– Такие мысли посещали и меня! – вновь остановил ее Павел, как будто забывший свои предупредительные мягкие манеры. – Но бывает разное… бывает еще не такое! Когда в музее нехватка персонала, заведующий фондами может и не знать всех единиц хранения! В Эрмитаже есть целые стеллажи, набитые ящиками, которые не распечатывались с конца девятнадцатого века! Это – разнообразные предметы, которые находили рабочие, строившие в Сибири железную дорогу! Возможно, барахло, а возможно – предметы огромной научной ценности! Вы исходите из одних предположений, как в том случае, что кто-то будто бы видел, как ваша Зворунская садилась в питерский поезд…
– А вот это уже не предположение, а самый настоящий факт, которым может заинтересоваться полиция! – на этот раз художница оборвала собеседника на полуслове. – Это была именно Зворунская, и в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое марта именно она садилась в прицепной вагон поезда Брест – Мурманск. В Питер этот вагон прибыл рано утром тридцатого, как раз в тот день, когда погиб ваш друг!
И, пользуясь тем, что собеседник, видимо, ошеломленный ее напором, молчал, Александра победоносно закончила:
– Правда, тот мужчина, которого рядом с нею видели на платформе, ехал не в Питер. Это был просто ее попутчик, сын знакомых, он сошел куда раньше. Так что тот мужчина, который вошел с ней в квартиру Игоря, встретился ей либо в поезде, либо уже в Питере.
– Откуда у вас все эти сведения? – после паузы потрясенно спросил Павел.
– Неважно! – Александра была окрылена эффектом, который произвели ее слова. – С кем я только не говорила… Так или иначе, узнала я многое, кроме одного – где нужно искать гобелены. В одном я уверена – в музее их не просто нет сейчас, их там никогда не было. Поэтому я считаю свою задачу выполненной… Что ж, неудача – тоже результат!
– Неудача, – помедлив, ответил Павел, – вас постигла потому, что вы с самого начала выбрали неверную тактику. Уж один гобелен точно сейчас должен находиться в музее, я в этом убежден. Если бы вы тоньше повели дело с заведующей или нашли контакт с другими сотрудниками, вы бы его увидели. Просто вы, по-моему, все время искали эту злосчастную девушку, а вовсе не единорогов…
Глава 9
Как всегда, завершив дело, безразлично от того, удачно ли оно обернулось или кончилось провалом, Александра чувствовала внутреннее опустошение. Только что она была полностью поглощена своей целью, все ее мысли, чувства, знания и навыки служили одной идее… И вдруг цель исчезала. Счеты были подведены, гонорар получен, последние слова сказаны. Несколько часов после этого художница ощущала себя марионеткой, у которой разом перерезаны все ниточки. Ей требовалось некоторое время, чтобы вспомнить все прерванные, оставленные ради заказчика дела, незавершенные реставрации, возможные заказы, аукционы, в которых она участвовала… Жизнь вновь наполнялась смыслом, появлялись привычные заботы, вспоминались старые обязательства, просроченные долги…
Так было и на этот раз. Беседа с Павлом окончилась на очень холодных фразах. Он пообещал в течение двух дней перевести на ее карту оставшуюся часть вознаграждения. Весьма скромную – в сущности, Александре просто возмещали все расходы и потерянное время. Женщина не пыталась торговаться – она считала, что и эти деньги заработала условно. Она, со своей стороны, обещала хранить в тайне все детали своего расследования. Об этом ей напомнил Павел, причем очень настойчиво, несколько раз повторив, что не просто просит хранить молчание – требует этого!
– Вы понимаете, что здесь замешаны не только мои интересы! – заявил он. – Погиб мой друг… Дело не шуточное! И для меня, и для вас будет лучше, если вы навсегда забудете об этом предприятии. Намного лучше, вы понимаете?
Последняя фраза несла в себе многозначительную угрозу. Александра обещала все забыть, но понимала, что сделать это будет сложнее, чем обычно. Она не просто потерпела неудачу – такое уже случалось, и художница переносила подобные провалы философски. Она была вынуждена остановиться именно тогда, когда, по ее мнению, должно было начаться настоящее расследование.
«Настоящая охота на единорога!» – сказала она себе, запирая свою комнату на ключ и покидая квартиру. Мирослава за все утро так и не появилась, Анеля куда-то ушла. Барак казался вымершим, до того в нем было тихо.
Тихо было и на улице – воскресный город словно дремал, нежась в лучах солнца, в волнах тумана, теплого, золотого, размывающего все очертания. «Это место еще ждет своего художника! – думала Александра, идя вдоль старых маленьких домиков, прятавшихся в палисадниках. Прохожих почти не было. – Здесь, при таком необыкновенном освещении, будто отфильтрованном сквозь туман, можно создавать необыкновенные картины!»
