— Кто они такие — эти твои «свои»? — удивился Авденаго.
Этиго покосился на него с усмешкой:
— По-твоему, у меня никого в целом мире нет?
Авденаго пожал плечами:
— Не знаю. Не задумывался. О чем угодно, наверное, уже задумывался, хотя бы по одному разу, но только не об этом. Не о том, что у тебя могут быть какие-то «свои»… У меня — так точно никого. Ни в этом мире, ни в каком-нибудь другом.
— Да, тяжело тебе, — согласился Этиго. — Не позавидуешь. А все-таки ты не спешишь расстаться с жизнью. Вот и сейчас — не захотел же ты, чтобы я избавил тебя от страданий.
И покосился на нож, который Авденаго до сих пор сжимал в пальцах.
— Предпочитаю страдать, — кратко ответил Авденаго.
— Почему? — Этиго не издевался. Просто поддерживал беседу. Старался — насколько позволяла ситуация — быть вежливым.
— Я — выкормыш Морана, — объяснил Авденаго. — Моран отлично воспитывает вкус к страданию.
— А что ты называешь страданием? Когда что-то болит? Или когда рядом нет близких людей?
— Вообще всю жизнь, целиком. — Авденаго вздохнул. — Страдание — нечто, что невозможно поставить под сомнение. Ты или страдаешь, или нет. Оно реально. — Авденаго пришел к этому выводу самостоятельно и втайне гордился им.
Этиго опять долго молчал. Потом сказал:
— Смотри: вот я — человек. Тролли сожгли нашу деревню. Кто был с оружием в руках — тех забрали, остальных убили. Наверное, кто-нибудь сумел спрятаться или убежать, не знаю. Я был с оружием, меня забрали.
— Более или менее понятно, — кивнул Авденаго. — Раз ты был с оружием, значит, у тебя есть сила и терпение. Поэтому ты годился для работы. Хватило на восемь лун. А если бы не я, то, возможно, и на больший срок.
— Точно. Хватило, — кивнул Этиго. — Но теперь я хочу вернуться. Назад, к людям. Понимаешь? Я не хочу больше оставаться с троллями. Я не хочу больше оставаться в рабстве. Ты меня понимаешь?
— Нет, — откликнулся Авденаго. — Я тебя вообще не понимаю. Одни вещи, которые ты говоришь, — понимаю, а другие — совершенно нет. Как будто ты все время переходишь со знакомого языка на какой-то японский. Ты же сам только что рассказывал, что вашу деревню сожгли. Куда же ты вернешься? К мертвецам? Нет, тебе некуда возвращаться!
— Я ведь могу прийти к людям, — ответил Этиго. — К любым людям. Просто к людям. Ты, должно быть, совсем забыл, каковы люди и каковы эльфы!
— Ну уж нет, каковы люди — такое при всем желании не забудешь, — проворчал Авденаго. — Подговорят тебя разгромить ларек у чурок, а сами — в кусты… Скрывайся, где хочешь, если не хочешь в тюрьме сидеть, и пусть Моран Джурич тобой помыкает.
— Тобой помыкал Моран, а теперь ты помыкаешь мной, — заметил Этиго.
— Ты, конечно, предпочел бы возить тачку и таскать на ногах осклизлые цепи, — поморщился Авденаго.
Этиго пожал плечами.
— Как вышло, так и вышло.
— Да уж, заметил, — буркнул Авденаго. — Отвратительно вышло, не находишь?
— Для кого как.
Авденаго покосился на сидящего рядом человека.
— Ты при каждой удобной возможности будешь пытаться меня зарезать?
— Не знаю, — честно признался Этиго. — Это уж как выйдет.
— Отвратительно может выйти.
— Для кого как.
— Послушай, Этиго, ты мне вообще не благодарен? — не выдержал Авденаго. — Ни чуточки?
— Благодарен? — Теперь Этиго выглядел по-настоящему удивленным. — За что?
— Все-таки я вытащил тебя из этого… жуткого места, — напомнил Авденаго.
— Ты? Я думал, это Тахар меня отпустил.
— Тахар отпустил тебя по моей просьбе.
— Это была случайность, — сказал Этиго. — Ты мог выбрать любого другого. Я просто подвернулся.
— Для тебя-то эта случайность все равно счастливая, — настаивал Авденаго.
— Не уверен. Невелико счастье — прислуживать троллиному прислужнику. Разве что мне все-таки удастся тебя зарезать.
— Ты похож на маньяка, — сказал Авденаго.
— На кого? — удивился Этиго.
«Ага, проняло», — подумал Авденаго и повторил:
— На такого сумасшедшего человека, у которого в голове только одна мысль: как бы кого-нибудь прибить.
— Не кого-нибудь, а тебя.
— Слушай, но за что?
— Ты — хозяин. Я не хочу, чтобы у меня был хозяин. Если я имеете с тобой приеду в Комоти, ты навсегда останешься моим хозяином.
— Но я не могу приехать в Комоти один, — едва ли не взмолился Авденаго. — Иначе никто не поверит в то, что я — важная персона.
— А ты — важная персона?
— Не важно, важная или нет. Главное — чтобы они поверили.
— Кто — «они»?
— Тролли.
— Ты разве не тролль?
— Понятия не имею, — сознался Авденаго.
— «Авденаго» — троллиное имя, — заметил Этиго. — А ты, вроде бы, все-таки не тролль.
— Диего, — Авденаго и сам не знал, почему он это произнес. II прибавил в виде пояснения: — Тоже заканчивается на «-го». Довольно людоедски звучит, не находишь?
— Диего? — забеспокоился Этиго. — Кто это?
— Понятия не имею… Какой-нибудь одинокий тролль.
— Так ты все-таки не тролль? — С крестьянской настойчивостью Этиго вернулся к прежней теме.
— Говорят же тебе, точных данных на сей счет не имеется… В любом случае, кем бы я ни был, для них я должен стать совершенно своим.
— Зачем тебе это? — в который раз уже удивился Этиго. — Если ты человек, давай вместе перейдем границу и отправимся к людям.
Авденаго решительно помотал головой.
— Исключено.
— Почему?
— Люди мне неприятны.
— А тролли тебе приятны?
— Тролли мне близки. А люди — нет. Не приятны и не близки. Но хуже всего — твоя борода.
Они больше не разговаривали. Сидели бок о бок на телеге, окруженные смутной, тревожной неопределенностью наступающего утра. В руке у Авденаго по-прежнему мерцал нож, но Этиго совершенно не боялся его. Авденаго же временами ощущал, как наплывает на него дикая печаль. С приближением солнечного света эта печаль становилась все слабее, а наскоки ее делались короче и в конце концов прекратились вовсе.
Солнце взошло.
* * *
Без бороды и с остриженными волосами Этиго изменился до неузнаваемости.
Он перестал выглядеть существом без возраста — застрявшим в бесконечной неестественно-бодрой старости. Сделалось ясно, что он ненамного старше Авденаго, лет на пять — от силы.
Без грязной челки, закрывавшей лоб и переносицу, стали заметны глаза, темно-серого цвета. Этиго часто щурился, приподнимая нижнее веко; у него было не очень хорошее зрение, в чем он, естественно, не желал признаваться.
Авденаго разрезал веревку, служившую ему поясом, и отдал половину своему спутнику. Тот помедлил, не решаясь брать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});