обрести устойчивость. Женщина разглядывает цветочные горшки со слегка оббитыми краями и спрашивает продавца, подойдут ли они для герани. Волосы у женщины длиннее, чем у Ноя, и дисциплинированные. А вот глаза почти такие же.
Вдруг к той женщине подходит Клодия. Тут я и понимаю, что впервые вижу мать Ноя.
– Может, джинсы себе поищешь? – предлагает она.
Я в середине прохода между стеллажами. Времени для маневра нет.
Клодия смотрит прямо на меня. Если развернусь и сбегу, то выставлю себя конченым трусом. Так что я говорю Клодии: «Привет!»
Клодия проходит мимо.
Пожалуй, это ее право. На нижней полке обнаруживаются основательно потертые гады. Я натягиваю их и наклоняюсь зашнуровать. Слышу, как возвращается Клодия. На сей раз она останавливается. Клодия поглядывает на мать и негромко говорит.
– Будь я сильнее, – начинает Клодия, – как следует тебе накостыляла бы.
Клодия убегает, не успеваю я сказать и слова. Если бы успел, это было бы «извини».
Из магазина я ухожу без гадов: они мне не подходят. Ну или настроение у меня не подходит. Теперь я двигаюсь в сторону делового центра – мимо магазинов шагаю к офисам страховых агентов и стоматологов. Надеваю наушники, но не могу решить, нужен ли мне трек для усиления нынешнего настроения или для борьбы с ним. Включаю радио – пусть музыку выберет судьба! – и в итоге попадаю на пятиминутный блок автомобильной рекламы.
«Нескончаемый ноябрьский сейл от “Уорнок-шевроле”…» До дома Ноя отсюда идти минут пять. «Кредит под 3,5 процента годовых». Только что сказать ему, помимо «прости»? «Спешите купить! Срок действия акции ограничен». Как объяснить, что мое сердце бьется для него?
Я иду по улице. От слов, которые я не в силах сказать Ною, подкатывает дурнота. Я бегу. В последних лучах догорающего солнца мигают фонари. Я бегу быстрее. Еще быстрее. Хочу, чтобы физические силы истаяли так же, как душевные. Хочу поднажать еще. Хочу вырваться за рамки. Ветер дует в лицо. Темнота стирает тени. Ноги болят, легкие саднит.
Я спотыкаюсь о поребрик. Я сбавляю темп. Я тяжело дышу.
Я дома.
Разговор с Тедом очень поздней ночью
– Гей-бой?
– Да, я.
– Это Тед.
– Приветики.
– Надеюсь, я не слишком поздно.
– Нет. – Я делаю паузу, чтобы откинуть одеяло и включить прикроватную лампу. – У тебя какие-то проблемы?
– Дело в Джони.
– Я так и думал. – Других причин звонить мне у Теда нет.
– Ага.
– Угу. – Вот так разговаривают парни.
– Не могу выкинуть ее из головы.
– Ясно.
– Я слышал о том, что ты сегодня отмочил. И что Джони тебя разнесла.
– Впечатление не очень приятное.
– Это не в ее духе. То есть разносить людей стопроцентно в ее духе. Не в ее духе разносить тебя.
– Знаю.
– Она типа переступила черту.
– Думаю, она в курсе.
– Думаешь?
– Ага.
– Ты правда так думаешь?
– Правда.
Тед долго молчит, размышляя.
– Пытаюсь сообразить, что тут можно сделать. Пытаюсь сообразить, что сделал не так, но при этом понимаю: я не сделал ничего. На этот раз сделала она. И продолжает делать.
– Может, она просто меняется.
– Из-за Чака?
– Так бывает.
– Но только не с Джони.
Тут в голосе Теда мне кое-что слышится.
– Тед!
– Что?
– Ты пьян?
– Кто, я?
– Да, ты.
– Не совсем.
– Не совсем?
– Ну, чуток. Депресняк заел. Никогда раньше такого не чувствовал. Никогда раньше не было так…
– Сложно?
– Тяжко. Никогда прежде не было так тяжко. Ты подумаешь, я совсем того, но раньше, когда мы расставались, я не парился, потому что думал: ей без меня лучше. Ну а мне типа лучше без нее. На этот раз такого ощущения нет в помине. Она бросает своих друзей. Она утопает в Чаке. Она и я… мы кое-что потеряли.
– Что вы потеряли?
– Ну, это, искру… – Тед заметно раздражается. – Энергию. Задор. Раньше, даже когда мы ссорились, все это сохранялось. Джони могла завести меня одним взглядом, а я мог завести ее. Теперь ничего этого нет, и я чувствую, вот даже не знаю…
– Типа без этого ты чувствуешь себя нагим?
– Нагим?! Ха!
– Ну или опустошенным.
– Ага, типа того. Раз тоскуешь, значит, отношения были для тебя важны?
Я снова вспоминаю улыбку Ноя.
– Очень может быть.
– И что с этим делать, Пол? Что делать с этой тоской?
– При определенных обстоятельствах ее лучше просто отпустить.
– Нынешние обстоятельства из таких?
– А ты как думаешь?
– Думаю, нет.
– Думаю, ты прав.
– Что же мы будем делать?
– Ждать, когда Джони тоже затоскует.
– А если она не затоскует?
Я делаю паузу.
– Тогда, возможно, тоску придется отпустить.
– Но ведь не прямо сейчас? – слегка взволнованно уточняет Тед.
– Нет, не прямо сейчас.
– Потому что Джони того стоит, да?
– Да, она того стоит.
– В реале я не так уж пьян, нет ведь? – В голосе Теда слышна неуверенность.
– Тед, все в порядке.
– Но ты же напомнишь мне обо всем этом утром?
– Да, Тед.
– А ты ничего себе, гей-бой.
– Ты и сам ничего себе для парня.
– Спасибо.
– Не за что, обращайся в любое время.
– Но лучше пораньше?
– Да. Два ночи – поздновато.
– Отлично. И знаешь что?..
– Что?
– Спокойной ночи.
Ждите меня у кладбищенских ворот
У Эми и Эмили тренировка по лакроссу, Беспредельная Дарлин готовится к футбольному матчу, который состоится в выходные, поэтому у кладбища мы встречаемся уже на закате. Кладбище у нас в городе одно, на нем бок о бок лежат люди разных вероисповеданий – получилось самое настоящее землячество.
Родители отца родились и похоронены в другой части страны, а вот вся мамина родня здесь. Думаю, в свое время здесь упокоятся и мои родители, и даже я. Странно идти по кладбищу и думать об этом.
На нашем кладбище при каждом надгробии есть запертый ящик. В каждом ящике хранится книга для записей. Чьими стараниями появилась эта традиция и как давно, я не знаю. Но если пройти через кладбищенские ворота, смотритель даст вам ключ к любому ящику.
На страницах каждой книги история жизни. Некоторые записи сделаны покойными при жизни. Некоторые воспоминания и истории внесены после их смерти людьми, которые приходят на могилу. Кто-то обращается к покойному – задает вопросы и сообщает последние известия. Я периодически читаю рецепты и житейские советы из бабушкиной книги или достаю ручку и пишу дедушке, кто выиграл первенство по бейсболу (если мама уже не сообщила ему об этом).
С разрешения смотрителя некоторыми записями из книг мы воспользуемся на балу, а изображения на отдельных надгробиях Эми и Эмили скопируют на стены, чтобы украсить их.
Едва появившись на кладбище, Кайл отправляется что-то искать. Что именно, он не объясняет никому. Он исчезает из вида. Из Клабберов приходит
