— Вам не о чем волноваться: я не употребляю ни алкоголь, ни стимулирующие магические вещества, ни (даже!) никотин. Я не разрушаю себя изнутри.
— Месть — наиболее ядовитая вещь из всех вами перечисленных.
— Вы судите об этом по опыту других? Из — за того, что видели на войне?
Я вздрогнула, когда Брайен приблизился. Я ожидала, что он возьмет меня за плечи и хорошенько встряхнет, как в том переулке, но вместо этого он прошел чуть дальше и медленно опустился в кресло.
— Нет, это мой собственный опыт.
Я замерла, как громом пораженная, а затем тоже не спеша опустилась в кресло напротив Брайена и вопросительно взглянула ему в лицо, безмолвно ожидая продолжения.
— Моя внешность довольно прозрачно намекает на то, что во мне течет кровь выходца с островов. Хотите знать подробности?
Я кивнула. Что-то внутри сжалось от тона, каким это было предложено: самоирония мешалась с чем-то более едким и, похоже, уже отжившим, но оставившим след на душе.
— Отец был офицером, его каким — то образом занесло в Иоланию, где он соблазнил и бросил мою мать.
Я распахнула рот и так же молча закрыла его, не зная, что тут можно сказать. Несмотря на особенность дара, человеческая подлость всегда обескураживала меня. И я совершенно не понимала, что чувствует Брайен по этому поводу. Впрочем, гадать мне не пришлось.
— Вот так. Я не могу похвастаться ни родословной, ни даже обычной порядочностью своего отца. — Его голос стал жестче. — Он знал обо мне, но это не сподвигло его ни на женитьбу на обесчещенной девушке, ни на помощь ей.
— Мне… жаль.
Брайен нетерпеливо мотнул головой, будто ему не хотелось, чтобы я вмешивалась.
— История не об этом. Моя мать была вынуждена уйти из дома, чтобы не навлечь позор на сестер, иначе бы те не смогли выйти замуж. Она, в отличие от отца, никогда не бежала от ответственности.
Я взглянула на него исподлобья, невольно проникаясь симпатией к его матери. Принцип заботы о других, о тех, кто сопричастен с тобой, был мне хорошо знаком.
— Ей пришлось много и тяжело работать, но мы все равно едва сводили концы с концами. Родные не помогали нам, раз и навсегда вычеркнув из семьи «паршивую отцу».
Брайен ненадолго замолчал, разглядывая что-то позади моего плеча, а затем решительно продолжил:
— Когда мне исполнилось двенадцать, пробудился дар. Он позволил поступить в военную школу и открыл другой путь, который помог выкарабкаться из нищеты. К сожалению, моя мать уже не застала этого времени.
Я облизнула пересохшие губы и чуть надтреснутым голосом, уже догадываясь об ответе, спросила:
— Что с ней случилось?
— Сгорела от лихорадки. У нее не было денег на лекаря, она работала до последнего дня. Пыталась наскрести на аренду комнатки, которую снимала.
— А.
— Я не знал о ее болезни и о том, что арендатор поднял плату! Иначе бы я занял денег, что-нибудь бы придумал. Я бы нашел выход!
Брайен на мгновение опустил голову и вцепился пальцами в светлые, пепельные пряди.
— Когда я узнал об этом. Моим первым желанием было разнести этот дом, наказать и арендатора, поднявшего плату, и лекаря, отказавшего в помощи больной женщине, и даже равнодушных соседей!
Боль в его голосе заставила меня переместиться ближе. Сама того не понимая, я повторила его недавнюю позу: встала рядом с креслом на колени и схватила Брайена за ладонь, словно пыталась вытащить из океана тьмы, поглотившего его.
— Но вы не стали этого делать, — тихо проговорила я.
Брайен поднял на меня взгляд, и по спине пробежали мурашки. Прежде такую сдерживаемую ярость я видела лишь в зеркале.
Уже не первый раз я подумала о том, что странным образом мы с Брайеном находили отражения друг в друге.
— Я подкараулил арендатора, — глухо ответил Брайен, смотря на меня сухими, покрасневшими глазами. — С моих пальцев почти сорвалось заклинание, но в последний момент я отвел руку. Никто не пострадал.
— Сколько вам было?
— Четырнадцать.
