– Это не я,– буркнул Халли, угадав, о чем думает Сергей.– Это ее отец в ратном деле наставлял. Сыновей у него не было, вот что. И нечего пялиться, понял? У тебя жена есть, варяг?
– Есть,– кивнул Духарев.– В Полоцке оставил.
Это прозвучало укором нурману, и тот стал еще мрачнее.
– Ты, варяг, думай что хочешь,– проворчал он,– а просьбу мою исполни. Ежели меня убьют, позаботься о ней, как о своей позаботился бы. Ну, обещаешь?
– Да,– ответил Духарев.– Позабочусь. Если тебя убьют.
– Ты Перуном своим поклянись! – потребовал Халли.– Поклянись, что примешь ее на свою честь, как собственную жену! Когда меня убьют…
Сергей развернулся к нему…
Кто-то из печенегов, видно, поймал движение и выпустил стрелу. Духарев дернулся в сторону, но стрела в бойницу не попала, расщепилась о стену.
– Слушай, нурман! – процедил Сергей.– Я тебе обещал? Обещал. Мало тебе моего слова?
– Ладно, ладно,– Халли успокаивающе поднял ладони.– Хватит и этого. Варяжское слово крепкое, то мне ведомо.
– Вот именно! – Духарев не глядел на него, наблюдал за крышами.
Нурман посидел еще немного, затем полез вниз. Ясно было, что поднимался он именно ради этой просьбы.
Нелегко нурману просить о чем-то варяга. Да еще чужого варяга. Да еще – зарезать собственную жену.
Серега его понимал. Но не сочувствовал. Не будь нурман таким хреновым командиром, не оказался бы в такой заднице. А сколько народу из-за него побило!
«А я? – подумал Духарев.– Чем я лучше? Привел ребят в мышеловку. Объехали бы стороной – все бы обошлось».
Обошлось бы. Вот только надолго ли?
Среди печенегов наметилось какое-то шевеление. Похоже, смена караула. По поводу обеда, вероятно. А Духареву есть совсем не хотелось. От жары, наверное. И аппетит пропал, и некое разжижение мозгов наступило. То ли в сон клонит, то ли еще куда-то…
Так, в башне тоже смена стражи. Халли занял место одного из бойцов, а боец отошел в сторонку… и присел на корточки. Так-так-так! Теперь мы точно знаем, кто тут боец, а кто… боячка!
Вероятно, от жары, мысли Сергея зашкалило в область иронической фантастики.
В сложившейся ситуации тут же отыскались положительные моменты. Например, будь у печенегов гранатомет… С другой стороны, будь у Духарева рация, а километрах в шестидесяти – небольшой аэродром… Мысленно представив, как пара вертушек поливает крыши из всех стволов, Серега получил даже некоторое удовольствие.
На площадку опять забрался Халли. Выглянул осторожно.
– Тихо?
– Угу.
– Твоих не видать?
– Пока нет.
– Воды хочешь?
– У меня еще есть.
– На. Холодная, из колодца! – нурман протянул Духареву собственную флягу.
Духарев машинально взял, глотнул. Кайф! Действительно, холодная…
И тут он сообразил. И уставился на Халли.
Прозрачно-голубые глаза нурмана глядели очень серьезно. Еще бы! Нурман. Дал. Варягу. Свою. Воду.
– Спасибо! – Духарев протянул флягу хозяину, и тот тоже отпил, завершая обряд.
То есть все совсем серьезно. И теперь, по их нурманскому обычаю, Халли уже не имеет права выпустить Сергею кишки только на том основании, что нурману приглянулся Серегин доспех.
– Слушай,– сказал Духарев.– А ромеи не могут перетащить свою огнеметную машину на сушу?
– А кто их знает, это отродье Локи? – пожал плечами нурман.– Если могут, то мы обязательно об этом узнаем! – Он засмеялся. Потом предложил: – Спустись вниз, Серегей,– там прохладней. А я посторожу сверху.
– А как у тебя с этим? – спросил Духарев, похлопав по спинке лука.
– Зайца подстрелю,– сказал Халли, но в голосе его не было уверенности. Стрельба из лука никогда не была сильной стороной нурманов. Сулицу метнуть – это да! А лук…
– Лучше я сам,– сказал Сергей.– Стрел, видишь, почти не осталось.
Тут нурман оживился.
– Сейчас я добуду тебе стрелы! – заявил он и, топоча сапогами, сбежал вниз.
«Черт! – подумал Духарев.– Сейчас учудит что-нибудь!»
И точно.
Спустя пару минут Халли протиснулся между своими и выбрался наружу. В одной руке – меч, в другой – даже не щит, а какой-то мешок паршивый.
– Эй, копченые! – взревел нурман по-славянски.– Кто – на честный бой!
Печенеги отреагировали мгновенно и именно так, как мог предположить любой, кто их хоть чуточку знал: тут же осыпали наивного храбреца стрелами.
