и безмолвно посовещавшись, торжественно объявили, что сдают оружие. И побросали драгоценные пистолетики на траву безо всякого почтения.
– Смотрите, ухаживайте за ним как следует, я буду проверять, – наставлял Рома, передавая котенка с рук на руки.
От того, что этот распрекрасный человек как будто ее собственные мысли вслух высказал, у Светы перехватило горло. Чтобы не разрыдаться, пришлось немедленно отвернуться, а потом задрать голову, точно любуясь на небосвод.
«Какой же он… сказочный! Замечательный! Невероятный! Какой… какой… такой!»
7
У Саньки было иного рода приключение, но в том, что Сахаров – человек непростой, он тоже убедился. Вернувшись из библиотеки, обвертев и обмозговав ситуацию, Приходько решился на разведку боем. Извлек из последних припасов последние копейки и отправился в парк.
Саньку и на порог клуба не пустили, но первый же попавшийся шкет охотно указал ему потаенное место за полуразрушенной кирпичной стеной, которая снаружи плотно заросла кустарником. Там-то и шла подпольная игра. Резались в карты ожесточенно, но тихо, с опаской, чтобы не пропустить момент, когда настырные комсомольцы пожелают прочесать местность. За неимением серьезных дел они открыли форменную охоту на любителей азартных игр.
Цукер стоял, точнее, сидел на стреме, покуривая. Увидев Саньку, приветливо сделал ручкой:
– Наше вам. Сыграем?
– Я не умею.
– А в пристенок?
– Тоже, – соврал Санька, титаническим усилием заставляя себя глядеть прямо.
– Так научу, – легко разгибаясь, Цукер поднялся, поманил рукой. – Вот стеночка, как раз пойдет. Смотри, я бью о нее грошиком. – Цукер достал из кармана монетку, легко, играючи, бросил, она, ударившись, отлетела по дуге, упала со звоном на дорожку.
– Теперь бей ты, только так, чтобы твой грошик упал поближе к моей монетке.
Санька подчинился, бросив нарочито неловко.
– Пойдет, – похвалил Цукер, присел на корточки, растянул пальцы от одной монетки до другой. – Теперь вот: достанешь пальцами одной клешни – твоя монета, нет – моя. Так, и если мой грошик заденет твой хотя бы краем, то я забираю оба, уловил?
Санька кивал, старательно изображая тупое обдумывание, осознание, а сам смекал, глядя на руки Сахарова: «Ах ты жучара. Вон какие лапы, и хваталки длиннее!»
– Что? – спросил Цукер, уловив вопрос.
– Ишь ты, хитрый, – буркнул Санька. – У тебя вона, ладонь больше.
Цукер погрозил длинным пальцем:
– А ты не промах. Решим так: я меряю большим и средним, а ты, так и быть, всей пятерней, от большого до мизинца. Идет?
Санька, старательно глядя исподлобья, задавал глупые вопросы. Но наконец начали играть: кидали монетки, опускаясь на колени, замеряли, растягивая пальцы, расстояние до монеток. Санька изображал восторг, шумно радовался успехам, даже хлопал в ладоши, а сам примечал: да, играл Цукер мастерски, монетки слушались его как дрессированные. Приходько казалось, что у него получается скрывать свои умения, к тому же он для затравки сначала спустил, копеечка за копеечкой, аж семьдесят, потом потихоньку, как будто случайно, отыграл пятьдесят.
Однако тут Цукер так ловко уложил свою монету на Санькину, что долг сразу вырос! Приходько, даже будучи уверенным в себе, начал дергаться, что вот-вот денег не хватит, – и снова проигрывал. Как вдруг с возмущением заметил, что Цукер мосластые свои пальцы как будто до конца не разгибает и до монетки не дотягивается.
– Что ты делаешь? Я не стану играть!
– В чем суть? – хладнокровно спросил Рома.
– Ты что, подыгрываешь?
– Я? Тебе?! – с насмешливым удивлением переспросил тот. – С какого праздника? – Он поднял ладонь: – Видишь, цырлы до конца не разгибаются? Устали от работы, ну?
Сыграли еще. Санькин проигрыш балансировал вокруг рубля – плюс-минус десять копеек, – и он снова начал дергаться. А тут еще этот гад совершенно очевидно подтолкнул монетку к своему пальцу. Санька взвился:
– Ты что творишь, жулик? Думаешь, не вижу?
– Не угодишь тебе, – с бессовестной укоризной заметил Рома, – то подыгрываю, то жульничаю.
Теперь Санька смотрел в оба, чтобы ни-ни, ни на волос не подвинулась монетка: ишь, птица какая! И совершенно не замечал, как подергивается хитрый глаз Цукера. Потеряв бдительность, Санька уже особо не корчил из себя неумеху, бил довольно ловко, и, когда Санькин выигрыш перевалил за три рубля, Цукер решительно прекратил игру:
– Ша. Хватит дурачиться. Получи, – и отсчитал деньги до копеечки. – А теперь слушай. Я про твои невеселые дела знаю.
– Это откуда?
Рома поднял руку, требуя тишины:
– Я говорю. И пока интересуюсь знать, не стыдно ли амбалу играть в азартные игры, а не пойти ли подзаработать на поддержание штанов?
Санька снова попытался вставить слово, но Цукер снова сделал знак: молчи и слушай.
– В ночь назавтра у Трех вокзалов есть возможность немножко заработать, разгрузить вагон – мука, сахар, овес. Тебе овес нужен? – уточнил он.
– Лущеный? – с замиранием сердца переспросил Санька.
– Так.
Перед глазами замелькали радужные, до боли счастливые картины: сытые голуби, полные лари овса, синее небо, яркое солнце. И ни тучки на горизонте… исключая сомнения: нет ли подвоха в этом всем выходе, внезапно нашедшемся? Откуда этот ушлый Цукер так хорошо в его делах разбирается? Точно услышав его сомнения, Рома пояснил:
– Прекрати строить из себя мистера Икса. Про голубятню твою все знают, а я таки не вчера родился, знаю, как птички любят покушать. Маслов указал на тебя как на человека надежного, и Яшка.
Санька окрысился:
– Этот-то с какого боку?
– С самого непосредственного, – заверил, ухмыляясь, Цукер. – Нравится тебе или как, но он вникает и в наши дела, и во власть, свой человек в патруле комсомольском, – последнее слово он произнес по-особенному, цокая на буквах «с», потому оно зазвучало дурацки и издевательски.
Эта выходка Саньку успокоила. Нашлось-таки общее у них, он тоже перевоплощение Яшки и его новое положение воспринимал с издевкой и недоверием.
(Тут был еще момент личной обиды. Ведь когда он, Приходько, сунулся было со своей помощью к Марку Лебедеву, тот без церемоний послал: мал еще и псих. Подрастешь да успокоишься – тогда уж. Санька оскорбился.)
– Так что? Из десяти мешков один вам на двоих, – напомнил о себе Цукер.
– Тебе что за выгода?
– Мне – почет, уважение и возможность покомандовать, – подмигнул Рома. – Да просто одному в тягость, только спину срывать. Не дрейфь, с тебя никакого спроса, законно. Так делаем дело?
Санька решился:
– По рукам.
– Тогда до завтра, до вечера. Жду у палатки.
8
На следующий день погода испортилась.
Всю неделю ни облачка на небе, а тут под вечер собрались тяжелые тучи, обложили небо, начало громыхать. Одна капля шлепнулась, поднимая фонтанчик пыли, нагретой за день, вторая плюхнулась, шипя, на потрескавшийся асфальт.