В груди болезненно кольнуло. Совсем мальчишка! Неудивительно, что он едва не сорвался. Да и дар, наверняка, еще плохо контролировал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
О том, что мне было немногим больше, когда наемники напали на дом, я старалась не думать.
— Як тому, — медленно проговорил Брайен, внимательно глядя на меня, — что понимаю, как иногда хочется отомстить. Знаю, насколько сильно сжигает изнутри ярость, как давит на грудь боль, не позволяя дышать, но… Нельзя в этом растворяться. Не стоит переступать черту, за которой вас уже нет, а есть только темнота. В ней легко утонуть и крайне сложно выплыть.
В комнате повисло молчание — неуютное, полное напряжение и тревоги. Я не отнимала руки, но и не поднимала глаз на Брайена. Внутри желание спорить конфликтовало с пониманием правоты слов Брайена.
Я и сама чувствовала, что едва не рухнула в пропасть. У эмпатов есть кодекс, позволяющий сохранить и честь, и рассудок. Я нарушила сразу несколько правил.
Сомневаюсь, что это бы понравилось моей семье. Что бы сказала мама? А отец?
И в то же время, какой — то противный, тонкий внутренний голос нашептывал мне, что меня вынудили. Не стоило ломать жизнь человеку с моей силой. Чего они ждали от меня?
Брайен словно уловил ход моих мыслей. Он тяжело вздохнул, а затем резко поднялся, выдернув свою ладонь из моей.
— Подумайте об этом, Кейра. Пока еще есть время.
С этими словами он покинул мою спальню. Хлопок смежной двери показался мне непривычно громким, даже оглушающим.
Я встала на ноги и неохотно подошла к зеркалу. Оно отобразило молодую женщину с абсолютно заполошным взглядом. В черных волосах, рассыпанных по плечам, отчетливо проступили фиолетовые пряди. Осторожно, будто боясь обжечься, я прикоснулась к ним, а затем отдернула руку. Гордо вскинув подбородок, я снова посмотрела в зеркало, будто заново привыкая к своему отражению. А затем резко направилась к кровати и обессиленно упала на нее.
В эту ночь мне снились кошмары, которые мне не удалось вспомнить на утро, как я ни старалась.
ГЛАВА 12
— Вам так идут сапфиры, миледи, — восхищенно заметила Лаура и воткнула сапфировый гребень в мои волосы. — Безупречно!
Отражение в зеркале подтвердило правоту слов горничной. Новый подарок Брайена (преподнесенный между делом, без каких-либо церемоний) идеально подходил к платью, выбранному для светского вечера у лорда Крофера. Именно на этот раут для узкого круга Лаура и помогала мне собраться.
Из обычной горничной я сделала ее своей. Девушка так обрадовалась внезапному повышению, что старалась изо всех сил. Видимо, близость к хозяйке давала ей ощущение защиты и спокойствия. Я помнила о ее страхе нищеты, поэтому частенько отмечала, что не представляю никого другого на ее месте. Это еще больше мотивировало Лауру. Буквально позавчера она, смущаясь, предложила мне соорудить прическу из модного журнала. К ее чести, у нее не только получилось совладать с моими непослушными волосами, но и немного усовершенствовать прическу, добавив ей изюминку за счет свежего решения в виде нити жемчуга. Словом, мы с Лаурой были вполне довольны друг другом.
Бен говорил, что Лаура громко нахваливает меня перед слугами на кухне. В сочетании с молчаливым одобрением Вилсона это помогло окончательно завоевать доверие слуг. Меня приняли в роли настоящей хозяйки дома.
И в качестве бонуса к столь высокому статусу ко мне стали стекаться все слухи, гуляющие среди прислуги. Теперь та жаждала узнать мое мнение по тому или иному вопросу, словно я была неким судьей в негласных спорах.
— Вы уж не серчайте, миледи, но ваш мальчишка… — мисс Батлер, поднявшаяся в спальню, чтобы лично принести мне чаю, вздохнула. — Он такой несносный!
Мисс Батлер поставила на столик поднос с чайником и вазочкой с печеньем и, глядя на меня в зеркало, присела в реверансе. Я благожелательно кивнула ей, внутренне напрягшись.
— Бен? Он что-то натворил, мисс Батлер?
