И вдруг – письмо. Никак прочитал о себе и задело?
Катюша!
Как я понял из первых строк твоего произведения, между нами «все порвато, поломато и тропинка затоптата». Хотя, тебе может это показаться странным, я все еще считаю тебя своей сестрой. Только с тараканами в голове. Не обижайся.
Перебиваю в самом начале. Итак, он «считает меня своей сестрой». Какая честь! И какая новость! А уж это обращение «Катюша», видимо, должно было вызвать у меня слезы умиления. Еще бы: все детство была у него дурой, а не Катюшей, и слышала в свой адрес только «а пошла ты!» и «заткнись!», а тут вдруг такая нежность…
Я 25 лет отдал медицине и очень хорошо в ней разбираюсь, в том числе и в психиатрии (прошу обратить внимание на это утверждение – так себя оценивает только он сам; да, каким был брат самоуверенным наглецом, таким и остался. – Прим. автора). И мне ужасно жаль, что ты, похоже, веришь в то, что написала. Честно скажу, прочитать целиком «Мама, не читай» у меня запала не хватило, и все-таки я увидел достаточно. А что не увидел, мне пересказали с большей или меньшей степенью возмущения другие. Но, милая дурочка, это все фигня. И я даже не возмутился, а как врач тебя пожалел.
Ты можешь сколько угодно выдавливать слезу из читателя и заставлять его пускать слюни от мусоления интимных фактов семейной биографии, но вопрос не в этом. А в том, действительно ли ты так думаешь или просто хочешь всем доказать, что ты стоящий литератор. А может, и посильнее своей мамы, только непонятый и непризнанный. А это, извини меня, возрастная болезнь, которая должна была у тебя пройти к 30 годам.
Хуже дело, если ты на самом деле веришь, что пишешь правду или то, что считаешь правдой. Я не собираюсь с тобой дискутировать и оспаривать упоминаемые тобой факты. Я только напомню тебе, как взрослому человеку, что правда никогда не бывает черной или белой. Она всегда серая. И, бог ты мой, как много ты не знаешь про нашу семью и уж тем более про то, что было до твоего рождения! Но и это все фигня. Так же, как и драматизация тобой своего собственного образа. Играть роль обиженного и несчастного всегда уютно и удобно. И не будет конца доброхотам, готовым проявить сочувствие. Особенно если это не требует никаких усилий.
Но мне хотелось бы рассказать тебе одну медицинскую историю. В Штатах, да и в Израиле до настоящего времени остается популярным психоанализ, в основе которого лежит скрупулезное изучение жизни и детства пациента ради благородной цели выявления психотравмирующих ситуаций, ставших триггером тех или иных личностных нарушений. И огромное количество дураков ходят и платят большие деньги психологам в надежде, что те помогут преодолеть им житейские трудности. Но есть проблема. Оказывается, в Штатах регулярно подается немалое число исков против психологов и психиатров. Потому что вдруг выясняется, что, оказывается, поведение в прошлом пап, мам, братьев, дядьев или то, что они выпивали, никак не объясняет и не решает проблему человека, а установление фальшивой причины психической травмы только разрушает нормальные семейные взаимоотношения. Психоанализ, он хорош для убогих, которым просто нужно какое-то оправдание своему характеру, но чем более образован человек, тем труднее понять, что же ему мешает, почему он пьет или пытается покончить жизнь самоубийством.
Человек сам выбирает себе судьбу. Она может нравиться или нет, но винить в ней некого. Слава богу, мы уже давно не рождаемся рабами. Мы становимся ими по собственному выбору.
А ты, Катюша, рассказала классическую историю из кабинета психолога: доминантная мама, злоупотребление алкоголем в семье, sexual abuse[2], заброшенная нелюбимая дочка. Я не знаю, посещала ли ты когда-нибудь сеансы групповой терапии, но с этим номером ты могла бы быть там звездой. Ну, просто все как по учебнику. Аналогичную историю ты можешь прочитать у Ярослава Гашека в книге про Швейка. Там в одном из эпизодов фигурирует солдат, симулирующий сумасшествие и ссылающийся на тяжелую наследственность, чтобы не идти на войну. Но я снова повторяю, мне стало тебя жалко. И боюсь, что лечение психиатров, которое ты, по моей информации, проходила, закодировало тебя на то, чтобы смотреть на свою жизнь под таким углом. Но, если тебе стало легче от того, что ты обвинила всех в собственной несостоятельности, бог тебе судья. Я слишком долго был доктором, чтобы не понимать, что главное, чтобы пациенту было хорошо.
