— Прроклятье, — рыкнул маг с обреченностью падающего в пропасть — и яростно припал своими губами к моим.
Он целовал так, будто наказывал этим поцелуем — жестко, требовательно, неумолимо… вот только кого — меня или себя? За что? За простое желание человеческого тепла, о котором так просило тело? Лавина необъяснимой нежности накрыла, заставила доверчиво прижаться и принять наш первый поцелуй таким, какой он есть — с проклятьем на устах, с терпким ягодным вкусом и злой, почти болезненной страстью.
— Я не враг, слышишь? — ласково шептала, гладя любимое лицо, зарываясь пальцами в волосы, — со мной не надо бороться… я и так за тебя.
Слышал ли? Не знаю, но пыталась объяснить это, как могла — каждым прикосновением, лаской, поцелуем… тем, как тянулась навстречу его рукам, с какой радостью принимала его, когда он, склонившись надо мной, затмил собой весь мир. Даже все четыре. Кажется, наш первый вечный танец был о доверии. Во всяком случае, мне до дрожи хотелось, чтобы он мне доверял.
— Откуда ты взялась такая? — спросил Лик позже, задумчиво меня разглядывая, и рисуя на моих скулах, шее, плечах и груди невидимые узоры. Я удобно положила голову на его колени и, не отрываясь смотрела на него. Обнаженный, смуглый, с длинными черными волосами, разметавшимися по плечам, с хищными чертами лица, сейчас он напоминал мне молодого бога войны или мятежного духа в своем земном воплощении.
— Какая «такая»?
— Странная, — ухмыльнулся он, — свободная: тебя не волнует, кто и что о тебе подумает. Трусиха, но при этом упрямая до ужаса…
Кто бы говорил..
— … миролюбивая, но рвешься в самое пекло, — взгляд его явно требовал ответа.
— Ты, между прочим, тоже.
— Я по-другому не умею, — нахмурился слегка.
— Вот… считай, я от тебя и нахваталась, — хихикнула, — сразу, как увидела… Ты, знаешь ли, та еще зараза, Лик.
— Ну-ка повтори, — иронично взлетела смоляная бровь, и я поняла, что пора тикать.
— Вообще-то я имела ввиду, что ты меня вдохновляешь, — принялась объяснять, потихоньку отползая в сторону — заражаешь…. заряжаешь, так сказать, энергией.
— Неужели? — он обманчиво-расслаблено положил руку на подушку.
— Да-да, вселяешь боевой дух, — осторожно села и уже так продолжила свое тактическое отступление… ага, а вот вожделенный край кровати…
— Да что ты говоришь, — в следующую секунду на меня набросили аркан из Тьмы и повалили на спину, словно жука, только лапками дрыгать ну никак не получалось.
— Значит, я зараза… — самый несносный на свете тип преспокойно возлежал рядом, приподнявшись на локте, и пристально меня разглядывал. В глубине сумеречных глаз плясали смешинки.
— Да, воинствующая и очень коварная, — подтвердила я.
— Еще что-нибудь хочешь добавить к сказанному? — смуглый палец не слишком нежно обвел контур моих губ.
— Хм… у тебя ужасный характер, — посетовала, прерывисто вздыхая.
Лик ухмыльнулся и снова принялся выводить на моем теле затейливый орнамент.
— Даю последний шанс облегчить свою участь, — предупредил он. Художества его между тем спускались все ниже и ниже, взгляд на глазах наливался темной тягучей тяжестью, а на губах появилась та самая, когда-то испугавшая меня, улыбка… сейчас от нее бросало в жар.
— Ненормальный, — произнесла почти восхищенно, окончательно слив свой «последний шанс» в трубу, и тут же ощутила, как мягкие прохладные путы оплели щиколотки, лишая возможности двигаться.
— Эй, — запротестовала, — так нечестно.
— Воинствующая и очень коварная зараза вовсе не обязана быть честной, — сообщил начинающий инквизитор, нависая надо мной с неизбежностью летней грозы, и приступил к своими непосредственными обязанностями. А я то улыбалась как дурочка от красоты открывавшейся картины, то чуть не плакала от невозможности прикоснуться к этому чертовски желанному мной человеку. А он… он изучал меня от и до… то бережно и осторожно, то дерзко и нагло, останавливаясь за пару мгновений до того, как я начну умолять о пощаде.
