Об ущемлении прав остальных членов христианской общины не упоминалось. Потому что, как верно заметил мальчишка-посыл, были то сплошь рабы да изгои. Не было у них никаких прав по Правде. Так что и ущемлять было нечего. Княжий дружинник забрал семью и отправился в Детинец пировать, а его братья во Христе забились по щелям. Кто радуясь, а кто и печалясь, что не пришлось принять мученическую смерть и сменить тяжкую жизнь на вечное блаженство.
На следующий день булгарский священник крестил Серегина сына Артемием. Он был очень опечален случившимся, этот священник.
– Большой грех ты совершил, сын мой,– сказал он.– Но я тебе отпущу. Ибо не ведал ты, что творишь. Ты воин, и доля твоя – убивать. Но, ради Христа, проливай лишь ту кровь, какую пролить необходимо. И щади тех, коих можешь пощадить. Иди, сын мой, и не греши более!
Еще через день полочане уехали домой. Позже Серега узнал, что после их отъезда посадник велел взять булгарина и еще восьмерых христиан, на которых ему указали как на первых в общине, и утопить в двинской проруби.
Когда Духарев услыхал об этом, он сначала рассвирепел, а потом плюнул и выкинул все из головы. Плетью обуха не перешибешь.
Но насчет «меньшей крови» Серега не забыл.
– Хочешь уйти – уходи,– сказал он парсу.– Возьми коня и убирайся.
– Ты добр,– с иронией проговорил парс.– Я проведу с вами эту ночь. Можно?
– Как хочешь,– Духарев повернулся к нему спиной и пошел к своим.
Теперь парс не сбежит. Он осторожен, но… любопытен.
Глава двадцать вторая
Таган
Утром парс тоже уходить не захотел, ехал тихонько в хвосте, стараясь лишний раз варягам на глаза не попадаться. Если бы не Серега, его бы уже давно прирезали. На всякий случай.
До цели, сурожского городка Тагана, оставалось совсем немного.
Вскоре они увидели море.
– Солеварни у них стоят в лимане, а сам городишко – закатнее,– объяснял Машег.– Там море глубже, и лодьям приставать удобней.
– А народу много? – спросил Духарев.
– В смысле, воинов? Чего не знаю, того не знаю,– ответил Машег.
– Я там бывал семь лет назад – там уже ваши стояли. Совсем малая дружина. Копий пятнадцать, так, за порядком следить. Но могли и большую поставить. Это уж от того зависит, как с печенегами столковались. Ежели они дань и им, и Киеву платят, тогда большой дружины не нужно.
– А разбойники?
– А что разбойники? Это против орды не устоять, а так… У них же стены есть. И море. Они там рыбой промышляют: у каждого лодка. И не всякий разбойник на них напасть рискнет. Куркутэ – хан сердитый.
– Я слыхал, Игорь туда своих посылал,– вмешался Понятко.– Сколько – не знаю. Но не столько, чтоб от орды отбиться, это точно.
– А от тех, кто за нами идет?
– Если запереться – можно попробовать,– подумав, сказал Устах.– Их дюжины две, да мы. Попробовать можно, если стены крепкие.
– Но там же не только дружина, там ещё люди живут,– напомнил Духарев.
– Живут,– сказал Машег и засмеялся.
– Что ты смеешься? На стенах вполне могут помочь!
– Серегей! Думаешь, чернь таганская против степняков встанет? Ты чумаков видал? А в Тагане вообще оседлые живут. Такие одного печенега увидят – убегут без памяти. Хоть их дюжина, хоть дюжина дюжин.
– Ну, это ты загнул,– фыркнул Духарев.
Презрение кочевника к оседлым – дело известное. А городок – не чистое поле.
– Так или иначе, а нам в этом Тагане осаду держать ни к чему! – подвел итог Устах.– Сторгуем лодью, возьмем воды поболе и поплывем на полночь. Пусть-ка берегом за нами идут, а, Машег?
– Пусть идут! – хузарин ухмыльнулся.
– Что тут забавного? – не понял Духарев.– Думаешь, мы на лодье иль насаде, даже на хорошем ветру, обгоним всадника двуоконь?
– А хоть и не обгоним. Там берегом самое малое на шесть поприщ – ни ключа, ни колодца.
– А-а-а…
– А вот что мне не нравится, так этот дымок,– пробормотал Устах.
Из-под ладони он пристально изучал линию горизонта.
– Какой дымок? – спросил Духарев, щурясь от солнца.– Не вижу.
Когда-то Серега полагал, что у него превосходное зрение: по две единицы в каждом глазу. Мастер спорта по биатлону как-никак. Но по здешним воинским меркам зоркость его считалась – так себе. Средненькой.
– Я тож вижу,– подтвердил Понятко.– Чтой-то там горит, не иначе.
Варяги переглянулись. Неужто пожар?
Все трое поглядели на хузарина.
– Не боись,– успокоил тот.– Гляньте туда!