Вот и все, Катюша. Мир намного сложнее, чем проблема, фотографировалась с тобой в детстве мама или нет. Есть знаменитая апория Зенона о том, что Ахиллес никогда не догонит черепаху. Каждый раз, когда он пройдет какое-то расстояние, черепаха тоже успеет подвинуться вперед, а так как процесс дробления на малые промежутки бесконечен, значит, Ахиллес так и не догонит это пресмыкающееся. Ты, Катюша, поделила свою жизнь на мелкие эпизоды и по каждому предъявила счет. А в совокупности за деревьями не увидела леса.
То, что наши с тобой родители законченные эгоисты, которые уютно прилепились друг другу и так и живут, я понял на много лет раньше, чем ты. И то, что им дети не нужны, мне известно давно. Не ты конкретно, как ты ошибочно предполагаешь, а никто. Ни ты, ни я. Я для них просто в какой-то момент был очень удобен, чтобы мною погордиться, но не более того. Поэтому, кстати, я, как только смог, из семьи и ушел. Но ты все-таки дура, если думаешь, что нас с тобой не любили. Своей эгоистической любовью, но любили. И ты вдвойне дура, если думаешь, что я не любил тебя. Ты даже не представляешь, сколько раз я защищал тебя от нападок. Только тебе об этом не известно.
Ладно, Катюша, живи, как считаешь нужным. Только чаще вспоминай, что нужно быть еще и справедливым.
Немножко очухавшись от менторской наглости братца, я ответила ему.
Первое. Если ты хочешь хоть как-то общаться, никогда больше не смей называть меня дурой. Я достаточно наслушалась этого от тебя в своей жизни. Я больше не та нелепая девочка, с которой можно было так обращаться, забудь об этом. Твоя родственница Коварская тоже начала свое письмо с трамвайного хамства… Что ж, я никогда не заблуждалась по поводу вашего культурного уровня, но со мной будьте любезны держать свое хамство на приколе.
Пауза для разъяснения. Буквально за несколько дней до «явления» братца ко мне через Сеть заявилась жена моего кузена. О них обоих я коротко упоминала в своей книге, кстати, без единого дурного слова. Но Елена Коварская (на сей раз я указываю настоящее имя родственницы) вылезла из глубин Интернета сразу с хамством, как будто имела на это хоть какое-то право. Она, знавшая меня прежней, т. е. безответной тихоней и рохлей, рассчитывала на безнаказанность атаки. Эта отнюдь не близкая мне родственница и не подруга, ничтоже сумняшеся, решила читать мне мораль и учить жизни, перемежая свои нотации откровенной бранью, за которую от меня нынешней в реальном мире схлопотала бы по физиономии. В электронном пространстве я ограничилась коротким ответом, который, однако, быстро охладил пыл «наставницы». Она почти извинилась и ретировалась. Надеюсь, навсегда. Но вернемся к моему ответу брату.
Второе. Скажи, ты на самом деле считаешь, что до сего дня между нами было «не порвато»? Вспомни, братик, про свой последний приезд в Москву: ты виделся с моим бывшим и его бабой, но даже не подумал позвонить мне. Ты считаешь меня сестрой? Ой ли? Часто ли ты вспоминал о своей сестре за последние 20 лет? Ты мне можешь сказать, что и я о тебе нечасто вспоминала, но, согласись, инициатива «необщения» всегда исходила от тебя с Лерой (женой брата, в книге я ее назвала Мурочкой, но брат раскрыл настоящее имя, об этом рассказ впереди. – Прим. автора). И изначально уехали вы. Если помнишь, я рыдала в день вашего отъезда. Вы хохотали, как всегда, весело и, как всегда, самодовольно. А я тогда уже была больна, и мне было очень-очень плохо…
Что ты вообще обо мне знаешь? Какие мы, к черту, брат и сестра, смешно, ей-богу…
Сделаем еще одну паузу для объяснения. Еще в детстве мой мозг заблокировал воспоминания о «небратском» ночном поведении Сашки в нашей комнате. Очень хорошо помню, что в моменты, когда в памяти вдруг возникали эти картинки из прошлого, я будто проваливалась в самый страшный ночной кошмар, в котором выжить просто невозможно! Мне хотелось кричать… И в голове происходила какая-то вспышка, останавливающая эти воспоминания, словно кто-то нажимал на кнопку «стоп». Видимо, срабатывал некий предохранитель, чтобы я, обезумев от ужаса, не совершила чего-то непоправимого. В общем, я будто бы забывала. Но именно – будто бы…
Разблокировка произошла много позже. Тогда же брат с женой и маленьким сынишкой, которого я обожала, были неотъемлемой частью моего мирка. Поэтому их отъезд означал для меня разрушение устоявшейся целостной картины бытия, жизни, может, и не комфортной, но привычной.
