– Я не знаю, – ответила она дрожащим голосом, снова закрывая лицо руками. – Всё, что я знаю – даже если всё это правда – никто больше не разглядит во мне меня. Никогда.
– Ладно, – сказал Гарри, помедлив. – Понимаю, что ты хочешь сказать. Вместо исследовательской группы Поттер-и-Грейнджер получается Гарри Поттер и его лаборантка. Хм… У меня идея. Давай я пока не буду заниматься вопросом, как заработать деньги? Ведь долг не вступит в силу, пока я не окончу Хогвартс. Тогда ты можешь сделать всё сама и показать миру, на что способна. А если ты между делом раскроешь секрет бессмертия, мы посчитаем это за бонус.
Мысль, что Гарри уверен в её способности найти решение, была похожа… Была похожа на сокрушающее бремя ответственности, рухнувшее на бедную травмированную двенадцатилетнюю девочку, и ей захотелось обнять его за то, что он преподнёс ей способ восстановить своё самоуважение как героини, и это при том, что она была ужасной и грубо разговаривала с ним всё то время, пока он был для неё куда лучшим другом, чем она когда-либо была для него, и было здорово, что он всё ещё думает, что она что-то может, и…
– У тебя есть какой-нибудь удивительный рациональный приём, который ты применяешь, когда твои мысли начинают разбегаться? – наконец сказала она.
– Обычно я идентифицирую различные желания, даю им имена и рассматриваю, как отдельных индивидуумов, а потом позволяю им спорить у себя в голове. Чаще всего это мои пуффендуйская, когтевранская, гриффиндорская и слизеринская стороны, мой Внутренний критик и копии тебя, Невилла, Драко, профессора МакГонагалл, профессора Флитвика, профессора Квиррелла, папы, мамы, Ричарда Фейнмана и Дугласа Хофштадтера.
Гермиона задумалась, не попробовать ли сделать то же самое, но тут её Здравый смысл заявил, что это может быть опасной затеей.
– У тебя в голове есть копия меня?
– Конечно! – ответил Гарри. Неожиданно он почему-то слегка заволновался: – Ты хочешь сказать, у тебя в голове нет копии меня?
Гермиона осознала, что у неё в голове действительно есть копия Гарри, которая говорит в точности его голосом.
– Теперь, когда я об этом задумалась, меня это слегка нервирует, – сказала Гермиона. – У меня в голове в самом деле есть копия тебя. Прямо сейчас она мне твоим голосом объясняет, что это совершенно нормально.
– Хорошо, – серьёзно ответил Гарри. – То есть, я не понимаю, как можно быть друзьями без этого.
Она продолжила читать, а Гарри по-прежнему сидел и смотрел на страницы через её плечо. Видимо, его это устраивало.
Так она дошла до номера семьдесят, Катарины Скотт, которая, судя по всему, изобрела способ превращать мелких животных в лимонные торты, и, наконец, набралась смелости заговорить.
– Гарри? – окликнула она (и немного отодвинулась от него, хотя и не заметила этого). – Раз у тебя в голове есть копия Драко Малфоя, значит ли это, что вы с Драко Малфоем друзья?
– Ну… – Гарри вздохнул. – М-да, я всё равно собирался с тобой поговорить об этом. Наверно, чем скорее, тем лучше. Как же это объяснить… я его совращал.
– Что ты имеешь в виду под «совращал»?
– Переманивал его на Светлую сторону Силы.
Она так и застыла с открытым ртом.
– Ну, знаешь, как Император и Дарт Вейдер, только наоборот.
– Драко Малфой, – произнесла она. – Гарри, ты вообще представляешь…
– Да.
– … что Малфой говорил про меня? Что он сделает со мной, как только ему подвернётся возможность? Не знаю, что он говорил тебе, но Дафна Гринграсс рассказала мне, что Малфой говорил в гостиной Слизерина. Это непроизносимо, Гарри! Непроизносимо в совершенно буквальном смысле, потому что я не могу повторить это вслух!
– Когда это было? – спросил Гарри. – В начале года? Дафна сказала, когда именно это было?
– Нет, – ответила Гермиона, – потому что это не имеет значения, Гарри. Любой, кто говорит то, что говорил Малфой, не может быть хорошим человеком. Не важно, чем ты его переманивал, он прогнил насквозь, потому что ни при каких обстоятельствах хороший человек никогда бы…
– Ты ошибаешься, Гермиона, – перебил Гарри, глядя ей прямо в глаза. – Я могу догадаться, что Драко обещал сделать с тобой, потому что при нашей второй встрече он говорил то же самое по отношению к одной десятилетней девочке. Но, как ты не понимаешь, до того дня, когда Драко Малфой прибыл в Хогвартс, всю его предыдущую жизнь его воспитывали Пожиратели Смерти. Потребовалось бы сверхъестественное вмешательство, чтобы у него, учитывая его окружение, были твои моральные принципы…
Гермиона яростно затрясла головой.
