— Куда только не заносит судьба беглецов от Рима! — глубокомысленно изрёк Велтур.
— А почему ты решил, что мой предок был беглецом?
— Это очень просто, Максим! Раз твоя родня мало о нём знает — значит, он мало рассказывал о своём прошлом. Так делают тогда, когда хотят затеряться, чтобы не нашли.
— Похоже на то, — согласился и наш начальник, — Шесть поколений — примерно полторы сотни лет. Весь Лациум уже был под властью Рима, но латиняне не имели римского гражданства и были людьми второго сорта. А кому такое понравится?
— У них и сейчас нет римского гражданства! — напомнил парень.
— У них латинское — разница невелика, — возразил Тордул, — Не участвуют в выборах, а в остальном полностью равны римлянам. Но для них и римское гражданство заслужить не так трудно — они же первые после римлян. Даже служат в легионах вместе с римлянами, а не во вспомогательных войсках союзников, для которых и латинское гражданство — предел мечтаний.
— А в чём преимущество? — включил «незнайку» Володя — Разве римские законы не едины для всех подданных?
— Едины. Но легионеру платят три асса в день, а союзнику — один.
— Это много или мало? — поинтересовался Серёга.
— Три римских асса — это примерно два греческих обола — ну, чуть-чуть меньше, но пусть будет так для ровного счёта, — прикинул Тордул, — Шесть оболов составляют драхму — это в день получается треть драхмы. А карфагенский шекель немного меньше двух греческих драхм — за десять шекелей их дают семнадцать.
— Это карфагенский, — уточнил Васькин, — А гадесский? — как раз по гадесскому шекелю в день мы и получали.
— Равноценен карфагенскому. За десять дней вы получаете столько, сколько римский легионер за… гм… трижды по семнадцать…
— За пятьдесят один день! — мигом подсчитал я в уме, с благодарностью вспоминая школу с её таблицей умножения.
— Да, у меня тоже так получается, — подтвердил через некоторое время и наш командир, — Тарквинии ценят своих людей впятеро выше, чем Рим — своих хвалёных граждан-легионеров. Поняли?!
— Поняли и осознали, почтенный! — гаркнули мы чуть ли не хором, да и кое-кто из наших иберов довольно присвистнул.
— Ещё б наши бабы это поняли и осознали! — с тяжким вздохом проговорил Серёга Володе — по-русски, конечно, отчего мы с Хренио прыснули в кулаки.
На обеденном привале мы, проанализировав всё, что знали о солдатской службе в античности, поняли, что на самом деле нас ценят ещё выше. Тордул ведь, не мелочась, назвал нам номинальное жалованье легионера, которое тому начислялось только в теории. Но на самом деле треть тут же вычиталась за паёк, с нас же за кормёжку никто ничего не удерживал, а кормили уж всяко не хуже. По сравнению с греками, правда, получалось не так шикарно. Греческому гоплиту-фалангисту из граждан полагалась драхма в день, а гоплит-наёмник получал и две, что было чуть больше нашего. Но то гоплит, элитная линейная пехота, а лёгкая вроде нас наверняка получала ощутимо меньше. Так или иначе, выходило, что на службу в частных вооружённых формированиях клана Тарквиниев нам грех жаловаться. Лучшую искать — так только днём с огнём, а худшей — сколько угодно.
— Я ещё где-то читал, что отличившегося легионера могли наградить двойным пайком, — припомнил Серёга, — А какой смысл? Разве не лучше деньгами?
— В самом деле, — согласился Володя, — Не, я понимаю, что возможность получить деньгами наверняка была, но тогда какого хрена не увеличить просто жалованье на ту же сумму? Ведь ясный же хрен, что большинство столько не сожрёт и предпочтёт звонкую монету!
— Вторым пайком можно кормить раба, — пояснил я, — Думаю, что для этого.
— А нахрена раб рядовому солдату? — не понял Серёга.
— Вгрёбывать за хозяина. Вот мы с вами и сейчас не слишком перетруждаемся, и вечером тоже будем отдыхать. Ну, в караул заступим в свою очередь, вот и всё. А легионер вечером будет пахать как папа Карло — на строительстве лагеря. Он и колья для него на марше на своём горбу прёт. А если и не на марше — так один хрен в лагере хозяйственных работ выше крыши. У кого есть раб — может взвалить всю эту хрень на него, а сам будет тащить только чисто военную службу и валять дурака, когда сменится.
— Да, нехреново! — прикинул Володя, — В натуре нехилое поощрение получается!
— Узаконенная возможность освобождения от работ, за которое не надо давать на лапу центуриону. Для вчерашней деревенщины заделаться «крутым» — дорогого стоит!