Сергей со своего места не мог видеть, что происходит прямо под ним. И большинство тех, кто стрелял, тоже были вне его сектора. Зато он очень отчетливо слышал звяканье, с каким стрелы бьются о железо. И еще – глухие удары – когда наконечники вонзаются в то, что помягче металла и дерева.
«Отморозок!» – сердито подумал он и тут увидел, что какой-то особо храбрый печенег на крыше, встав на колено, натягивает лук.
«Храбрец» успел-таки выстрелить, но только один раз. Последний. Серегина стрела воткнулась степняку в грудь и, вероятно, попала в кость, потому что печенега опрокинуло на спину. Нормальный вариант. Это только в американских вестернах подстреленный негодяй картинно наклоняется вперед и так же картинно падает с крыши. Реально же, что пуля, что стрела лупят будь здоров. Серега не раз видел, как пущенная из хорошего лука стрела выносит всадника из седла.
А стрельба между тем закончилась.
– Эге-гей! – очень довольный Халли пританцовывал уже внутри башни и тряс истыканным стрелами мешком. Вот тебе и отморозок! Молодец, нурман!
Через пару минут Халли уже карабкался наверх, к Духареву.
– Ну, варяг? Вот так вот, варяг! Как тебе, а? – Он высыпал под ноги Сергею целую охапку стрел. Доволен, как ребенок, первый раз проехавший на велосипеде.
– У тебя кровь на ноге,– заметил Духарев, перебирая стрелы. Те, которые считал ненадежными, он откладывал отдельно.
– Кровь? Да, кровь. Я же не берсерк,– пренебрежительно отозвался Халли.– Пустяк. Уже не течет.
Печенеги совсем притихли. Гридни, вернее, один гридень и одна нурманка, тоже расслабились: сидели на земле, подперев щиты копьями. Будь это его воины, Сергей за такую халатность в несении караульной службы дал бы хороший втык. Первая же стрела опрокинет подобную конструкцию на раз. А вторая прикончит «конструктора».
Но здесь командовал Халли. И степняки больше не стреляли. Пляска смерти, которую только что откаблучил нурман, вероятно, произвела на них впечатление.
В общем, жить можно. Если бы не жара.
– Слушай, Халли, в колодце воды много?
– Нам хватит.
– А ополоснуться?
– Хо! – оживился нурман.– Холодной водичкой? Давай! Ты предложил – ты первый.
На этот раз Духарев не стал спрашивать, хорошо ли нурман владеет луком. Быстренько сбежал вниз, быстренько скинул с себя все, зачерпнул ведерко – и горстями, горстями… Вот это был кайф!
Серега не сразу заметил, что стал объектом пристального внимания. Нурманка и не представленный Духареву гридень пялились на него с нескрываемой завистью.
Духарев подмигнул нурманке, чумазой не меньше, чем ее муж, натянул рубаху, портки, подкольчужник и вылил на себя еще одно ведерко. Доспехи не проржавеют. Один умелец в Переяславле покрыл Серегины панцырь и кольчугу хитрым оружейным лаком.
После «купания» вновь возродился аппетит.
– Снедь у вас где? – спросил он.
Гридень кивнул на кожаную сумку. В сумке оказались вяленая рыба, яйца и относительно свежие лепешки.
Набрав продуктов питания, Духарев полез на свой боевой пост.
– Вторая смена,– сказал он нурману.
Халли спустился вниз. И устроил яростную выволочку расслабившимся подчиненным. Затем добавил еще кое-что по-нурмански, персонально для жены. Что именно, Серега не понял, поскольку так и не научился толком разговаривать на языке нурманов. Способности к языкам у Духарева всегда были посредственными. Его знания старонорвежского ограничивались сотней слов, половина которых была оскорбительного содержания.
Из ответа нурманки он тоже не понял ничего, кроме дюжины ругательств, адресованных, вне сомнения, мужу. Халли прорычал в ответ нечто совсем неуважительное об отце нурманки. Та не осталась в долгу.
«Мать вашу! – сердито подумал Духарев.– Вот только семейного скандала нам здесь не хватает!»
Но гнев его улетучился, когда он вспомнил свою Сладу. Вот его жена никогда не устраивала сцен. Ну, почти никогда. И никогда не спорила, если видела, что Сергей уже принял решение. Хотя (это Духарев должен был признать) и он почти никогда ничего не предпринимал, не посоветовавшись со Сладой. Такой обычай среди варягов не поощрялся, но даже Серегины друзья, включая и самого полоцкого воеводу Гудыма, не гнушались при случае поговорить с Серегиной женой.
А внизу перепалка разгоралась. Голосок у нурманки оказался зычный, под стать мужнину, разве что позвончее. Интересно, что думают печенеги, слыша эти вопли?
Внезапно раздался глухой удар, и звонкий голосок нурманки оборвался на полуслове.
Сергей глянул вниз, опасаясь, что дискуссию прервала печенежская стрела. Но все оказалось благополучней. Нурманка, согнувшись, ловила ртом воздух, а Халли, отобрав у нее щит, занял место у входа. Тяжелая у него, однако, рука, если вспомнить, что на нурманке – пластинчатый панцырь.
