1935–1939
«Когда, озаряемый зимними…»
Когда, озаряемый зимнимиЛучами в холодном саду,В молчанье под низкими синимиВетвями я тихо иду
И, тени рисуя на гравии,Растет золотое пятно,Забыть о себе, о тщеславииМне в эти минуты дано.
И все, что я видел до малости,Я вижу светлее стократ —Как будто в последней усталостиДуша оглянулась назад.
«Для лаврового венка…»
Для лаврового венкаЖизни я не пожалел,Слушал музу, а пока,Рядом… Что я делал? Пел…О, предсмертная тоска!«Пел ты, и сама веснаМеньше радует, чем твойГолос». Что мне в том? ОднаПеснь теперь во мне, как войБури: совесть смущена.Кара мне за зло и грех,Красота почти смешна.Скоро я умру для всех.Бог… А правда, вот она:Над собою горький смех!
«Очищен, да не весь…»
Очищен, да не весь.Подумай, хорошенько взвесь,Прольешь ли кровь за те ответы?Мы не пророки, мы поэты…
Не так ли жаловался Блок?А впрочем, есть уже намек.Повремени еще, дай срок!
Отсюда на огонь далекийНе будет одному пути,Пока другие взаперти…Мы не поэты, мы пророки…
«Нет, еще ты не погиб…»
Нет, еще ты не погиб,Это был ушиб…Спать, не думать, но тупаяБоль…Тяжела двойнаяРоль.Я без страха, без упрекаИ сдаюсь…С той, кого люблю глубоко,Злом делюсь.Давит правда, нажимает.Что ж стонать?Сердце смутно понимает,Что и это благодать.
«Не думая о том, что все это цветы…»
Не думая о том, что все это цветы,Что главное во всем,Единственное — ты,
Не думая о том,И все это измяв,И мучаясь потом,И помня, что не прав…
Мой ангел, отпустиГрехи мои, хотиОпять со мной идтиПо одному пути.
«Когда разрушен мир, хотя бы по Декарту…»
Когда разрушен мир, хотя бы по Декарту,И все, что нам дано, покажется мечтой,Когда спасение поставлено на картуИ надо выходить на битву с пустотой —
Дрожащая рука поставит понемногуНа место рухнувших создания частейПочти такой же мир и так же близкий Богу,Как тот, незыблемый для большинства людей.
Собьешься, торопясь, — страдание исправитНетерпеливую заносчивость ума,И новая душа творение прославитПо-старому: да, это хорошо весьма.
«Не говорите о поэзии…»
Не говорите о поэзии,Как говорят о пустяках, —Она приходит как возмездие,Она — отчаянье и страх.
Сойдя с ума от одиночества,Застонешь — муза тут как тут:Поэзия — сестра пророчества,Она при жизни вечный суд.
«Я не сотворил себе кумира…»
Я не сотворил себе кумираИз непогибающего мира,
Но среди бесчисленных могилВ этом шествии все новых сил
Смена, заступающая смену,Разве вдохновляет на измену,
Вся направленная к одномуВерность обещанью своему
Или дому, наконец призванью?..И легко счастливейшею данью
Верности платить из года в годЖенщине, которая не лжет.
«Без усилия, без вдохновенья…»
Без усилия, без вдохновеньяПервая и вторая строка,Уносимые против теченьяПод водою бегут облака.
Все же это нечасто бывает…Постепенно светлеет поток,Под ветвями все легче мелькаетКолотящейся лодки кусок.
И природа в прохладе небесной,В летнем зное, в такой тишинеС дрожью нежности, женской, телесной,Наконец прикоснулась ко мне.
Так устал я с тобою в разлуке,Что я вижу сквозь влагу и зной:Из желаний, и солнца, и мукиТы восходишь, как пар над рекой.
«С каждым годом ты бедней…»
«С каждым годом ты бедней,Всё знакомо, всё приелось».«Молодости не жалей,Лучше золотая зрелость».
«Был ты ветреный, живой,Расточительный… Давно ли?»«Лучше верность и покойМедленной и честной воли».
«И тебе не страшно, брат,На земле скупой и нищей?»«Звезды надо мной горятВсё отчетливей и чище».
«Есть мораль у художника, ей…»
Есть мораль у художника, ейНе до скромности и человечности,И не выше законы людей,Презирающих муку о вечности.
Но любви выпадает на частьВоля мудрая завоевателей,У которых построена властьНа морали простых обывателей.
И себя ограничить не жаль,Чтобы высветить жизнь обоюдную…Я люблю прописную моральКак едва ли не самую трудную.
Моей Элоа
Я сегодня опять вспоминалИ Мильтона, и чудо Инферно,Но и Данте, и дух БелиалМне казались дурными чрезмерно.
Яростному католику — честь,Пуританину строгому — тоже,Но другая, хоть смутная, вестьИскушенному сердцу дороже.
Тот, кем наша Европа больна,Шепчет злое и грустное всем он:Над Вогезами — лжец СатанаИ над Грузией — мученик Демон.
Помнишь: Варенька Лопухина,Строчек самых волшебных причина…И в другого певца влюблена —Только эта в Париже, — Дельфина.
Все чертила она: «Д. В. А.»И смеялась, не веря кошмару:Он с Нее написал Элоа…Варенька превратилась в Тамару.
Ну а ты переходишь в кого?Ни в кого: ты собой остаешься,Встретила Сатану своего(О, не Демона!) и не сдаешься.
Только сделали жертвы твои(Гений сердца — великая сила!)То, чего так хотелось Виньи:Сатану Элоа искупила.
«Доносящийся с вокзала…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
