— Чей ход? — спросила я Тоби, вернувшись в гостиную. Я очень старалась, чтобы голос у меня не дрожал.
— Послушай, Джун… Если честно, я вообще не умею играть в шахматы. Надо было признаться в этом сразу.
Я посмотрела на крошечные отлакированные черепа, разбросанные по гладкой черной доске, — на эти фигуры, которые мы с Тоби передвигали, как будто это действительно имело какой-то смысл.
— Я тоже.
— Ну, тогда нам без разницы. Ходи, куда хочешь.
Я задумчиво оглядела свои фигуры. Потом медленно передвинула коня через всю доску и поставила его на соседнюю клетку с королем Тоби.
— Давай, — сказал он. — Делай что должно, и будь что будет.
Он поднялся с дивана и встал у окна, повернувшись ко мне спиной. Я щелкнула пальцами и сбила с доски короля Тоби. Но прежде, чем Тоби успел обернуться и увидеть, что я сделала, я быстро вернула короля на место.
Тоби спросил, не хочу ли я есть, и, не дожидаясь ответа, схватил пальто и направился к двери. Проходя мимо письменного стола Финна, он остановился, открыл третий сверху ящик, достал пачку денег и сунул в карман.
— Да, кстати. Пока не забыл. — Он едва ли не бегом бросился в коридор. Я так поняла, он пошел в спальню. Буквально через полминуты он вернулся в гостиную, держа в руках маленький синий сверток.
— Это тебе, — сказал он. — От Финна. Это была его вещь. Он сказал, чтобы я отдал ее тебе, если ты придешь в этот дом.
Я взяла сверток и оглядела со всех сторон. Похоже, это была книга. Аккуратно завернутая в китайскую шелковую бумагу с узором из синих бабочек на темно-голубом фоне. Подарок от Финна. Лучше скорее убрать его с глаз долой, иначе я разревусь прямо при Тоби. А мне не хотелось, чтобы он видел, как я реву. Совсем не хотелось. Так что я просто сказала «спасибо» и сунула сверток в рюкзак.
Как только мы вышли на улицу, где было сыро и ветрено, я сразу же закоченела. Без всяких преувеличений: я так дрожала, что зубы стучали. Тоби раскрыл большой черный зонт, под которым хватило места нам обоим. Мы дошли до угла и свернули на Коламбус-авеню. Не знаю, сколько мы прошли кварталов, мне показалось, что много. В конце концов Тоби остановился и указал на китайский ресторан под названием «Имперский дракон». Это было одно из тех пафосных заведений, где повсюду развешаны красные лакированные фонарики и яркие рыбы крылатки в огромных аквариумах как будто парят в водяном небе над изящными пагодами, установленными на дне среди разноцветных камушков. Тоби заказал три горячих блюда, хотя нас было двое. И фаршированные блинчики. И суп с пельмешками. И две миски хрустящей лапши с утиным соусом. Мы набросились на еду, словно голодные звери. И смели все подчистую.
Уже в самом конце обеда, когда я клала сахар в крошечную чашку с чаем, Тоби вдруг вытащил из-под стола бабочку, сложенную из салфетки цвета старого золота.
— Это тебе, — сказал он, кладя ее на стол рядом с моей чашкой.
Я изумленно уставилась на нее.
Это был фокус Финна. Тоби украл фокус Финна. Прямо у меня на глазах.
— Нет, спасибо. — Я отодвинула салфетку подальше.
— Не любишь бабочек? — Тоби положил золотую бабочку на ладонь. Он смотрел на нее с такой жалостью, словно это был раненый птенец.
— Да нет, люблю.
— Значит, не любишь салфетки? Редкий случай салфеткофобии, о котором я только слышал, но ни разу не сталкивался.
Я закатила глаза.
— А где вы этому научились? Кто показал вам, как складывать бабочек?
Я думала, он скажет: «Финн», — и тогда я бы ответила: «Я так и знала».
Тоби бережно положил бабочку на стол.
— Сам научился. По книжке об оригами. Еще когда был ребенком. У меня хорошо получается что-то делать руками. Карточные фокусы, блошиный цирк, гитара, оригами. Когда… если мы познакомимся ближе, я и тебя кое-чему научу. Если захочешь.
Мне очень живо представилась эта картина: Тоби учит Финна, как складывать бабочек из салфеток. Его руки направляют руки Финна. Они оба смеются, когда у Финна не получается сложить правильно. Им вдвоем весело и хорошо. Им вдвоем, — подумала я про, и мне стало грустно и горько. И тоска переполнила сердце, как пишут в книгах.
— Я как-то не очень всем этим интересуюсь, — сказала я, не глядя на Тоби.
— Да, у каждого свои интересы. — Он приподнял салфетку за краешек и резко взмахнул рукой. У меня на глазах все складки и маленькие узелки распустились, и бабочка исчезла, вновь превратившись в самую обыкновенную салфетку.