Тело, лишенное возможности нормально участвовать в этом действе, находило новые, совершенно запредельные возможности, чтобы себя выразить. И слова… у меня оставались слова… правда, довольно скоро я утратила способность ясно мыслить… но совершенно точно что-то шептала и даже кричала..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда же, наконец, путы, сдерживающие меня, истаяли, я вцепилась в своего мучителя так крепко, что никто на свете не мог бы оторвать меня от него. Я покрывала его лицо и шею поцелуями, гладила плечи, пытаясь отдать всю ласку и теплоту, пока меня окончательно не разорвало. В этот раз моя история была про нежность… В какой-то момент он замер, и я с волнением заглянула в темно-синие омуты, боясь найти там насмешку или осуждение… но Лик смотрел одновременно настороженно и пытливо, будто увидел то, чего никак не рассчитывал найти. Так мог смотреть подросток, давно усвоивший, что сказки врут, и вдруг наткнувшийся на фею.
— И все же, откуда? — спросил он наконец, пропуская пальцы через мои волосы.
— Не от мира сего, — улыбнулась я, вспомнив понравившуюся мне формулировку.
Как, наверное, и он сам. Хотя не факт. Я же не знаю точно, какой из четырех миров — его родной, может этот.
— Что-то не так? — решила спросить прямо.
— Да нет, все так, — отозвался он, — слишком так, и это настораживает.
Такую логику мне было сложно постичь. Что-то подсказывало, что он так не привык: ни самому привязываться к кому-то бы то ни было, ни к тому, что кто-то может быть привязан к нему. Наверное, это слишком большая роскошь, если чуть ли не ежедневно рискуешь жизнью, сражаясь с тварями Бездны. Боже мой, о чем я только думаю? Какая «привязанность»? Может, он завтра вообще сделает вид, что между нами ничего не было… Эх, Медея, Медея..
Чуть позже усталость взяла свое, я пригрелась под теплым мужским боком, обвив свою вредную «прелесть» рукой и еще, для верности, ногой. Уже почти засыпая, вспомнила, что давно хотела кое-что у него спросить:
— Когда ты перестал видеть сны?
— Года четыре тому назад, — ответил Лик, — примерно тогда же, когда получил магистра.
— А до этого что снилось?
— Не помню уже, — он легонько нажал пальцем мне на кончик носа, и я тихонечко фыркнула.
— А мне снился ты… иногда, — наябедничала через некоторое время.
— И как я себя вел? — хмыкнул мой боевик.
— Ну… ты сцапал меня за руку, когда я проводила в твоем столе незаконный обыск, — вздохнула, вспоминая этот эпизод.
— Ммм… значит, хорошо, — решил он чуть погодя, — давай-ка спать.
Я согласно закивала, повозилась немного, поудобнее устраиваясь, и уснула едва ли не раньше него.
Проснулись мы одновременно от громогласного стука в дверь.
— Подъем, — энергично провозгласил Миртен, — Доброе утро и все такое.
Мы переглянулись и принялись одеваться.
— Ни слова, Мир… Я не хочу слышать от тебя ни одного слова по данному поводу, — категорично заявил Лик, выходя в гостиную.
Защитник тут же закрыл рот, хотя явно собирался что-то сказать, зато так ехидно заулыбался и засверкал хитрющими глазами, посматривая то на меня, то на друга, что сразу же захотелось огреть его чем-нибудь потяжелее.
— Лучше расскажи, как там наши подозреваемые, — перевел тему боевик.
Миртен плюхнулся на диванчик, вольготно там развалился и принялся вещать:
— Думаю, этих двоих можно спокойно вычеркивать из списка. В середине вечера они поведали нам обо всех своих грешках, начиная с подросткового возраста. Кое-что из этого было забавно, кое-о чем я однозначно предпочел бы забыть, но никакими эррагальцами там и за версту не пахло. Поэтому остаток вечера ребята развлекались без моего присмотра. Я тоже времени зря не терял… — блеснул он улыбкой. — Но вы-то, вы!
— Захлопнись, сделай милость, — прервал его бурные восторги Лик.
— Я нем как рыба, — ничуть не смутился защитник. — Кстати у меня осталась парочка тонизирующих эликсиров, вам не нужно? А то выглядите оба так, как будто всю ночь…