— А нас и это не касается, — заметил испанец, — Кстати, тебе-то раб зачем?
— Парень — ученик убитого мастера-металлурга, — пояснил я.
— Думаешь, справится?
— Если не привирает, то ремесло он изучил, а магические заклинания — ну, с этим мы ему уж как-нибудь поможем! — мы посмеялись.
— Да, свой металлург в этом мире — немалая удача. Ещё бы эту чёрную бронзу освоить…
— Соображаешь!
— Но ведь сплав-то — уникальный. Посилен он для мальчишки?
— А мы сейчас у него спросим. Эй, Нирул! Где ты прячешься, бездельник?!
— Иду, господин!
— Небось спрятался и дрых! — я в шутку изобразил замах рукой, тот так же в шутку изобразил увёртывание.
— Скажи-ка мне вот что. Ты хорошо знаешь те самоцветы, которые твой наставник подмешивал в медь?
— Знаю, господин. Я и сам их и толок, и отмерял, и смешивал. Морской камень — он цвета морской воды, и его ни с чем не спутаешь. Очень дорогой, его привозят с севера.
— Весь дорогой или только очень хорошие куски?
— Плохие ценятся дешевле, но они не годятся. Боги их не примут и не явят чуда.
— И никто не пробовал?
— Я видел, как наставник толок и плохие, но он говорил, что боги примут их только при особом заклинании, ещё более сильном. И всё равно для того, чтобы оно помогло, надо долго поститься и задобрить богов очень обильными жертвами.
— Он это делал?
— Ел он не с нами, а с начальником рудника, так что я не видел. Но животных для жертвоприношений приобретали и отправляли куда-то.
— А кто это делал?
— Мастер и начальник рудника, господин. Только они сами, больше никто.
Мы с нашим ментом переглянулись и понимающе покачали головами.
— Хорошо, Нирул. Подай-ка мою трубку и тот мешочек с листьями…
— Я могу найти и коноплю…
— Нет, конопли не надо. Садись, доешь кролика, на вот лепёшку, потом помой наши миски — да смотри, выше по течению ручья. Сделаешь — отдыхай, пока не подымут в путь.
За трубкой мы обсудили ситуёвину. Скорее всего, мастер с начальником рудника неплохо наживались на экономии хороших самоцветов. Теперь, когда мастера нет, начальник рудника терял свои «левые» доходы, и едва ли его, привыкшего к ним, радовала их потеря. Как они делили с покойным мастером свой «навар» — нам, конечно, никто не скажет, но это было при покойном мастере, а новая метла по-новому метёт.
— Если не согласится на половину — пусть живёт «на одну зарплату», — постановил я, — Посмотрим, надолго ли хватит его принципиальности…
— Жена его мигом на путь истинный наставит! — хохотнул Володя.
— Если у нас получится, — уточнил Серёга.
— Ты у нас геолог или нахрена? — подначил я его.
— Ну, геолог…
— В камнях разбираешься?
— Ну, не в любых же. Ты же про драгоценные говоришь, а я тебе не ювелир.
— А я и не про обработанные говорю, а про сырьё. Распознать сумеешь?
— Ну, надо смотреть сами камни. Если это аквамарин…
— От других синеватых камней ты его отличишь?
— Ну да, он из группы бериллов.
— Так, так… А другие бериллы отличишь от похожих?
— Ну, отличу…
— Вот и прекрасно!
— Ещё бы металлург твой не сбежал, — напомнил Володя.
— Не сбежит — ему самому интересно чёрную бронзу выплавлять!
— И всё-таки смотрел бы ты за ним в оба, рабовладелец ты наш!
11. Арбалетчики князя Всеслава
Обсудить детали нам не удалось — подошли поболтать дети «почтенной» Криулы — ага, спасибо хоть, пешком, как и обещали. Велтур делился ценными соображениями о времени и обстоятельствах исхода тех или иных латинян из-под власти проклятого Рима — похоже, Рим в клане Тарквиниев очень крепко недолюбливали — и явно вознамерился вычислить моего несуществующего предка-эмигранта, почему-то решив, что он должен был быть человеком знатным и известным.
— Разве мало простых людей сопровождают знатных в их скитаниях? — урезонивал я его.
— Но твой предок, когда прибыл в твою страну, зачем-то скрывал своё происхождение! Что скрывать простому человеку, который никому не интересен? — в общем, парень зациклился на идее-фикс, и мне стоило немалого труда сохранять серьёзную мину и изображать интерес, обязательный для настоящего потомка давнего эмигранта. В этом родовом социуме знатностью происхождения пренебрегать не принято.
