поисках одобрения за свою прилежность и страстность. Руки сами легли на голову Валерии, но возмездия за такую вопиющую фамильярность не последовало. Шумное дыхание и вырывавшиеся слова восхищения не задевали ту, что была сегодня вместо возлюбленной. Так прошла минута, и Арсений, сдерживавшийся изо всех сил, почувствовал, что достиг своего предела. Валерия тоже это почувствовала. Она резко прервала акт, вскочила на ноги и, крепко обхватив лицо парня руками, пронзила его взглядом. Голова Кожухова заболела, словно потоки холодного воздуха проникли через его зрачки внутрь и теперь обстоятельно копошились в мозгу. В глазах зарябило, мир стал зыбким и расплывчатым. Он потерял сознание.
Но не совсем.
***
В своём сне Кожухов интенсивно – куда бодрее, чем обычно – занимался сексом с Алёной, слегка надавливая пальцами на её шею.
«Я люблю тебя, – громко шептал Арсений, усиленно работая тазом сквозь лёгкую боль, – люблю, люблю, люблю…» Лицо возлюбленной приобрело недвусмысленное выражение: глаза закатились вверх, губы расплылись в глуповатой улыбке, язык свисал, как у собаки. Задыхающийся смех с нотками безумия перемешивался с собственными воплями Арсения и звуками фрикций. Вдруг сквозь эту какофонию до сознания донёсся неожиданно низкий стон, и безумное лицо Алёны перетекло в сдержанное лицо Валерии.
Вспышка света. Темнота. Когда она рассеялась, Арсений осознал себя вдавливаемым лицом в подушку. Челюсть болела; ударь Валерия чуть сильнее – сломала бы ему сустав или выбила несколько зубов. Руки и ноги развели в стороны и зафиксировали – не иначе как «истуканы» всей своей массой навалились на его голени и запястья. Но и это, и ушиб, и давление на носовой хрящ показались лёгким дискомфортом, когда нечто проникло в него сзади. Это была пародия на половой акт, сопровождавшаяся хрипом и сдавленными криками Арсения. Вскоре он смог ощутить оставшиеся элементы картины: в плечи вцепились тонкие пальцы, по лопаткам скользили пряди длинных волос, в спину то и дело упиралась женская грудь, а о ягодицы бился пластмассовый щиток.
Теперь Кожухов всё понимал. Из глаз хлынули слёзы. Сдерживать всхлипы было невозможно.
Валерия остановилась и прильнула к Арсению всем телом. Он ощутил её дыхание кожей.
«Ты будешь моим», – шёпот, казалось, не слетал с её губ, а звучал прямо в голове. Язык фурии тем временем скользил по уху и щеке парня, а руки – по бедру и ягодицам.
Ещё одна вспышка, и Кожухов очутился в сухой ванне, а над его головой нависла Валерия. Женщина наконец была возбуждена, её шумное сопение и участившееся дыхание выдавали это.
«Зажмурься!» – прохрипела она и вцепилась любовнику в волосы. Интуиция мигом подсказала, что будет дальше. Едва парень успел зажмуриться и задержать дыхание, как на его лицо обрушился поток мочи. Струя смещалась, так как Валерию слегка потряхивало – то ли от холода, то ли от удовольствия. Закончив, она пригнулась к нему. Он трясся от холода и обиды, глядя в по-прежнему бледное и безэмоциональное лицо, лишь в зеркале души теплилась жизнь, теплились какие-то эмоции. Две пары глаз смотрели друг на друга; взгляд, исполненный укора: «За что ты так со мной?» – едва ли задел волчье сердце. Валерия бросила брезгливый взгляд на тело Арсения, с которого в ванну стекали жёлтые ручейки, лишь на мгновение.
Мир в очередной раз поплыл перед глазами страдальца. С новой вспышкой он обнаружил себя, безучастного, на том же месте, где и начались его мытарства: перед кроватью клиентки-извращенки, которая сидела тут же, перед ним и сцеживала его сперму в невесть откуда взятую стеклянную колбу…
Арсений не помнил, как оделся, добрался до метро и доехал до Алёны, но зато хорошо помнил их встречу. Она открыла дверь и вскрикнула. Её возлюбленный не выглядел так подавленно со дня сокращения. Что случилось, он, само собой, не рассказал. Девушка видела, что он хотел быть рядом с ней, хотел, чтобы она его утешила, успокоила, сказала, что всё будет хорошо, но стоило лишь открыть рот, как Арсений шарахался от неё. А ещё она постоянно принюхивалась, ловя себя на мысли, что его запах изменился; он больше не пах так, как пахла пижама, которую она когда-то присвоила. Это был запах другого человека. В сердце девушки закрались подозрения.
***
В ночь перед третьим визитом Арсению приснился сон. Он прогуливался с Алёной по весеннему парку. Они были не одни. Двое ребятишек – мальчик и девочка – возводили песочный замок под ветвями яблони; ещё одна девочка – рыжеволосая младшеклассница – кружилась в некоем подобии танца вокруг другой, постарше, а та со смехом наблюдала за плясуньей. За всем этим выводком со скамейки приглядывали взрослые: женщина, переводящая взгляд с одной парочки на другую, и мужчина, держащий на коленях, словно ещё одного ребёнка, тряпичную куклу. Та уставилась немигающим взглядом чёрных пуговиц на попрыгунью и смеющуюся акселератку.
Алёна, в просторном платье в горошек, радостно улыбнулась Арсению, и он, обуреваемый счастьем, которое не требовало слов, но было очевидным для них обоих, рухнул на колени и обнял выпирающий живот возлюбленной. Алёна положила ладони ему на затылок. Тихо смеясь, Кожухов притянул одну из них к лицу, чтобы прильнуть к тёплым и заботливым пальцам.
Он почувствовал, что с пальцами что-то не так: они холодные и неприятные на ощупь. Смутившись, Арсений попытался подняться, цепляясь за платье в горошек, но его место занял белый банный халат. Чувствуя подступающий ужас, он поднял глаза. Вместо чудесной коричневой косы на плечах Алёны покоились распущенные волосы цвета вороньего крыла, а вместо добродушных карих глаз на Кожухова смотрели светло-серые зеркала чёрной души, единственные очаги эмоций на мрачном и бледном лице.
6
Не прошло и пяти секунд с момента, как Лиза захлопнула дверь, в оконное стекло постучали вновь. Но уже не камушками, а костяшками пальцев. После едва закончившегося «спектакля» и усиленной работы с мрамором, крови в теле осталось совсем мало. Перестав поддерживать румянец щёк и влажный блеск губ, Червонная Королева пулей бросилась освобождать стол от посуды, а саму её – перемывать и прятать в выдвижные ящички.
– Иду, иду!
Когда ручка была повёрнута, окно медленно открылось. Из-за ставней показалась костлявая ладонь, такая же ступня осторожно опустилась на пол. Каждое движение визитёра сопровождалось хрустом и щелчками, напоминающими кваканье жаб на болоте. Перед приоткрытым окном возникла высокая костлявая фигура, одетая то ли в саван, то ли в заношенную до дыр ночную рубашку. За спиной у неё висел увесистый свёрток.
– Я не ждала тебя, но… – Лиза жестом пригласила неживую располагаться. Алиса хотела буркнуть что-нибудь