Дел в Пинске у нее не осталось, но она решила задержаться до завтрашнего утра. Зайдя на квартиру, которую они покинули вчера с подругой, Александра забрала вещи – дорожную сумку, этюдник, ящик с художественными принадлежностями. Хозяйка улыбалась и просила в будущем не забывать дорогу в ее мини-отель. Александра не спрашивала ни о чем, но по безмятежному лицу молодой женщины догадывалась, что та ровным счетом ничего не знает о вчерашнем покушении в подъезде.
Спустившись на первый этаж, Александра не удержалась – провела кончиками пальцем по выщербленному участку стены. Ее передернуло – дыра была как раз на уровне ее макушки. Глубоко внутри воронки, образовавшейся в толстом слое штукатурки, уже в рыжем потрескавшемся кирпиче, виднелось что-то темное – это могло сойти и за кусок арматуры. «Таня выше меня… ей попали бы прямо в голову, если бы она каким-то чудом не догадалась упасть! Но что за девица в нее стреляла, если жена Владислава оказалась ни при чем?! Шла за нею от музея, по пятам… Следила… Случайностью это быть не могло! Второго выстрела не было, так что это не заказное убийство… Помню я, как в конце девяностых одного знакомого коллекционера просто изрешетили пулями в его собственном подъезде. А тут один выстрел – и убежала, даже не проверив, попала или нет. Так похоже на ревность! Может быть, все-таки…»
Ей пришло в голову, что где-то в подъезде должна была остаться гильза. Осмотрев все углы, Александра убедилась, что ничего подобного здесь нет. Подъезд был чисто выметен, вымыт, плитки пола еще были кое-где влажными после утренней уборки. «Если гильза и была, ее замели в совок и выбросили вместе с другим мелким мусором… Не догадалась я сразу ее поискать, вчера! Была бы хоть какая-то улика… А так… Получается, что словно бы ничего и не случилось. Начался новый день, и все. Как и с единорогами, да, как и с единорогами – нужно просто забыть о них, больше ничего не искать, перевернуть страницу, начать новую…»
«Ты закончила с этим делом, – напомнила себе художница, выходя из подъезда. – Хватит думать об этих гобеленах! Да, они есть, Игорь видел их, раз описывал Павлу. Но ты никогда их не увидишь, смирись. Раз уж смирился Павел, для которого они, как-никак, являются фамильной реликвией, тебе и подавно стоит умерить свой пыл. Да, это было бы великим открытием… Или огромным разочарованием! Ах, если бы я могла увидеть хотя бы фотографии… Отчего не сохранилось ни единой фотографии после поездки Игоря в Пинск? Ведь он снимал, вне всяких сомнений, за это и поплатилась девушка. Кто их уничтожил? Преступники? Но тогда они должны были обладать совершенно невероятной дерзостью: пристрелить средь бела дня человека, рисковать каждый миг, что в квартиру постучат соседи, вызовут полицию, вернется жена убитого наконец… И копаться в его фотоаппарате, удалять снимки… Сам-то фотоаппарат не пропал!»
Так, поглощенная мыслями, которые неотступно продолжали вращаться вокруг прежнего центра притяжения, Александра медленно шла, сворачивая из одной улицы в другую, не замечая пути, не отмечая взглядом немногочисленных прохожих. Почти все провожали ее взглядами, оборачивались вслед – так странен был вид глубоко задумавшейся женщины, отягченной принадлежностями для рисования и вряд ли даже помнившей о своей ноше.
Александра пришла в себя, оказавшись на берегу реки. Здесь, освеженная пахнувшим в лицо ветром, она глубоко вздохнула, словно просыпаясь, и обвела взглядом набережную, мост, колледж иезуитов… Она оказалась там, где были сосредоточены все время ее мысли. Ноги сами привели ее к музею.
Впрочем, идти туда она больше не собиралась. Расспросы были произведены, ничтожные результаты получены, и, с горькой улыбкой заметила про себя художница, за это она должна была даже получить небольшой гонорар.
«Совсем небольшой…» Александра сбросила с уставшего плеча ремень, на котором был укреплен этюдник, избавилась и от прочего багажа, поставив его на землю. Она с иронией вспоминала о том, как надеялась поправить свои финансовые дела, находившиеся, как всегда, в печальном состоянии. Вспомнила и о неминуемом, судя по всему, переезде, о необходимости искать (и оплачивать!) новую мастерскую. «А у меня – гроши… Да, как же, старинные гобелены, «Охота на единорога», мировая сенсация, солидный гонорар… Нет, моя дорогая, единственной сенсацией, которая тебя ожидает, будет, судя по всему, выселение из мастерской, со всем барахлом. Прямо на улицу!»