– Гарри, нет! Никто не должен специально объяснять, что мучить людей – неправильно. Ты не мучаешь людей не потому, что учитель говорит, что он это не разрешает, а потому что ты видишь, как люди страдают. Неужели ты не понимаешь, Гарри? – теперь её голос дрожал. – Это не… не какое-то правило, вроде таблицы умножения! Если ты не можешь понять, не можешь почувствовать этого здесь, – она ударила себя в середину груди (не совсем там, где действительно располагалось сердце, впрочем не важно, в любом случае то, что она имела в виду, находилось в мозгу), – тогда у тебя этого просто нет!
Тут ей пришла в голову мысль, что у Гарри, возможно, этого и нет.
– Есть книги по истории, которые ты не читала, – спокойно ответил Гарри. – Есть книги, которые ты ещё не успела прочесть, Гермиона, которые могут дать тебе увидеть перспективу. Несколько столетий назад – насколько я помню, в семнадцатом веке это ещё точно случалось – существовало популярное деревенское развлечение, когда бралась плетёная корзина, или мешок, и туда сажали дюжину живых кошек, а потом…
– Хватит.
– …подвешивали их над костром. Просто обыденное развлечение. Невинная потеха. И надо отдать им должное, это была более невинная потеха, чем сожжение женщин, про которых думали, что они ведьмы. Потому что так устроены люди, так устроены их чувства, – Гарри приложил руку к сердцу, причём анатомически верно, потом помедлил и поднял руку, чтобы коснуться головы примерно на уровне уха, – что им больно, когда они видят, как больно их друзьям. Кому-то из тех, кто им не безразличен, кому-то из их племени. У этого чувства есть выключатель. Выключатель, на котором написано «враг» или «иностранец», а иногда просто «чужак». Если люди не учатся другому, они именно таковы. Поэтому, нет, убеждения Драко Малфоя, что причинять боль врагам – забавно, не означают, что он – бесчеловечный или даже необычайно злой…
– Если ты веришь в это, – сказала она нетвёрдым голосом, – если ты вообще можешь верить в такое, значит ты – злой. Люди всегда несут ответственность за то, что делают. Не важно, что тебе говорят – действуешь именно ты. Все знают, что…
– Нет, не знают! Ты выросла в послевоенном обществе, в котором после Второй Мировой каждый знает, что «Йа только фиполнял прикас» – это ответ плохих парней. А в пятнадцатом веке их исполнительность назвали бы достойной уважения вассальной верностью, – Гарри повысил голос. – Или ты думаешь, что ты, вот ты сама, на генетическом уровне лучше, чем те, кто жили в прошлые века? Если бы тебя во младенчестве перенесли в Лондон пятнадцатого века, поняла бы ты сама, что сжигать кошек – плохо, сжигать ведьм – плохо, рабство – плохо, что тебе должно быть небезразлично каждое разумное существо? Думаешь, тебе хватило бы одного дня в Хогвартсе, чтобы всё это понять? Никто никогда не говорил Драко, что он лично отвечает за то, чтобы стать более этичным, чем общество, в котором он вырос. И несмотря на это, всего за четыре месяца он дошёл до того, что схватил маглорожденную за руку, чтобы не дать ей упасть с крыши, – в глазах Гарри была ярость, какой она ещё никогда у него не видела, – Я не закончил совращать Драко Малфоя, но полагаю, что пока он делает успехи.
Иногда слишком хорошая память – это проблема. Гермиона помнила всё.
Она помнила, что, когда падала с крыши Хогвартса, Драко Малфой схватил её за запястье так крепко, что у неё потом были синяки.
Она помнила, как Драко Малфой помог ей подняться после того, как таинственное проклятие заставило её упасть лицом в тарелку капитана квиддичной команды Слизерина.
И она помнила – на самом деле, именно поэтому она и подняла эту тему – что она чувствовала, услышав показания Драко, сделанные под сывороткой правды.
– Почему ты мне ничего не рассказывал?! – против её воли голос Гермионы стал выше. – Если бы я только знала…
– Это был не мой секрет, – ответил Гарри. – Драко оказался бы в опасности, если бы его отец всё обнаружил.
– Я не дура, мистер Поттер. Какую настоящую причину вы скрываете от меня, и чем вы на самом деле занимались с мистером Малфоем?
