знаком с мистером или миссис Рейд до того дня, как вселился в дом рядом с ними?
Уокер открыл рот, чтобы ответить, но Логан остановил его, подняв руку.
– Стоп-стоп-стоп. Подумай, прежде чем ответить, Эдди. Прежде чем ты что-либо скажешь, как следует взвесь свой ответ.
Он снова постучал пальцем по папке. Равномерно. Неспешно.
Тап. Тап. Тап.
– Нет, – сказал Уокер, хотя прозвучало это еще менее убедительно, чем прежде. – Я не знал никого из них.
– Угу-у, – протянул Джек.
Затем, не говоря ни слова, раскрыл папку и подтолкнул одну из фотографий по столу так, что она оказалась прямо перед Уокером. Вторую копию детектив протянул Кейтлин, которая, похоже, изумилась увиденному куда сильнее, чем Уокер.
– Это ведь ты на фотографии, Эдди, верно?
Взгляд Уокера был прикован к снимку. Арестованный кивнул, но ничего не сказал.
– И ты можешь сообщить нам – исключительно для протокола, – с кем вместе ты изображен здесь?
Уокер посмотрел на Логана в упор; в его широко открытых глазах читался вызов.
– Да пошел ты!
– Следи за языком, Эдди! – окоротил его Логан, потом пожал плечами. – Я бы назвал это признанием.
Протянув руку через стол, он постучал пальцем по улыбающемуся лицу женщины, изображенной на фотографии рядом с Уокером. Одной рукой Эд обнимал ее за плечи, прижимая к себе.
– Это Катриона Рейд.
Адвокат Уокера, Лоуренс, приподнялся и посмотрел на снимок. Взгляд его метнулся к Уокеру, потом сместился обратно на фото. Лоуренс не испытывал особой уверенности с самого начала, когда появился в допросной, однако сейчас вид у него сделался совершенно удрученный.
– Так что же это было, Эдди? Неужели ты мог такое забыть? – продолжал давить Логан. – Потому что, судя по этому снимку, вы общались достаточно тесно. – Он перевернул фото лицевой стороной вниз. – Без бороды ты выглядишь лучше, если хочешь знать мое мнение. Как давно вас сфотографировали? Лет десять назад?
Уокер скрипнул зубами, словно пытаясь перемолоть свой ответ в труху.
– Восемь.
– Восемь? Так, значит… – Логан застонал. – Господи!
– Босс? – спросила Кейтлин.
– Восемь лет. Это было восемь лет назад, – сказал Джек. Он уставился на Уокера, ускоряя речь по мере того, как все становилось на свои места. – ДНК. Ты искал информацию про ДНК.
– И что? – проворчал Уокер, ерзая в кресле.
– Ты считаешь, что он твой сын, да? Коннор, я имею в виду. Ты думаешь, что ты – его отец?
– Что? Нет! Нет, ничего подобного…
– В этом все и дело, да? Ты думаешь, будто он твой сын, – продолжил Логан. – Именно поэтому ты забрал его, Эдди? Поэтому ты его похитил?
– Я этого не делал! Это сделал не я! Вы все неправильно поняли!
– Вот как? Тогда объясни мне, Эдди. Потому что прямо сейчас и вот здесь… – Логан постучал себя пальцем по виску, – все складывается. Во всем этом есть смысл – неприятный, но смысл. Ты считаешь его своим сыном, поэтому похищаешь его и пытаешься сбить нас со следа игрушечным медвежонком и конвертом…
– Каким, на хрен, медвежонком? Я не знаю, о чем вы говорите! – заорал Уокер.
А потом его поведение резко изменилось – словно по щелчку выключателя. Дыхание и движения, которые становились все более судорожными, вдруг замедлились, стали более сдержанными. Он положил руки на стол перед собой, лицо его выразило решимость и спокойствие.
– Я требую адвоката.
– У вас есть адвокат, – указал ему Логан.
– Правильного адвоката, а не этого бесполезного хлыща.
На миг вид у Лоуренса сделался обиженным, однако юрист не высказал никаких возражений. Похоже, он даже испытывал некоторое облегчение.
– Прекрати зря тратить время, Эдди. Где мальчик? Где Коннор?
Уокер подался вперед.
– Я не знаю. Я говорю правду. Я понятия не имею, – ровным голосом произнес он. – И это значит, что его украл кто-то другой. Он сейчас неизвестно где, а вы не делаете ничего, чтобы его найти. И даже не пытаетесь. – Он откинулся на спинку кресла. – И больше я ничего не скажу, пока у меня не будет правильного адвоката. – Он бросил короткий взгляд на Лоуренса. – Без обид.
– Я не обиделся, – заверил Лоуренс. Он уже поставил на стол свой портфель и теперь засовывал туда свой блокнот и ручку.
Логан встал; лицо его было мрачнее грозовой тучи.
– Детектив-сержант Маккуорри, сопроводите мистера Уокера в камеру. – Он искоса взглянул на нее. – Здесь ведь есть камеры?
– Есть, – подтвердила Кейтлин.
– Хорошо. Что ж, выберите самую худшую из них и засуньте его туда, – приказал Джек. – Мы продолжим после того, как я поговорю с миссис Рейд. – Он взял фотографию со стола и сунул обратно в папку. – Может быть, она расскажет нам больше.
Глава 23
Катриона Рейд выглядела усталой и измученной; вся нервная энергия, которая двигала ею в прошлую встречу, словно выгорела. Лицо ее посерело, волосы примялись, кожа словно обвисла. Логан видел такое и раньше. Он видел эту серо-коричневую гамму горя и страха слишком у многих родителей, оказавшихся в той же ситуации, что и она.
Когда Джек и Кейтлин вошли в допросную комнату, Катриона подняла взгляд. На лице ее словно происходила отчаянная борьба между готовностью стойко принять то, что подсказывала ей логика, и нежеланием поверить в это.
– Вы нашли его, да? – выпалила она, запинаясь и спеша, почти давясь словами. – Вы нашли его…
Логан закрыл дверь.
– Кого?
Катриона вздрогнула.
– В каком смысле – кого? Коннора, конечно. Вы нашли его? Он мертв, так? Вы нашли его, и он мертв…
– Нет, ничего подобного, – заверил ее Логан. – Судя по всему, что нам известно, миссис Рейд, Коннор все еще жив и невредим. У нас нет оснований предполагать обратное, и мы все еще намерены вернуть его домой – такова цель нашего следствия.
– Он… он жив?
– Да, мы так считаем.
Катриона сломалась. По-другому описать это было невозможно. Те последние остатки решимости, благодаря которым она держалась до сих пор, рассыпались пылью, и она уткнулась лицом в ладони и зарыдала от того, что большинство людей сочли бы облегчением.
Это и было облегчение.
Отчасти.
Логану никогда не доводилось переживать то, что переживала сейчас Катриона, но он видел это достаточно часто и участвовал во множестве горячих и бескомпромиссных споров с другими родителями в подобные моменты. Облегчение было изрядной частью этого. Вероятно, главной частью.
И какое бы облегчение ни приносили родителям слова о том, что их сын или дочь все еще живы, это лишь подпитывало навязчивый голосок, вещающий о том, что их ребенок, вероятно, сейчас страдает где-то там, а они ничего не могут сделать, чтобы помешать этому.
