Так, расписались. Надо букет отдать, мама сча кидать будет, и поедим в столовку на обед. Хотя мне кажется, молодым сейчас нужна не столовка, а койка! И… закрытая от всех и вся, чтоб проорались и не сдерживались.
А! — отошел я в сторону от букета, что почему-то, а именно из-за сквозняка, полетел в мою сторону вместо положенной толпы незамужних. — Я понял! Пока все хавать будут! И я в том числе — хотя я хотел свалить! Мамка с папкой, дома… уху. Понятно. Ну что ж, буду отыгрывать роль пай-пайки, быть хорошей и послушней, милой и наивной, в платье с подкладками за место сисек — они у меня так и не выросли.
Соревнование… первенство региона. Я стою, готовлюсь к выступлению. Шанс на победу — пятьдесят на пятьдесят. В то, что я завалю программу или допущу техническую ошибку — я не верю. Но! Артистизма во мне нет, от слова совсем. Не умею играть на публику! Не научился! Не овладел, да и не хочу что-то менять. Зачем нужен цирк, когда есть миссия? Не мой путь! Так что мне за сие часте6нько снижают балы. Уж больно сухи мои выступления.
Уж больно резки мои движения. Уж больно…
— Нет искры, нет грации! — просветила меня тренер в возвышенных чувствах как напутствие, за что я наградил её испепеляющим взглядом — Женственности нет в конце концов! — опустила руки она — Когда же ты поймешь, Саша! Ты выбегаешь, и как робот! Четко, резко, как солдат на марше по уставу! Рубишь с плеча, чеканишь — такое не всем нравится! А у нас тут пусть и не художественная гимнастика, но мнение — решает!
Я вздохнул, покачал головой — сдалось мне ваше мнение! Я итак зашел дальше, чем хотел! Настолько, что сейчас будут прыгать на перекладинах в разукрашенным блесками купальнике. Ладно хоть не с напудренным лицом — НЕ ДАМ!
Олимпиаду все равно не вывезу — там другие стандарты, и придется уж больно сильно под них прогнуться. А это вот всё, вокруг меня — эти соревнования и выступления — не приносит денег! Только отнимают — форма, поездки, блестки. Разве что ЧВС… мамино да папино. Но им и области хватило бы.
— Завалить что ли выступление? — пробормотал я как бы невзначай.
Бедную бывшею олимпийскую чемпионку, мастера спорта, золотую медалистку, а ныне мою тренершу, как мешком, как серпом, как паровозом… Она кажется даже постарела лет на пять! Поседела это уж точно.
— Ты это… давай… без… глупостей — пробормотала она, хватаясь за сердце.
Улыбнулся, услышав объявление своего имени, и «вышел на подиум». Ну, кто там мои соперники? Подать их мне сюда на блюде! Да в собственном соку. Поджарю, сварю… У меня до жопы сложная программа! Я не могу проиграть просто от того, что недостаточно красиво выгляжу!
И я не проиграл! Но правда исключительно от того, что моя ближайшая конкурентка, оступилась в конце совей программы. Её балы соответственно упали в опу, а мои, не столь уж и великие — в основном девятки, но была и единица — это что за выступление механической куклы!? — оказались на первом месте.
Золото, и можно ехать на всероссийские.
— Не поеду. — опять огорошил тренеров я — А в чем смысл?! Золото мне все равно не взять! Тогда зачем…
Нет! Вообще-то, я понял, в чем мой косяк! Прямо во время сегодняшнего награждения, стоя на приступочки рядом с рыдающими от счастья девочками. Дело не в «грации» или «женственности», а в банальной плавности движений! Я двигаюсь действительно слишком резко! Со взрывными переходами из стойки в стойку, из позиции в позицию. Это хорошо, иногда, но режет глазки.
Нужна пластика! Нужна грация кошки! Стать хищника, с быстрыми, но плавными движениями, неуловимыми глазу. Быть молниеносным, но невидимым, петь песню тела, и тогда мне покорится и российское и олимпийское и мировое золото. Но!
Я почесал щеку, посмотрел на тихо плачущею тётеньку-тренера, почесал попу.
— Ой, лааадно! — простонал, обреченно понимая, что отныне у меня не будит ни личной жизни, ни школы — я отстану по предметам как пить дай! Ни даже бассейна.