Три головы повернулись в указанном направлении. Примерно в двух сотнях шагов от дороги пасся табун тарпанов, диких степных лошадок.
– Ну и чё? – спросил Понятко.
– Эти бегучий огонь всегда чуют,– пояснил хузарин.– Раз травку щиплют, значит, не степь занялась, а что-то другое.
– Может, городок горит? – предположил Духарев.
– Может,– согласился Устах.– Наддадим?
– А смысл?
– Может, помощь требуется? Только что ведь занялось.
– Откуда ты знаешь? – спросил Духарев.
– Я б раньше заметил. Ну?
– Какая от нас помощь? – фыркнул хузарин.– Неполный десяток…
Оба поглядели на Духарева. Сергей подумал, оглянулся назад…
Вообще-то Машег был прав. Их всего девять. С другой стороны…
Он остановился, развернулся. Отставшие воины подтянулись к вожакам.
– Там дым,– сказал Духарев, махнув в сторону горизонта.– Возможно, это горит Таган-городок. Смените лошадей, пойдем быстро.
Это был приказ.
– Ты! – бросил Сергей к парсу, скромно остановившемуся поодаль.– Уходи!
Щербина скорчил рожу, показал, будто режет горло. Остальным освобождение чужака тоже не понравилось, но Серега передумывать не собирался.
– Давай, давай, двигай! – крикнул он.
Парс развернул лошадку и поехал прочь.
– Копченым не попадись! – крикнул ему вслед Понятко.– Закоптят на колбасу!
– Какая из него колбаса! – фыркнул Мисюрок.– Мослы на похлебку!
– Всё, тронулись! – скомандовал Духарев и повел свой маленький отряд навстречу приключениям. И даже не вспомнил о знаменитом мальчике с гаечкой вместо пупка. Том самом, у которого из-за любопытства попка отвалилась. Что поделаешь, такой характер!
Городок Таган стоял там, где земля широким мысом выдавалась в море. Со стороны суши его окружал земляной вал. Над валом поднимался черный копотный дым. Здешние дома строили из глины, крыли соломой. Соломенные крыши вспыхивали, как порох. Но город еще не горел. Горела укрепленная башня у самого моря. Городские ворота были распахнуты. Не разбиты, а просто распахнуты. Не похоже, что их брали с боем. И трупов у ворот не было.
Черный дым поднимался над башней, пачкая синий прозрачный воздух.
– К бою,– скомандовал Духарев.
Варяги проверились. Мисюрок вынул из сумы пегого песика, сбросил на землю:
– Гуляй!
Песик тут же ушмыгнул в траву. После драки он их найдет. Если будет – кого.
– Ну-у-у…– протянул Серега, глядя на узкую улочку, лежавшую за воротами.– Ну-у-у… Айда!
Варяги разом сорвались с места, влетели в ворота и понеслись между домами без окон, между глиняными заборами. Поворот, еще один…
И навстречу им, с визгом, вылетели печенеги. Не меньше дюжины.
Сшиблись мгновенно. Сергей левой рукой перехватил скользкую от крови печенежью пику, рубанул с правой, уклонился от сабли, сам ударить не успел – Пепел прянул в сторону, и третий степняк тоже не достал, пронесся мимо… Прямо под удар Устаха. На узкой улочке, в рукопашной, степнякам пришлось туго, несмотря на численный перевес. Машег и Понятко, заменивший Рагуха (с Рагуховым же, хузарским, запасным луком, оставшимся в общем припасе) в уже отработанной боевой схеме, врукопашную не полезли, били стрелами. Остальные прикрывали их клинками. В одном варягам повезло: колчаны печенегов были практически опустошены.
Духарев просек еще одну кожаную шапку, левой рукой перехватил сулипу, которую хозяин метнул в кого-то еще, – и вогнал ее в шею степняка, вознамерившегося попортить пикой спину Сирки Чекана, пока сам Сирка зажатым в левой руке боевым кистенем радикально изменял внешность другого печенега.
На Серегу тут же налетели двое. Он поймал основанием клинка сабельку противника справа. Противник слева, выпучив глаза, встал в полный рост на коротких стременах и вознамерился полоснуть по Серегиной шее. Духарев пригнулся – и клинок печенега переломился, ударившись о навершие Серегиного шлема.
Печенег затряс ушибленной рукой… И взвыл. Пепел цапнул его за бедро.
А противник справа уже валился с седла. Черенок стрелы торчал у него из-под мышки.
Поднятая копытами мелкая белая пыль лезла в глаза, щекотала ноздри.
Укушенный куда-то пропал, его сменил здоровенный степняк, вооруженный длинным копьем. Кровь на наконечнике была совсем свежая, и это привело Духарева в ярость. Он поднял Пепла на дыбы и рубанул сверху, в полную силу. Степняк прикрылся щитом, но легкий печенежский щит против варяжского меча не тянул. Дарёный клинок просек щит, как картон, прорубил запястье и смел печенега под копыта…
