сможет сдержаться.
Поднявшись на холм к дому, он еще раз прислушался к себе и удовлетворился: да, злоба была крепко заперта и не собиралась улетучиваться.
Нет, в полиции не считали Нильса вором. Это было бы чересчур легковесно. Посылка была исследована экспертами, но ни единого отпечатка пальцев обнаружено не было. Вводила в сомнение та пара часов, которая исчезла, как быть с ней?
Юннесдал рассказал, что девушка, накрывавшая на стол в гостинице, сняла часы, пока он обедал. Он заметил, что у нее осталась белая полоска на запястье, свидетельствовавшая о том, что на ней были часы до того, как она подала кофе. Йоханнессен пошел в гостиницу побеседовать с Соней, он хорошо знал, что она за птица. Соня сказала, что у нее только одни часы, старые, дешевые и, пожалуйста, на них можно взглянуть, вот они! Она сняла их вчера и положила в карман фартука, потому что мыла руки. Да, так оно и было, она мыла руки и сняла часы. Что-нибудь не так?
Нет, все так. Пусть скажет, не знает ли она кого-нибудь, кто мог бы навести полицию на след пройдох, замешанных в этом последнем деле.
Широко открыв глаза, Соня спросила, откуда, ради всего святого, она может знать об этом. Ничего она не видела и ничего не знает.
— Она сказала, что ничегошеньки не знает, — доложил Йоханнессен старику ленсману. — Она невинна, как только что распустившийся цветок. Но что-то она все же знает. Она не чувствовала себя уверенной. И глаза у нее бегали.
— У таких девиц глаза бегают всегда, — вздохнув, сказал старик ленсман. — Они такие обманщицы и выдумщицы, что глаза у них вечно бегают. Видишь ли, ей хотелось лишь одурачить тебя.
— Возможно, — согласился Йоханнессен.
В газете появилась фотография Кари с надписью: «Полицейская овчарка Кари совершает новый подвиг. Кари находит краденое в лесу. Старший полицейский Юннесдал и его овчарка Кари находят украденные часы».
В газете были фотографии Кари и Юннесдала. Кари была похожа на себя. Пожалуй только, в жизни она была гораздо лучше. Юннесдал сидел рядом с ней, держа ее за лапу. И по его лицу каждому было видно, что человек этот думает лишь о том, чтобы Кари хорошо получилась на фотографии, чтобы она красиво повернула голову, навострила бы уши и подобающим образом завиляла хвостом. И еще отставила бы одну из задних лап чуть подальше; и вообще была бы самой красивой собакой, когда ее фотографируют.
В газете было написано, что украденные часы найдены поблизости. Подозрения были неопределенны и в настоящее время невозможно составить ясную картину того, что произошло. Часовщик Монсен стоял на своем — так было написано — и держался обвинения, которое полиция безоговорочно не поддерживает. Можно было связать эту кражу с крупной кражей со взломом, совершенной на фабрике той же самой ночью.