Только тренировки, тренировки и тренировки. Я сам себя на них посажу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
С другой стороны — а почему нет? Чем этот путь хуже иных? Ну да, сильным как в прошлой жизни мне не стать, но и зачем?! С магмойдами и без меня разберутся, так что меня все устраивает.
Грация кошки, грация кошки, грация кошки…
— Что ты делаешь?
— Не видно, что ли? Тренируюсь!
— Да? А как по мне ты просто сидишь и наблюдаешь за бедной бездомной киской!
— Я тренируюсь!
Но Ленка, моя одноклассница, вместо ответа просто подошла и подхватила кошку на руки.
— Мяю!
— Вредина — не смог сдержатся я.
Обломала мне учебу! А вернее — наблюдение сорвала. Ну а кошке — охоту. Вон в той трещинке у дома, есть мышка! И кошка её ждала и караулила. А я караулил кошку, ожидая, когда она пригнет. Чтобы понаблюдать, как она это будет делать. Понаблюдать за её работой мышц, и…
— Мяю — мявкнула блохастая.
А я тяжело вздохнул, ведь мышь, незаметно для моей семиклассной подруги свалила из безвыходной норки.
— Дай сюда — отобрал я шарфик-недоросток — Заберу её домой. Ты то всё равно её только потаскаешь и бросишь.
— Эй!
— Не надо. Даже не накормишь, говоря, что родители не разрешают.
— Но ведь правда! — пролепетала она чуть не плача.
Я пожал плечами.
— Неважно. Мне разрешат.
И мне нужна кошка, для изучения.
Интерлюдия 2
— Вот же-ш головная боль. — проговорил Николай Алексеевич, глядя на морду своей служебной собаки.
Пес был старым, даже можно смело сказать — пожилым. И давно подлежал списанию. Не видит, не слышит, и двигается еле-еле. Хотя, нос все еще работает как надо, и даже лежа в своем вольере, он с точностью до миллиграмма определяет количество взрывчатых и наркотических веществ, вносимых в здание.
Их перемещение по территории, образчики для натаскивания других собак — смены пожилого пенсионера, можно легко отслеживать по движению носа старой ищейки. Ну а тип вещества — по складкам кожи, на этом же носу. Вес — по степени прикрытости век.
Вот сейчас, как по заказу, в северное крыло кто-то понес два грамма героина. Об этом давно работающему с собакой человеку говорит две характерные складки у самой пипки носа. И полностью закрытые веки спящей собаки, что два грамма и за угрозу-проблему то не воспринимает, чтобы отрываться от сна.
А вот он встрепенулся и уставился покрытыми бельмом глазами в сторону центрального входа. Полностью лишенный складок нос, говорит о бездымном порохе. А такая реакция — что его там реально много. Это прибыла спецгруппа в полном обвесе. Два УАЗика и ПАЗик вооруженных до зубов людей. Не удивительно, что пес на них так реагирует.
Но он, подлежит списанию. Даже покидать вольер для него стало маленьким подвигом, и его бы давно отправили на пенсию, продали бы или усыпили, но Николай, вырастивший собаку с беспородного и никому ненужного щенка, слишком привязался к нему, чтобы менять друга на иного.
Но время пришло. Приказ уже подписан, и вот-вот, на днях, старый кинолог простится со своим старым другом, что уедет охранять коттедж какого-то депутата. Ему светит вполне достойная старость для потасканного жизнью пса! Депутату не нужен молодой и резвый, главное, чтобы нюх был на месте.
Впрочем, не стоит себя обманывать — депутаты как девушки, существа крайне ветреные. Сегодня у них так, завтра по-другому…
— Прощай, старый друг. — потеребил кинолог старого пса по загривку — ты верой и правдой служил мне долгие десять лет
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Пес вздохнул, совсем как человек! Посмотрел давно невидящими глазами на горячо любимого хозяина, отвернулся, грузно ложась на свою не менее старую подстилку. Он, всё понимает. Он, осознает, и принимает судьбу. Не держит зла на человека, но ни ему, ни Николаю, с этого не легче.
Они оба отлично понимают — им больше никогда не свидеться.
