– То, что касается облегчения твоей задачи в этих стенах, это да, – ответил Галлахер. – А остальное – твои трудности, дорогуша…
После этого он, совершенно потеряв интерес к моей персоне, вновь продолжил свой разговор с кривым. В этот момент в двери впорхнула Мулан, и лицо ее сияло от счастья. Я кинулся к ней и, схватив ее за талию, закружил в воздухе, отметив, насколько легким и невесомым было ее тонкое тело. Только сейчас я заметил, что вместо прежнего нелепого повседневного одеяния она было облачена в простенькое, но довольно элегантное европейское платье и изящные туфельки.
– Я отправила письмо дедушке Мо, – сказала китаянка. – Воображаю, как он будет счастлив! Он так мечтал об этом! Он помолодеет лет на восемьдесят!
Раскрасневшаяся от восторга Мулан впервые весело рассмеялась во весь голос, как девочка прыгая на месте и хлопая в ладоши. Галлахер и одноглазый мгновенно прекратили разговор, уставившись на это зрелище – в первый раз все видели Мулан в таком расположении духа.
Эта старый лис моментально понял, куда дует ветер, и незамедлительно взялся играть опять на моей стороне, безусловно сулившей ему гораздо больший доход. С тошнотворной улыбкой он вывалился из-за стойки и заколыхался к нам. Одноглазый тоже мгновенно расцвел в щербатой улыбке, будто нашел соверен.
– Прошу вас, – сказал Роджер, чуть ли не с поклоном указывая нам обеими руками на стол. – Садитесь, дорогие мои, вижу, вы проголодались зверски. Поздравляю, девочка моя! Виктор Стоун – прекрасный молодой человек и, между прочим, из дворянского рода. Как, он еще не говорил об этом?! Да, скромность его очень велика, – увы, застенчивость его главный недостаток. Что до тебя… Ах, мне бы скинуть пару десятков лет, и тогда бы, уж поверь, детка, я не ходил бы мимо просто так…
Мулан совсем было засмущалась, но Галлахер быстро успокоил ее, пропев столько вранья, что вогнал в краску бы самого Люцифера.
– Счет пришлю попозже, солнышко! – мимолетом прошептал он мне и исчез на кухне.
«Скотина», – подумал я и переключился на Мулан, внимательно слушая ее трескотню. Через две минуты стол был полон всяческой вегетарианской снеди (кому, как не Галлахеру, были хорошо известны кулинарные предпочтения своей танцовщицы). Во всяком случае я встал из-за стола практически голодным, несмотря на то что слопал не меньше пуда всякой овощной дряни, и, приобняв Мулан за талию, двинулся наверх. Полуобернувшись, я увидел, как Галлахер, стоя внизу, послал мне воздушный поцелуй, отчего я почувствовал, как все из меня полезло обратно. Я пожелал ему, чтобы он, споткнувшись, хорошенько пересчитал ступени на лестнице, когда стремглав кинется за нами вслед.
Мы с Мулан оказались вдвоем в ее комнате и сели на кровать. Поведение ее резко изменилось, и последняя перегородка между нами рухнула – несколько минут она сидела, держа мои руки, и с сияющими от счастья глазами смотрела на меня, не отрывая глаз. Потом вдруг резко встала и произнесла: – Ричард. Сейчас ты увидишь один танец, который я никогда еще не танцевала, потому что этот предназначен только для моего мужчины!
Плавно она поднялась с места и, скинув свои маленькие туфли, встала на носки, после чего быстро заскользила к середине комнаты. Платье бесшумно упало к ее ногам, открыв ее тонкую, словно точеную фигурку. Она начала плавные движения без всякой музыки, но та была и не нужна ей. Затаив дыхание, завороженный неведомым танцем, я, забыв обо всем на свете, смотрел за ней. Еще несколько плавных движений – и она освободилась от нижнего белья, и уже ничто больше не скрывало ее тонкой фигурки с маленькими, но очень изящными формами. Совершенно обнаженная, она продолжала плавно изгибаться в разных замысловатых фигурах, сжигая меня страстью, испепеляя желанием.
С тех пор я много раз думал, как неопытная девочка, никогда раньше не знавшая мужчины, могла заставить меня, знатока многих женских искушений, так всецело подчиниться ей. Тогда я почувствовал, что уже не принадлежу сам себе, и она обрела безграничную власть надо мной. Теперь уже она была моей хозяйкой, она повелевала мне, а я, словно околдованный, не в силах был противиться ей: прикажи она сейчас мне перерезать самому себе горло – и я, не задумываясь, сделал бы это. Поняв, что без ее приказа я не могу даже пошевелиться, я почувствовал настоящий ужас, глядя, как она двинулась ко мне. И не я, а она овладела мною…
Мы лежали рядом на кровати, и сердце мое металось как сумасшедшее. Потихоньку чары, сковавшие меня, рассеивались подобно туману, и вскоре я окончательно пришел в себя. Возле меня лежала опять та же маленькая китайская танцовщица, только уже без одежды, и, обнимая меня, она счастливо прижалась лицом ко мне.
– Это было почти не больно, – прошептала она мне, зарываясь лицом в мои волосы.
– Теперь ты женщина, – ответил я ей, и она, улыбнувшись, поцеловала меня в шею.
В тот же момент краем глаза я увидел, как закрылось потайное окошко, и с каким-то наслаждением вновь обхватил Мулан. Пари было выиграно – я почувствовал, как неимоверная усталость навалилась на меня, и сладко задремал не разжимая объятий…
От страшного грохота, раздавшегося в коридоре, я вздрогнул и приподнялся. Чутко спавшая Мулан также проснулась и испуганно посмотрела на дверь своей комнаты.
– Сэр Стоун! – донесся до меня рык Галлахера, барабанившего кулаком ко мне в дверь. – Вам письмо из Бристоля! Посыльный ожидает внизу! Виктор… Тьфу, дьявол…
Он стукнул еще пару раз и, естественно, не дождавшись ответа, глухо бормоча ругательства, потопал к лестнице. Я усмехнулся – это был условный сигнал, означавший, что внизу меня уже ожидал заслуженный лавровый венок.
– Бристоль, – сказал я Мулан. – Если это то, что я думаю, то значит, все просто отлично…
На ходу сочиняя историю, поведал я ей про давний пожар в Бристоле, уничтоживший склад с моим застрахованным имуществом. Которое, правда, было вовремя застраховано, но из-за тамошней бюрократии ответ о решении по страховому возмещению убытков задерживался на неопределенное время.
– Неужели они наконец-то разродились?! – завершил я свой рассказ. – Если они приняли решение в мою пользу, то нас с тобой ожидают прекрасные времена!
Китаянка улыбнулась и, приподнявшись, обняла меня за шею, прильнув лицом к моим волосам.
Я поцеловал ее и, уложив обратно, тихонько произнес:
– Жди меня, я ненадолго…
Мулан уткнулась лицом в подушку, а я встал и, быстро одевшись, неслышно выскользнул за дверь…
Как во сне я спустился вниз, не чувствуя от своей победы никакой радости – наоборот, какое-то неимоверное отвращение ко всему этому целиком наполнило меня.
Галлахер и вся честная компания молча сидели внизу. При виде меня Роджер, не говоря ни слова, показал мне на скамейку рядом с ним – по-видимому, танец Мулан, который они наблюдали из окошка, до сих пор действовал на них. Я вытащил бумагу и положил перед ними.