Но грусть никуда не исчезла. Грусть — не только потому, что в мире Финна и Тоби для меня не было места, но еще и потому, что в Финне, каким я его знала, не все было Финном. Теперь мои воспоминания о том дне рождения в ресторане, когда Финн сложил бабочку из салфетки, были уже безнадежно испорчены. А что, если все, что мне нравилось в Финне, пришло от Тоби? Может быть, поэтому у меня то и дело возникает настойчивое ощущение, будто я знаю Тоби сто лет? Может быть, все это время сквозь Финна проглядывал Тоби?
— Мне очень жаль, что все так получилось, — сказал Тоби чуть погодя. — Обещаю, что в следующий раз… если ты снова приедешь… все будет уже не так плохо. Самое худшее уже позади, верно?
Мне в это что-то не верилось. Мне казалось, что дальше будет еще хуже. Но, как и в тот день на вокзале, Тоби сказал, что должен еще кое-что мне передать. По поручению Финна. Финн хотел, чтобы это было у меня.
— Я сам приеду к тебе, хорошо? Сам тебя разыщу. Тебе не нужно ничего делать.
Я пожала плечами.
— Как хотите.
— Хочу.
— Ладно, как скажете. Но приезжайте в четверг. Я могу только по четвергам.
— Значит, по четвергам.
— Не по четвергам, а в четверг. В какой-то один четверг.
Тоби улыбнулся и поднял руки, как будто сдаваясь.
— Ладно. В какой-то один четверг. Для начала.
Мы вышли на улицу, встали на самом краю тротуара, и Тоби принялся ловить мне такси, одновременно держа надо мной зонт. Когда одна из машин подрулила к нам, Тоби положил руку мне за плечо и отодвинул меня в сторонку, чтобы на меня не попали брызги из-под колес.
— Осторожнее, — сказал он.
Это было так мило. Маленький знак внимания, проявление заботы. Но вместо того чтобы поблагодарить Тоби, я дернула плечом, сбрасывая его руку, и пробурчала:
— Я знаю, как ждать такси.
— Конечно, знаешь. — Он наклонился ко мне, так что мне волей-неволей пришлось посмотреть ему прямо в глаза. — Если тебе что-то понадобится… все, что угодно… — Он открыл мне дверь, и я села в машину. Но прежде чем мы успели отъехать, Тоби нагнулся и постучал в мое окно. Я опустила стекло. — Все, что угодно. И это не просто слова. Если вдруг…
Такси отъехало от тротуара, скрипя шинами по мокрому асфальту. Тоби не успел договорить. Впрочем, это неважно. Я и так знала, что он собирался сказать. И я даже представить себе не могла, что должно произойти, чтобы мне вдруг понадобилась помощь Тоби.
32
Однажды — мне тогда было двенадцать с половиной, и я еще не знала, что Финн болен, — я провела у него целых четыре дня. На праздничные выходные в честь Дня независимости. Грета была в летнем лагере на Род-Айленде, а родители уехали на базу отдыха где-то в Мэне, вместе с Инграмами и еще одной парой. Они пытались найти кого-то другого, кто мог бы за мной присмотреть. Но у всех были свои дела. Так что мне повезло. Я поселилась у Финна.
Каждый вечер Финн брал с книжной полки на кухне «Радости кулинарии», громко спрашивал: «Чем мы будем сегодня кормить Крокодила?» — и стучал пальцем по книге, как будто и вправду намеревался выбирать рецепт. Но я-то знала, что будет дальше. Финн уже давно вырезал внутреннюю часть страниц и превратил эту книгу в потайную шкатулку, где хранились листочки с меню лучших в городе ресторанов. И каждый вечер мы с Финном перебирали эти листочки и решали, куда пойдем ужинать. Каждый вечер был словно маленькая поездка в другую страну. И дело не в том, что Финн не умел готовить. Просто, как он сам однажды сказал, он не любил наступать людям на пятки.
— Каждый должен заниматься своим делом. И делать то, что у него получается лучше всего, — сказал он. — Вот мы и даем людям возможность проявить свои кулинарные таланты, да, Крокодил?
Четвертого июля я предложила Финну сходить посмотреть фейерверк. Финн пожал плечами.
— Честно признаться, я не особый любитель таких развлечений. Просто не вижу в них смысла.
— Но ведь сегодня же День независимости.
— Независимости от кого?
— А то ты не знаешь? От англичан.
— А что такого ужасного в англичанах?
— Ну, не знаю… Они заставляли нас платить налоги. Везли к нам свой чай, а налог на него был высоким.
— Налоги — еще не конец света.
— Скажи это маме и папе.
Мы оба рассмеялись. Финн тогда начал отращивать волосы и убирал их за уши, чтобы они не лезли в глаза. Но каждый раз, когда он смеялся, несколько прядей выбивалось и падало на лицо. Мне хотелось протянуть руку и убрать их обратно ему за ухо, но я понимала, что это было бы странно.
