Тони запах подвального рейва или пускать его за наши компьютеры, чтобы он просмотрел запрещенные родителями сайты. Все моменты паники, когда мы думали, что не успеем вернуться вовремя; когда мы думали, что привезем Тони домой, а дверь будет закрыта навсегда. Вся наша ложь. Все страхи. И вот мать Тони заходит в комнату, не удосужившись постучаться, и застает нас на полу. Тони сидит по-турецки, прислонившись к боку кровати; я на коленях стою у книжного шкафа, даже не прикидываясь, что ищу книгу.
– Ой! – восклицает она. Такие восклицания падают камнями.
– Мы собираемся делать домашку, – объясняет Тони.
Мать смотрит ему прямо в глаза.
– По-моему, идея не очень хорошая, – говорит она.
Все молчанки. Все разъедающие душу мысли, спрятанные подальше. И вот сейчас Тони постепенно озвучивает их и отпускает на волю. Сейчас Тони стоит на своем.
– Почему? – спрашивает он. Такие вопросы камнями летят в окно.
– Почему? – повторяет мать Тони. Получается огорошенное эхо, неуверенный ответ.
– Пол – мой лучший друг. Мы давно вместе делаем домашку. Пол мне только друг, такой же, как Джони, Лора и другие девчонки. Мам, я с тобой предельно откровенен и хочу, чтобы ты была предельно откровенна со мной. Почему ты считаешь, что делать вместе с ним домашку не очень хорошая идея?
В ее глазах я вижу ответ. Вижу именно то, о чем говорил Тони, – странную, истерзанную, исковерканную любовь. Противоречия между правильным по ощущениям сердца и правильным по убеждениям рассудка.
Тони поймал ее на слове, и она не знает, как ответить.
– Я не хочу говорить об этом сейчас, – заявляет она, а держится так, словно меня в комнате вообще нет.
– Мы можем не говорить об этом, но Пол останется здесь, пока не решит, что пора возвращаться домой к ужину.
– Тони, по-моему, это не совсем правильно.
– Мы оставим дверь открытой. Если хочешь, мы даже на кухню переберемся. У некоторых моих одноклассниц родители ввели такие правила на случай, если в гости придут мальчики, даже если те мальчики просто друзья. Думаю, подобное было бы уместно и для меня.
Я говорил бы о таком родителям с вызовом или с сарказмом. Тони же выражается просто и ясно, не переходя на ехидство. Он излагает свою точку зрения, но делает это предельно вежливо.
Хотел бы я выяснить, что сейчас творится в голове у матери Тони. Она пытается отмахнуться от ситуации? «Ой, да это у Тони временно!» или «Это пагубное влияние безбожника Пола – виноват он»? Она морально опустошена тем, что Тони «не спасти»? Она проклинает судьбу или даже Бога за то, что оказалась в такой ситуации? Она принимает ее как испытание? Я вижу, как она думает, но понятия не имею о чем. Я сижу буквально в пяти футах от матери Тони, но она словно на другой планете.
Она смотрит на стены, вдыхает и выдыхает.
– Оставьте дверь открытой, – велит она. – Я буду на кухне.
Тони лишился дара речи и просто кивает. Его мать не кивает в ответ. Она пятится к двери, выходит из комнаты, спускается по лестнице. Тони смотрит на меня. Я расплываюсь в улыбке. Я беззвучно ему аплодирую. Тони тоже улыбается, а потом улыбка тает, и он вдруг начинает всхлипывать. Тони трясется, дрожит, задыхается. Весь этот белый шум Тони прежде держал внутри, а теперь часть его вырывается наружу. Лицо у него красное, как у младенца, руки обхватывают тело. Я подхожу к нему и крепко обнимаю. Я говорю ему, что он смелый. Я говорю ему, что он сделал уже не первый шаг (это случилось давным-давно), а следующий. Плач Тони разносится по всему дому. Я баюкаю Тони, поднимаю голову и в открытую дверь снова вижу его мать. На сей раз я отлично понимаю, о чем она думает. Она хочет быть на моем месте и обнимать Тони. Но знаю, она не скажет ему то, что готов сказать я. Возможно, она тоже это знает. Она смотрит мне в лицо и кивает. Либо она наконец отвечает на кивок Тони. Потом она снова уходит.
– Извини, – говорит Тони и, шмыгая носом, постепенно успокаивается.
– Тебе не за что извиняться, – уверяю его я.
– Знаю.
Моя величайшая сила – в желании быть сильным. Моя величайшая храбрость – в решении быть храбрым. Не знаю, понимал ли это раньше я; не знаю, понимал ли это раньше Тони, но, думаю, сейчас мы оба это понимаем. Без чувства страха нет нужды в храбрости. Всю свою жизнь Тони жил в страхе. По-моему, сейчас он превращает страх в храбрость.
Говорю ли я ему об этом? Сказал бы, да Тони меняет тему. И я ему позволяю, потому что это его право.
– Что ты намерен делать с Ноем? – спрашивает он.
– Почему ты не спрашиваешь, что я намерен делать с Кайлом? – любопытствую я.
– Потому что сейчас с Кайлом ты не можешь поделать ничего. А вот с Ноем тебе что-то делать нужно.
– Знаю. Знаю, – отвечаю я. – Единственная проблема в том, что а) Ной думает б), что я возвращаюсь к своему экс-бойфренду; в) он думает, я непременно его обижу, потому что г) я уже обижал его и потому что д) другой парень уже обижал его, отчего е) мои обидные действия обидели его еще сильнее. Как следствие, он ж) не доверяет мне, и, объективно говоря, особых причин для доверия я ему не давал. Однако з) при каждой встрече я и) хочу все исправить и к) безумно хочу его поцеловать. Это значит, что л) мои чувства в ближайшее время не исчезнут, но ведь м) его чувства тоже вряд ли изменятся. Так что н) я либо потерял удачу, либо о) потерял надежду, либо есть п) какой-то способ помириться с Ноем, но я его не вижу. Я мог бы р) просить, с) умолять, т) лебезить или у) сдаться. Но для этого придется пожертвовать своими ф) гордостью, х) репутацией, ц) самоуважением. Боюсь ч), так не получится, хотя ш) от всего этого уже остались жалкие крохи. В итоге я щ) растерян, э) сбит с толку и ю) гадаю, не посоветуешь ли ты я), что мне делать.
– Покажи ему, – советует Тони.
– Показать ему?
– Покажи, что ты чувствуешь.
– Но я уже все объяснил. Тем вечером. Я четко объяснил, что чувствую. Все признания ему выложил. Они его не заинтересовали.
– Не надо объяснять, Пол, покажи ему.
– И как я должен это сделать?
– Тут я тебе не советчик, – качает головой Тони. – Но чувствую, если хорошенько подумаешь, ты найдешь вариант. Хочешь быть любимым – сумей в себя влюбить. Начать нужно с этого.
Я думаю о том, что только что произошло. Я думаю о храбрости. Риск выставить себя дураком перед Ноем – чепуха